Эшли Дьюал - У истоков Броукри (СИ)

Но это невозможно.

Конрад приводит меня в небольшой ресторан, расположенный на берегу Броукри. В окне я вижу черную пучину и маленькие волны. Я подпираю ладонью подбородок и гляжу на розовато-синий горизонт, размышляя о том, как красив закат, и как прекрасна музыка.

— Мне показалось, или по твоим губам скользнула улыбка? — спрашивает Бофорт.

— Здесь неплохо.

— Я угодил тебе?

— Непонятно для чего. — Перевожу взгляд на парня и поправляю джинсовую юбку. Не думаю, что у него на уме только разговоры, но не признаю этого. Вокруг тишина, людей в ресторане немного. Свет тусклый, мягкий, и мне почему-то хорошо. — Не знаю, что ты там планируешь, но давай не рушить момент глупыми шутками.

— Мои шутки не бывают глупыми.

— Ты ошибаешься.

— А ты отлично выглядишь, принцесса.

— Спасибо. — На самом деле, я и не размышляла над тем, что надену. Меня никогда не волновало мнение Конрада Бофорта. — Думаю, мы не просто так здесь. Может, перейдем к делу, как считаешь?

— Ты же хотела насладиться моментом.

— Момент упущен.

— С тобой и не расслабишься. — Бофорт заправляет рукава рубашки и придвигается ко мне, не убирая с лица довольной ухмылки. Чему он так радуется? Не понимаю. Смотрю на него и настороженно выдыхаю: зачем Конрад пригласил меня? Почему ищет ответы? Как он узнал о том, что случилось со мной тринадцать лет назад? И с какой стати решил вдруг поделиться секретами? Голова кругом, но никто не пытается дать мне ответы. — Не думаю, что ты пришла сюда ради лучшего вина в городе, верно?

— Я хочу узнать правду.

— А вдруг она тебе не понравится?

— Мне нужны ответы, Конрад. — Я сосредоточенно смотрю в карие глаза парня. — Что ты знаешь об операции. Нет пути назад, рассказывай.

— У тебя есть предположения? — Он играет со мной, и это жутко раздражает.

— Просто ответь. Ты пообещал.

— Если будем и дальше ссориться, то не успеем до десяти.

— Я не ссорюсь с тобой, я просто хочу, чтобы ты сказал мне правду. Меня не волнует вино, и, да, мне наплевать на музыку. Возможно, у меня останутся хорошие воспоминания об этом месте. Не знаю. Но, прежде всего, я хочу запомнить твои ответы на мои вопросы.

— Ты серьезно настроена, принцесса.

— Стюарт умер. Иначе не получится.

— Хм, Адора, ты помнишь мою мать?

Я недоуменно вскидываю брови.

— Элеонор? Совсем смутно.

— Она ушла, когда узнала, что сделал отец. — Конрад усмехается, а я замечаю горечь, невольно проскользнувшую в его глазах. Парень вертит в руках полупустой бокал, глядит, как блестит стекло, и продолжает кривить губы. — Я не знал, почему родители развелись, я просто видел, что они не вместе, и все. Шериф, надежда горожан и алкоголик. Он никогда не упускает возможности утолить голод по прошлому. Пьет каждый день, когда заступает на пост, когда возвращается. Все время.

— Ты никогда не рассказывал об этом, — тихо говорю я. — Почему? Мэлот твой друг.

— Я не помню, чтобы мы с ним садились друг напротив друга и жаловались на то, как трудно нам жить, и какие кретины у нас отцы.

— Но что сделал твой отец?

— Точнее, что ему сказал сделать твой.

Недоуменно вскидываю брови. Неожиданно мне становится жарко, и я расстегиваю две верхние пуговицы на блузке. Пальцы не слушаются. Удается с третьей попытки.

— Что ты имеешь в виду?

— Не так-то просто незаметно вырезать сердце и вставить новое. — Конрад щурится. Я гляжу на него во все глаза. — Твоего отца прикрыли. Например, мой отец. Шеф полиции.

— Откуда ты знаешь?

— Когда знаменитый Демитрий Бофорт в очередной раз напился и облевал полдома, я поговорил с ним. Папа разоткровенничался. Начала говорить о матери, а закончил о твоей операции. Я сначала ему не поверил, а потом заметил, как ты прикрываешь руками шрам. Как ты молчишь, вся в себе, далекая, отстраненная.

— Черт, Конрад, это ни о чем не говорит.

— Да, но потом тебе прислали сердце. И все встало на свои места.

— Вот это уже больше похоже на правду. — Подпираю руками лицо. Заправляю назад волосы. Все думаю и думаю о том, что услышала, но ничего не понимаю. — Выходит, мои родители действовали не в одиночку. Замешаны и другие люди. Например, твой отец.

— Например.

— Значит, прислать мне сердце мог тот, кому этот секрет испортил жизнь.

— И судя по всему, ненормальный псих.

— Что еще тебе рассказал отец?

— Ничего. — Бофорт отпивает вино и поджимает губы. — Он остановился на том, что у него не хватает сил бороться с собой, и прочая чепуха. Я не слушал.

— Но что именно он сделал? Что ему сказал сделать мой отец?

— А как ты думаешь, Адора? — Конрад смотрит мне прямо в глаза. — Найти донора, а потом незаметно избавиться от него.

— Они похитили человека? — я с ужасом замираю.

— Не только похитили. Сама подумай, принцесса. Люди не исчезают просто так, если, конечно, их не заставляют исчезнуть.

— Они убили его.

Парень улыбается и поднимает бокал:

— За несправедливость! — Он допивает оставшееся вино и со стуком ставит стакан на маленький столик. У меня от этого звука разбивается что-то внутри. — Как хорошо, что мы дети своих родителей, ведь теперь мы знаем, что нам тоже все сойдет с рук.

Я почему-то резко подрываюсь из-за стола. Расширяю глаза и едва не валюсь с ног от того, что ощущаю дикую дрожь по всему телу. Мне становится так паршиво, что я хочу закричать во все горло, но я молчу и только думаю, думаю, думаю.

Они похитили человека, а затем от него избавились. Как от мусора. Как от лишних и ненужных вопросов. Они заперли жертву в комнате, в той детской спальне. И не жертву, а девочку. Ту самую, что мимолетом видела Мария. А потом, когда операция закончилась, у них не оставалось вариантов, и они избавились от тела. Впопыхах. Торопясь и рискуя.

Они избавились от девочки. От той самой, что позволила мне жить дальше. Выкрали и уничтожили. И что-то мне подсказывает, что я знаю ее имя.

— Катарина, — говорю я, глядя на Конрада. Парень также взволнованно смотрит мне в глаза. Поднимается. — Вот почему на стене было это имя. Моего донора звали Катарина!

Я не знаю, что чувствовать. Дышу громко, прерывисто и неожиданно решаю бежать. Взвинчено и оторопело разворачиваюсь на носках, но внезапно врезаюсь в кого-то. Звучит хлопок, треск. Растерянно я зажмуриваюсь и вдруг ощущаю, как по телу стекает холодная жидкость, как прилипает к коже мокрая блузка.

— О, простите, простите.

Щебечет официант, подбирая с пола разбитую посуду, стаканы, приборы. Он глядит на меня во все глаза, искренне и горячо извиняясь, а я опускаю взгляд ниже и неожиданно понимаю, что на моей белой блузе огромное, растущее алое пятно. Будто бы кровь. Будто бы шрам на груди начал кровоточить. Смотрю на него, не моргая, а лишь ощущая ледяной холод, пробравшийся внутрь меня вместе с вином, вместе с его сладким запахом.