Почему же слёзы всё бегут и бегут, а сердце разрывается от невыносимой боли?
Глава 13
Не помню, как добралась до своей комнаты. Слёзы слепили, ноги шли, подчиняясь лишь звериному инстинкту — добраться до логова и свернуться там в клубок от боли.
Я старалась, старалась внушить себе, что поступила правильно. Что приняла единственно верное решение. Но в этот раз дар самоубеждения мне отказал. Я всё глубже и глубже вязла в липкой паутине сомнений и горького отчаяния.
В моих покоях было темно и холодно. Я забыла закрыть окно, когда уходила.
Кое-как замёрзшими непослушными пальцами затворила ставни. Вспыхнул печальным одиноким огоньком магический шар под потолком. Ночной свет никогда не зажигается ярко из экономии, его так настроили создавшие его маги. Даже если захочу, не смогу сделать так, чтобы было светло. Даже этой малости не могу.
Я без сил опустилась на край постели. Действительно, твёрдая и слишком узкая. В его комнате было по-другому. Хотя и послам застелили в нашей традиционной манере, но всё же, видимо щадя их изнеженность, дали одеяла потеплее и положили несколько травяных циновок под них для мягкости, а не одну.
Себе что ли тоже ещё одну попросить…
Я зажала холодные ладони меж колен и устало посмотрела в темноту. Какой же длинный, бесконечный день! Наконец-то он закончился. Наконец-то всё это закончилось, как я и хотела.
Ведь именно этого я хотела?
Ночная тишина обступила меня, накрыла плотным пологом, будто в придачу к слепоте я ещё и оглохла. Я привыкла быть одна, меня никогда не смущало одиночество — скорее наоборот, я жаждала его, потому что в одиночестве ты в безопасности. Мне никогда не было скучно самой с собой, я всегда находила занятия, а вести внутренний диалог и предаваться спокойным размышлениям мне нравилось намного больше, чем думать над каждым словом и каждым шагом в присутствии других людей.
Вот и сейчас я пыталась нащупать внутри этот стержень, этот источник внутренней силы, который всегда поддерживал меня в моём таком уютном и желанном одиночестве. И не находила его.
Эта пустота стала для меня откровением.
Яростная, голодная пустота, которая пожирала изнутри. Как будто оторвали от меня что-то важное, и сама я не смогу залатать эти дыры, как не пытайся.
Не в силах больше усидеть на месте, я вскочила.
Спать точно этой ночью не смогу. Пока не отгорит проклятый рассвет, пока не почувствую — непременно почувствую, что сработал портал и его нет больше в моём мире… не смогу забыться сном.
Повинуясь внезапному порыву, я подошла к сундуку, села возле него на пол и откинула крышку.
Поверх вещей покоился кусок льда с вплавленным в него цветком… Я взяла его в ладони и всмотрелась в бесформенные очертания.
Ледяной куб уже наполовину растаял. Нежные лепестки на одном из стеблей поникли и увяли. А я так надеялась, что хотя бы это чудо пробудет со мной дольше…
Меня будто взорвало изнутри.
Я схватила жестокую ледышку и со всего размаху швырнула в противоположную стену.
— Почему-у?!.. — закричала я, бессильно глядя на то, как в мелком крошеве льда опадают на мою постель остатки того, что было когда-то прекрасным цветком.
А потом закрыла лицо руками и разрыдалась.
Очень скоро поняла, что если не сделаю хоть что-то прямо сейчас, то до утра просто не доживу. Пустота сожрёт меня, разорвёт на части, на кровоточащие обрывки.
Я вскочила и наспех утирая лицо, бросилась вон из комнаты.
Гаяни! Она меня утешит.
Не удивлюсь, если сестра с её чуткостью до сих пор не спит. Она всегда поздно ложится, а сегодня и вовсе умирает от тревоги за меня, наверное. Ричард говорил, она очень переживала. За всеми событиями у меня совсем выскочило из головы. Ох уж эта гадина Мелия! Не пожалела даже её, лишь бы добиться своего.
Точно.
Надо поговорить с Гаей. Пусть знает, что у меня всё хорошо.
Всё хорошо у меня.
Просто замечательно.
Поворот, поворот, комната…
Я на месте.
Толкаю дверь и даже не удивляюсь, что она не заперта. Вхожу, и не сразу замечаю сестру — она скорчилась клубочком на стуле у окна и… спит, обняв себя за плечи. На зелёных волосах играют лунные блики. Танилла сегодня особенно яркая. Её одну только и видно — Келеб и Элерин разбрелись по небосводу так далеко, что из окна не увидать… только с крыши.
