Малье Сабия закрыла глаза руками и посидела так несколько минут, раскачиваясь. Я осторожно подала голос:
- Но вы ведь смогли оставить сына у себя. Не передать его в соответствующее... заведение, так?
- Заведение! - презрительно фыркнула малье Симптак. - Это не жизнь, эти вшивые бараки, именуемые приютами. Я никогда бы не отдала туда своего единственного сына! Какая горькая ирония, что Рина, ненавидевшая брата, в итоге стала директором одного из таких заведений. Она ведь стыдилась того, что у неё такой особенный брат. Возможно, не имея возможности причинить вред ему, она издевалась над беззащитными малышами, вверенными её заботе.
Я ожидала, что Эймери расскажет о своём опыте жизни в Джаксвилле, но он молчал. Смотрел в сторону.
- Но как? - настойчиво спросила я. - Мы... мы не собираемся никому вас выдавать, ни я, ни мой... инакий друг. Мы хотим понять. Ваше решение не говорить о даре сына заслуживает исключительно уважения, даже восхищения. Вы...
- А с чего вы взяли, что мы никому не сказали? – горько произнесла леди Симптак. – Увы. Знали слишком многие: муж, дочери, целитель… Нам пришлось сказать. Я лишь настояла, чтобы сын остался дома.
- Но... - я окончательно растерялась. – Ему же не стёрли дар?! Он остался свободным, он работал и жил, как самый обычный человек! Как так? Разве такое возможно?
Малье Симптак колебалась. Расправила складки на юбке, потеребила в маленьких, почти детских на вид ладошках кружевной платочек.
- Пожалуйста, - я невольно перешла на шёпот. Ещё чуть-чуть – и руки бы в молитвенном жесте вытянула. – Скажите нам. Мой друг, - я кивнула на молчащего Эймери, - он тоже... инакий. И ему двадцать один через месяц. Может быть...
- Мы заключили соглашение, - наконец, сказала мать мальёка Реджеса. – Не спрашивайте, с кем, я не знаю имён. Высокопоставленные люди.
- Я не слышал о подобных соглашениях, - произнёс Эймери безучастным голосом, мне даже захотелось потрясти его как следует. Если бы он просил, давил на жалость, возможно, малье была бы сговорчивее… Но нет же, баран упёртый!
- Я просто хотела для него нормальной жизни, - тоскливо сказала пожилая малье. – Насколько это возможно. Когда мне предложили... Редж тогда был ещё ребёнком, у него не было права голоса. Мне обещали, что он будет жить почти как все. Работать, быть свободным. Разве что семья, дети... на это они не могли пойти. Боялись передачи дара, конечно же... Стерильность была одним из условий нашей договорённости. Я согласилась, подписала согласие. Редж меня не простил… в юности он любил одну девушку, но уехал в столицу, чтобы не видеть её, потому что понимал, что не сможет дать ей то, чего она заслуживает: брак и детей. Дети! Как будто в них счастье, у меня было трое, и что? Одна оказалась чудовищем, другая и думать обо мне забыла! А вы, малье Флорис? Неужели вы не боитесь?
Она посмотрела на меня, и я почувствовала, как краска заливает лицо. Я не была готова к этому вопросу, к необходимости отвечать, особенно в присутствии Эймери. Но малье ждала ответа, и я сказала первое, что пришло в голову:
- Я боюсь и не боюсь одновременно. То есть... никто не знает, как происходит передача способностей, это случайность, я надеюсь. Но если предположить... Нет, я приняла бы ребёнка с любым даром. Но не уверена, что смогу принимать жестокий мир, обрекающий его быть изгоем.
Малье Симптак покивала головой. Морщинистые руки безвольно упали вдоль туловища.
- Всё это понятно, - тихо сказал Эймери. - Понятно, что получили вы. А что у вас попросили взамен? Не только, гм, невозможность стать отцом для вашего сына?
- Разумеется, не только. Участие в какой-то экспериментальной программе, вот что было их условием.
- Какой программе?
- Толком не знаю. Я была не в том положении, чтобы требовать ответов. Они забрали Реджа тогда на несколько дней, когда он вернулся, у него были… шрамы. Несколько шрамов на теле. Не знаю, что они с ним делали, и он сам ничего не помнил. Программа контроля инаких. Контроль – ключевое слово, верно?
- Верно, - эхом отозвался Эймери.
Контроль, да. Скверный дар можно использовать во благо, вся соль в том, чтобы этот дар не обратился против заказчика.
