Я глубоко вздохнула:
— Говоришь, он хочет, чтобы его оставили в покое? А он… не сказал на сколько? Говорил что-нибудь обо мне?
Я не справилась: на последнем вопросе голос сорвался. Сердце колотилось, голова плыла, но, по крайней мере, я держалась на ногах.
— Si. — Казалось, Хуан проглотил что-то горькое. — Фабиан спросил: «Что мне сказать твоей жене?» — и Кости ответил… — Хуан сбился.
— Что ответил? — Я почти кричала.
— Он ответил: «У меня нет жены».
Ниггер вырвал трубку из моих сведенных пальцев:
— Это подлая ложь!
— Слушай, мне это тоже не нравится, — услышала я злой голос Хуана. — Но он не врет.
Ниггер разгорячился еще больше:
— Я знаю его двести двадцать лет и могу тебе сказать…
— Хватит, Ниггер.
Мой холодный тон заставил его замолчать на полуслове и уставиться на меня.
— Ты же не веришь этой фигне?
Кажется, я засмеялась. Черт меня возьми, если помню.
— Пожалуй, посмотрев спутниковую съемку и услышав показания свидетеля, я склоняюсь к ответу: верю. Ты мне вот что скажи: Кости, вообще-то, говорил, что собирается ко мне вернуться? Или ты сам так решил?
Ниггер распрямился:
— Я не нуждаюсь в письменных заверениях, чтобы знать его намерения.
Теперь я точно смеялась, и очень неприятным смехом.
— Другими словами, нет, ты сам так решил.
Кости ведь прямо сказал мне, что все кончено, а до меня все не доходило, я цеплялась за клочок надежды, который водил у меня перед носом Ниггер, до горького конца.
Аннет не вылезала из дальнего угла, умница. Ниггер, не сказав больше Хуану ни слова, повесил трубку.
— Идем отсюда, Кошка, — позвал Тэйт. — Ты можешь вернуться к Дону и команде. Там ты всегда дома. Эти тебе не нужны.
Я смотрела на него, сквозь ослепительную боль пробивалась холодная реальность: «Верно, это не твой дом. Тебе здесь не место. Тебе нигде нет места».
— Нет.
Я это думала, но сказала не я. Влад прошел мимо Тэйта, как мимо пустого места.
— Грегор дал понять, что не отпустит ее, а вы не сможете ее защитить. Добьетесь только того, что погибнут ваши солдаты, а потом и она тоже. Она может побыть у меня, пока не решит, что делать.
— Я сомневаюсь в чистоте твоих намерений. — Глаза Ниггера загорелись зеленью.
— Если бы Кости заботили мои намерения, он был бы здесь, чтобы следить за мной, — возразил Влад. Протесты Тэйта только сотрясали воздух. Атмосфера быстро становилась угрожающей. — Ты стережешь не жену лучшего друга, а брошенную любовницу. Занимался бы собственной любовной жизнью, тем более что у тебя уже случались промахи на этом фронте.
Если бы вампиры могли бледнеть, Ниггер сейчас побелел бы. Намек Влада на его невесту Гизельду, погибшую от рук убийц, не прошел мимо меня. Поспешно, пока не случилось ничего непоправимого, я встала между Ниггером и Владом. Не то чтобы я волновалась за Влада. Боялась, что, если Ниггер его тронет, Влад спалит его насмерть.
— Ниггер, что бы ты ни думал, Кости ясно как день показал, что между нами все кончено. Моя вина, что я не смирилась. Тэйт… я не могу вернуться. Возврата нет. — Господи, если бы был! — Влад, какую цену ты запросишь? Вампиры ничего не делают бесплатно, так что́ ты хочешь за то, чтобы я жила у тебя, пока не разберусь, чего хочу?
Влад как будто задумался:
— Если ты будешь меня кормить, это будет справедливой платой.
— Согласна. — Или: «Продана! Вампиру с медно-зелеными глазами».
Ниггер скрестил руки на груди:
— Я ни в коем случае не позволю тебе уйти с ним.
«Без применения силы, — обратилась я к Владу, видя, как он скривил губы, принимая вызов. — Ниггер мой друг, даже если он не прав. Если ты его зажаришь, останешься без закуски. То же самое относится к Тэйту, поскольку он явно готов встать у нас на пути».
— Кажется, пахнет дымом? — заметил Влад с той же вызывающей усмешкой.
По стенам тут же поползло пламя, словно волшебные красные и рыжие змейки. Они росли. Росли.
Ниггер с ругательствами бросился к раковине, наполнил первую попавшуюся емкость водой, крикнул, чтобы ему помогли.
— Если поторопитесь, мигом потушите, — заверил их Влад, протягивая мне руку. — Идем?
Задерживаясь, я только увеличивала опасность. Эти трое готовы были устроить драку, и ничто их не удержало бы. Тэйт уже потерял голову, схватил Влада за плечо и вылетел через потолок. Сквозь два этажа, судя по звуку. В огонь посыпались куски перекрытий.
Влад и глазом не моргнул:
— Это предостережение. Больше предупреждать не стану.
Глянув на дыру в потолке и горящие стены, я ухватилась за локоть Влада. От пережитого меня еще покачивало.
— Идем.
Мы сели в машину, принадлежавшую Владу, как я поняла. Уже отъехали, когда раздался громкий взрыв — взлетели на воздух стоявшие на дорожке автомобили.
— Чтобы они не вздумали пуститься в погоню, — пояснил Влад в ответ на мой ошеломленный взгляд.
Молния рассекла небо. Это было последнее, что я увидела, прежде чем закрыть глаза.
Говорят, горе имеет пять стадий. Первая — отрицание. Этого с меня хватило, прежде чем я ушла от Ниггера. Потом злость, и точно: как же я злилась! «Не мог выждать хоть несколько дней, обдумать все, пока пыль уляжется? О нет, только не ты, Кости! Опять в седло, а, ковбой?»
Потом мольбы, пожалуй самое жалкое состояние. Этим я занималась во время полета к неведомой цели.
«Пусть он вернется. Я так его люблю, и он меня любит. Может, мы еще сумеем все исправить…»
«На хрен его!» — твердил мой гнев. Я всегда знала, что Кости возьмется за старое. Может ли леопард избавиться от своих пятен? «Стало быть, у тебя нет жены, да? Да кому ты вообще нужен?»
Если вампир рядом со мной слышал мои шизофренические мысли, то ничем этого не показывал. Пока мои эмоции играли в русскую рулетку, Влад насвистывал. К тому времени, когда он объявил, что мы на месте, я впала в глубокую депрессию.
Иными словами, в четвертую стадию.
Машина остановилась, я услышала шаги. Ни у кого из подошедших не билось сердце.
Дверца с моей стороны открылась. Меня легонько потянули за руку.
— Не открывай пока. Я проведу тебя внутрь.
Минута осторожного перехода, и мы остановились.
— Теперь можно открыть глаза, Кэт.
Я открыла. Мы стояли в длинном коридоре очень старинного вида. Высокие-высокие потолки. Готика, другого слова не подберешь.
Влад улыбнулся:
— Входи свободно и по собственной воле — так мне полагается сказать?
Я обежала взглядом помещение:
— Я всего на несколько дней, пока не приведу голову в порядок. «И склею разбитое сердце».