Сердце снова колет непрошенное воспоминание. Поцелуй, ранивший так глубоко, что вряд ли эта рана когда-нибудь заживёт.
Но надо жить дальше. Я не могу себе позволить увянуть, как сорванный цветок, которого лишили ледяной брони. Я всё ещё живая.
— Гая! Солнышко, ты спишь?
Не отвечает. Видимо, уснула слишком глубоко. Но позволить ей спать на стуле никак нельзя — вдруг ещё свалится во сне, глупышка.
Подхожу к ней, склоняюсь, руку ласково опускаю на плечо с намерением осторожно разбудить — и замечаю неровные дорожки слёз на щеках. Дрожащие ресницы. Губы шепчут что-то без слов. А ещё она смертельно бледная.
Мне становится страшно.
В этот момент сестра распахивает свои огромные глазищи и смотрит прямо на меня — но я знаю, что в сейчас она меня не видит. Она всё ещё там — в стране своих странных и пугающих грёз.
— Я убила его, Ши. Понимаешь?.. Я его убила.
Беру её за плечи и встряхиваю.
— Гаяни, просыпайся! Гаяни, это просто сон! Слышишь?!
— Я убила. Убила Ричарда. И эта птица… она смеётся надо мной… — Сестра хмурит тонкие брови, морщится как от боли. — …Ему не идёт серый цвет!..
Мой страх превращается в самую настоящую панику. Я не понимаю, как вернуть Гаю — с той стороны. С призрачных дорог, которые так цепко держат её невидимыми пальцами.
— Что за птица? О чём ты говоришь? Ты никого не убивала! Ричард Винтерстоун жив и здоров! Я его недавно видела! Клянусь, жив! Ты мне веришь? Жив…
Она часто-часто моргает.
И наконец я вижу, что сознание к ней возвращается. Она впервые фокусирует взгляд на мне.
А потом выпрямляется на стуле. Подносит ладони к лицу и долго-долго на них смотрит.
Я молчу. И она. Мы молчим обе. Наконец, пытаюсь снова как-то успокоить сестру, хотя у меня всё меньше и меньше сил уговаривать её, что это лишь сон — хотя бы потому, что я уже сама перестаю в это верить. Особенно после слов Мардухая о том, что в роду нашей матери были предсказатели.
— Гая, это просто сон. Кошмар.
Сестра поднимает на меня фиалковые глазищи и грустно улыбается.
— Ты же сама знаешь, что нет.
Я снова молчу.
— Может, тебе показалось? Ты видела что-то другое?
Она опять переводит взгляд на свои ладони.
— Мои руки были в крови.
Слова у меня заканчиваются — тянусь к ней, пытаюсь просто обнять, но Гая отталкивает. Вскакивает с места порывисто, идёт к двери. Потом останавливается резко, как вкопанная, и поворачивается ко мне.
— Будет неправильно уйти и не сказать тебе. Сестрёнка, я решила! Долго думала, но теперь точно. Я не позволю этому сну сбыться! Ни за что.
Вытирает щёки кулаком, я терпеливо жду, чувствуя, как сжимается в тоске моё сердце. Уже чувствует предстоящую утрату.
— Ты знаешь, Ши… мне Мардухай предлагал пойти к нему в ученицы.
Вот оно. То самое. Старик оговорился, как жалеет, что Гаяни не приняла какое-то его предложение. И сокрушается, что элират вот-вот потеряет верховного мага, а достойного ученика всё нет. Но предложить такое место тринадцатилетней девчонке? Женщина — верховный маг?! Какой же безграничный потенциал почувствовал он в сестре, что предложил подобное — а отец согласился…
— Так вот я решила пойти.
— Гая!
Она качает головой.
— Не отговаривай, не надо. Я не изменю своего решения. Хочу спрятаться в пещерах Сольмивары, и пусть меня учат. Может, и выйду когда-нибудь, через много-много лет — когда совершенно точно не буду бояться, что… — у неё срывается голос. — Ши, в том моём сне… у меня были руки, как сейчас. Я была такой, как сейчас. Это скоро. Но я не позволю этому сбыться. Я уеду в пещеры Сольмивары — и никогда, никогда не увижу Ричарда Винтерстоуна. И пусть он себе хоть десять жён найдёт! Я всё сделаю, чтобы защитить его. От себя.