- Больше ничего не знаю, - малье резко поднялась с мягкого пуфика, на котором сидела, упруго, совсем как молодая, полная сил женщина. – Устала, голова болит. Уже поздно. Уходите. Хотя, вы же из столицы... Уже очень поздно, но мой возница вас отвезёт. Я распоряжусь.
Я открыла было рот, но Эймери спорить и продолжать расспросы не стал. Склонил голову в согласном кивке.
- Береги девочку, инакий, - сказала вдруг малье Симптак. – Хорошая у тебя девочка.
- Благодарю, - ответил Эймери очень серьёзно. Поднялся, протянул руку, помогая встать мне. – Вы правы. Самая лучшая.
Глава 24. Крысиные бега
Сон, который мне снился, был мягким, уютным и сладким. Длинные шелковистые волосы Эймери щекотали щёку, земля качалась подо мной, словно мы плыли на корабле. Эймери прижимал меня к себе.
Нёс на руках..?
Потом качка внезапно кончилась, а моё тело – сонное, тяжёлое, ватное – опустилось на что-то мягкое и, к счастью, неподвижное. Эймери отстранился, осторожно принялся высвобождать руки, а я очень-очень хотела попросить его остаться, только губы почему-то не слушались. Впрочем, это же был только сон.
Его губы невесомо коснулись лба, носа, щеки, пальцы пробежались по векам, губам, волосам, задержались на плечах, груди, очертили окружность живота...
***
Я проснулась от странного, совершенно незнакомого ранее ощущения. Как будто... как будто... Как будто чья-то когтистая шершавая лапа нахально царапала кончик моего носа!
Небесный крот!
Дёрнулась и села. Огляделась, пытаясь понять, где нахожусь. Спала я в одежде, без плаща и туфель, но под одеялом. Одеяло было немедленно сброшено на пол… так… я в платье и чулках, и платье явно нуждалось в стирке и глажке. Как и его хозяйка... я провела рукой по растрёпанным волосам. От вчерашней укладки не осталось и следа, кто-то вытащил из волос все шпильки и заколки.
И проснулась я не в общежитии КИЛ. Эта комната, эта кровать с тонким колючим одеялом мне незнакомы. И кошка... откуда здесь взялась трёхцветная кошка с рыжей звёздочкой на лбу, которая после неудачной попытки изучения моего носа явно потеряла интерес к гостье и теперь равнодушно вылизывалась, устроившись на полу в прямоугольнике солнечного света?
- Ксюта, кс-кс-кс... - я сначала позвала и только потом поняла, что если кошка мальёка Реджеса здесь, то это дом Эймери.
Стальная космея!
Я проснулась в доме Эймери! В его постели! И судя по льющемуся из окна свету, сейчас уже утро, причём не самое раннее... ужас, просто ужас. Кошмар.
Последнее, что я помнила из вчерашнего дня – мы с Эймери садимся в экипаж, любезно предоставленный нам матерью мальёка Реджеса. А потом... я собиралась обсудить с ним услышанное, честно собиралась. Но, очевидно, уснула почти сразу.
А он, вместо того, чтобы разбудить, просто отнёс меня к себе! И... просто положил спать. Сволочь принципиальная!
Я поднялась на ноги, обнаружила свои туфли на полу – между прочим, совершенно чистые, хотя после прогулок по сырому весеннему лесу и размокшей просёлочной дороге выглядеть они должны были ужасно. Шпильки горкой лежали на небольшом прикроватном столике... обстановка, надо сказать, довольно скудная, почти гостиничная. Самая обычная комната, односпальная кровать, столик, письменный стол и стул. Стеллаж для книг, практически пустой. Ну, да, у Эймери ведь не было много личных вещей, а здесь он проживает только месяц, и ему осталось ещё два.
Всего только два.
Я прикусила губу, всунула ноги в туфли и пальцами попыталась пригладить волосы. Никаких звуков, говорящих о присутствии в доме ещё одного человека, не доносилось. Ушёл в КБД на занятия? А меня не разбудил?! Я ткнулась носом в подушку напоследок, погрозила уставившейся на меня с задранной к потолку лапой Ксюте кулаком, мол, не рассказывай потом, что видела. Заметалась по дому, пытаясь отыскать плащ, ванную комнату, расчёску и Эймери. За исключением последнего, всё нашлось довольно быстро – домик был маленький, очень просто и безлико обставленный. Ключ висел на дверной ручке. Никаких записок, никаких пояснений... хорошо, дверь я закрою, а как потом передать его Эймери? И сколько сейчас всё-таки времени?
