Черное кружево в лунном свете, словно исчадие ада, пробуждало его потаенные фантазии. Этот цвет коварного соблазнения был хорошо отличим от других оттенков в ночи. И это белье фантастически бы смотрелось на длинноволосой блондинке, его временной жене. Его. Жене. Временной.
Сознание просто вычеркнуло последнее слово, заполняя разум таким страстными сценами на берегу и в воде, что воздух вокруг снежного дракона накалился до предела. Еще немного, и он затрещит, а совсем недалеко девушка и не представляла, какому искушению сейчас противился мужчина.
Рокаэлю стоило перевести взгляд на Оливию, на её вновь приподнятую над водой руку, как его самообладание дало сбой:
— Выходи! — гаркнул он хрипло, выставляя перед собой платье, как последний оплот между ними. С этой девушкой он потерял все свое хваленое хладнокровие и варился в собственных желаниях. Но даже хорошенько урезонить себя сейчас у него не выходило!
Рокаэль наблюдал, как Оливия с круглыми глазами плывет к берегу и застывает на мелководье, не говоря ни слова. Её глаза пытливо всматриваются в его лицо, ища там подсказки.
— Что‑то случилось? — тихо спросила она, словно боясь потревожить покой Лилового озера.
Рокаэль нахмурился и отрицательно качнул головой. Капли воды стекали по шее, плечам, пролегая дорожки к двум холмикам грудей, почти полностью скрытых в воде. Мужчина подумал, что если бы сейчас был день, он бы смог увидеть их даже через воду. Но тогда бы это точно спустило его желания с цепи.
Почему он стоит и протягивает ей платье? Почему не уходит? Не отворачивается? Рокаэль не хотел отвечать даже самому себе на эти вопросы.
— Вылезай, здесь теперь тоже опасно, — собравшись вновь, сказал он.
— Может, ты отвернешься? — то ли шепотом, то ли с шипением, спросила девушка.
— Опасно, — почему‑то ответил Рокаэль, о чем потом сильно пожалел.
Когда девушка встала из воды, пытаясь прикрыться своими руками, её платье пришло в негодность, порванное им пополам. Вот это было действительно опасно!
* * *
Была ли Оливия наивной? Немного. Неискушенной в плотских страстях. Но даже она понимала, что между ней и Рокаэлем редкая трава на берегу готова была превратится в пыль, сожженная раскаленным воздухом. Даже две половинки платья, взмахнув белой подкладкой, как флагом поражения, упали на землю.
Понимала ли она, что провоцировала мужчину своим телом, еле прикрытым руками? Видела ли, что в его глазах горит совсем не тревога? Знала ли, что каждый шаг к берегу приближает её к неизбежному?
Да плевала она на все, кроме восторга, распирающего её изнутри! На неё так никогда никто не смотрел! Как голодный волк, как дикий медведь — так же необузданно. Как на совершенную статую, как на Снежное пламя — любуясь. Как на воду с живительного источника в Камранских степях — готовый испить досуха…
И это было так томительно сладко для сердца девушки, которое уже потихоньку начинало пылать к этой ледышке — временному мужу.
Её платье теперь годилось на тряпки, но Оливии не было до него никакого дела. Девушку волновал только ОН, напряженный, словно на него готовилось напасть тысячное войско разом. Одни глаза горели изумрудным пламенем, и Оливии казалось, что языки этого жгучего огня опаляют её кожу вслед за его взглядом.
Он не отворачивался, не уходил, и девушка с неведомым ей раньше предвкушением делала шаг за шагом, преодолевая расстояние между ними. С каждым метром воздух становился плотнее, а дыхание мужчины и девушки чаще. Рокаэль не двигался с места, не шевелил даже пальцем, чем распалял что‑то внутри девушки. Оливия вдруг пожелала всем сердцем, чтобы он растаял, сбросил с себя каменные латы сдержанности и сделал уже что‑нибудь!
Но лишь его глаза оставляли на её теле горячие дорожки, и грудная клетка мужчины ходила ходуном, вызывая тайное торжество в душе девушки. Её наставник даже в самом яростном пылу сражения оставался спокоен, а вот знакомый незнакомец перед глазами был другой. В нем жила страсть. Как минимум…
На расстоянии вытянутой руки от мужчины Оливию пробила дрожь. Сладкая, томительная, предвкушающая. Она не могла оторвать взгляд от твердой линии мужских губ, а одна нога девушки встала на краешек порванного платья. Её ноги словно приросли к земле, а глаза молили о поцелуе.
Но мужчина не двигался с места, и только его руки сжались в кулаки. А у девушки была гордость, не позволявшая ей сделать еще один шаг вперед, или убрать руку, прикрывающую грудь, тем самым сломав его сопротивление. Оливии бы не хотелось, чтобы Рокаэль потом обвинял её в соблазнении или порыве сиюминутной страсти. Этот последний шаг он должен был сделать сам.
Порыв воздуха, и вот он нависает над ней, словно коршун над мышкой, закрывая собой желтый диск луны. Его горящие глаза сияют ярче звезд, а когда он наклоняется над ней, то у Оливии перехватывает дыхание. Кажется, еще чуть — чуть, и она просто не устоит и сама обхватит его шею руками, бесстыдно притянув к себе.
Девушка видит пульсацию вены, бьющей свой бешеный ритм на шее мужчины, и горячая волна проходит через все тело девушки. Он её хочет так же яростно, как и она его! Слава Создателю!
Рокаэль сказал что‑то, а Оливия не сразу разобрала, что именно, полностью уйдя в мир чувств и ощущений, вбирая в себя памятные образы вечера. Его зеленое пламя глаз, его частое дыхание и то, как все её тело трепещет перед ним. Вот тут, у Лилового озера… И он говорит… Что он говорит?
— Оденешь мою куртку, — наконец расслышала она слова Рокаэля, которые он выдохнул ей в губы. И Оливии захотелось зарычать, как дикой кошке! Разорвать и его одежду в клочья, и разбросать в воздухе над округой, подпалив напоследок пламенем.
Резко развернувшись, она думала только о том, как быстрее оказаться подальше от этого невыносимого мужчины, выплеснуть куда‑нибудь эту реку эмоций… Ей ничего теперь от него не нужно! Даже поцелуй!
Она словно пролетела над землей, делая пару шагов, гневя Снежное пламя за непробиваемую пару. Рывок за руку, и Оливия впечатывается в грудь Рокаэля. Он сминает её губы в поцелуе, раздирающем душу: в таком сладком и горьком, в таком страстном и нежном, остром и пряном. И в таком противоречивом. То её, словно принцессу, одаривают невесомыми поцелуями, то, словно дикарку, покоряют и порабощают одними губами. Её злость покрывается страстью, гордость — желанием, и она тает, словно лед под теплым солнышком. И хочется лишь одного — чтобы поцелуи под звездным небом длились бесконечно.
Руки Рокаэля, до этого сжимающие плечи девушки мертвой хваткой, пропали, и Оливия задержала дыхание от предвкушения, когда же его руки опустятся на её спину. И пусть мокрые волосы закрывают все до бедер, ей очень хотелось ощутить объятия мужчины. Возможно, он дотронется до кожи под ними…
