Ульяна Соболева - Легенды о проклятых. Безликий. Книга первая

— Оно стоило того? Твое мимолётное наслаждение от убийства астреля стоило боли от этого унижения? Ты могла попросить, и я бы дал тебе убить его лично после…И как тебе стоять передо мной на коленях, Одейя? Думала, я убью тебя? На это рассчитывала, маленькая велеария?

Да! Я на это рассчитывала! Что он убьет меня! Что он разозлится и отрубит мне голову своим мечом прямо здесь, у алтаря, и я последую к Анису, а отец освободится от этих пут, которыми хотел его связать проклятый Безликий.

— Унижение — это носить твое имя добровольно, валласар, а попасть в рабство — это участь и воля рока, — прохрипела я, чувствуя, как все плывет перед глазами, как ускользает сознание, и триумф превращается в ржавое послевкусие поражения.

— Неет, девочка. Это тоже был твой добровольный выбор. Вместо того, чтобы с гордостью носить корону и не опозориться, ты предпочла ублажать меня в постели и влачить существование рабыни, рожать не наследников престола, а бастардов. Ты — идиотка, Одейя. Ты не дочь своего отца! Ты просто упрямая глупая женщина! Унесите ее в мои покои. Продолжать праздник. Раздавать золото людям. Мы отмечаем нашу победу и новый поход. Мы выйдем на Лассар через три ночи. В остальном наши планы не изменились.

ГЛАВА 14. РЕЙН

— И что теперь, Рейн? Думаешь, никто не понял твоего блефа?

Я не смотрел на Саяра, я смотрел на почти полный диск луны и понимал, что через несколько дней она позовет меня к себе…

Ложь! Я не думал о Луне. Впервые смотрел на нее, чувствовал приближение священного зова и не думал о ней… я не думал ни о чем, кроме этой дряни, которая опозорила меня при всем моем народе и заслужила то, что я с ней сделал и еще сделаю. Да, не ожидал. Увидел её во всем красном и потерял бдительность, потому что опять лихорадка, опять безумие от красоты этой проклятой, нереальной, ослепительной, ненавистной. Я видел, как все рты раскрыли, чувствовал эту волну похоти и восхищения в переполненной зале. Волк ее уловил волнами, дрожью воздуха и насыщенным запахом возжелавших самцов, у которых спины покрылись испариной при взгляде на девушку. Когда-то мне говорили, что ниады — это проклятие для каждого, кто их увидит или прикоснется к ним. Из мужчин рабов покорных делает. Вот почему постриг и Храм. Чтоб ни одна живая душа не видела и не возжелала ниаду.

Я и сам остолбенел, стиснул челюсти так, что скулы заболели, заскрежетал зубами. Совершенна. Волосы пахнут искушением на всю залу, будоражат в ней каждого. Что-то было в ее волосах шеанское, колдовское. С самого первого взгляда как увидел, их разум потерял. И спина обнаженная, плечи идеальные. Этот молочный цвет кожи под красным бархатом. Ступает, как богиня. А у меня от желания набросить на нее плащ и увести от глаз, спрятать, закрыть где-то, чтоб не смотрел никто, чтоб моя только…челюсти ещё сильнее сжимаются до хруста, и в тот же момент триумф от того, что мне досталась. Не сразу понял, что задумала, а потом уже поздно было. Астрель у ног её хрипел, а я понимал, что накажу потом. Позже. Накажу так, что пожалеет о каждой секунде своего существования, а сейчас только реакция. Правильная и четкая. Да так, чтоб толпа на дыбы не встала и не линчевала прямо здесь в этой зале, а я буду бессилен против этой стихии, и вместе с этим осознание, что все равно не отпущу. Привяжу к себе навечно. Шлюхой моей будет, подстилкой, вещью, но моей. Да так, чтоб все знали, чья. Чтоб в жизни не отмылась.

— Мне плевать, кто его понял, а кто нет. Меня волнуют иные проблемы сейчас.

А перед глазами она голая на алтаре с ногами распахнутыми, извивается от боли, но даже не стонет смотрит глазами бирюзовыми в окно на потолке, на звезду паршивую свою, и мне хочется каждому жрецу когтями глаза вынуть за то, что видят её тело … за то, что развонялись похотью на всю залу, глядя на мою женщину. Я и сам ощущал, как яйца сжались, как трясти начало от безумия этого. Может, если возьму не так с ума сводить будет. Станет обычной женщиной с дыркой между ног, как и у всех других, опостылеет, надоест. Проклятье! Убить ее надо было прямо там. Достать меч и на этом алтаре на куски порубить. Вот что должен был сделать Рейн дас Даал. Сын Альмира и велеар Валласа.

— Думаешь, Од и правда заплатит за неё? После такого позора?

Можно подумать, мне нужна плата. Я не продам её даже за горы красного золота. Она моя. Я так решил. И Саяр понимает это. Понимает, но режет меня, как ножом по старым шрамам, напоминая, зачем я здесь, и кто я такой. А я и без него помню. Остро помню. Болезненно. Только ничего с собой сделать не могу.

— Мы пойдем на Лассар войной, и это уже не имеет никакого значения. Нам не нужен выкуп от Ода — мы заберем все, что у него есть и так.

— Тогда бери ее, исполняй ритуал, а потом следи за своей скайей, Рейн, жизнь Одейи с этого момента и гроша ломаного не стоит.

Я резко обернулся к Саяру и стиснул челюсти, глядя ему в глаза.

— Никто не посмеет тронуть моё.

— Здесь нет. А в дороге кто знает? Я бы обезглавил ее и отправил отцу труп и голову в сундуке. Тебе проблем меньше, и противник на эмоциях наделает глупостей.

— Еще одно «бы» от тебя, и в сундуке будет лежать твоя голова, Саяр, чтоБЫ не решал за меня и много не думал.

Он не боялся, только в зрачках мелькнуло нечто похожее на жалость, и мне захотелось врезать ему под дых, хорошо врезать, как когда-то на тренировках, чтоб не смотрел на меня, как на то жалкое убожество, каким я был в первые годы своей новой жизни с новым лицом.

— Она останется со мной, Саяр. Я знаю, что он не выкупит её. После того, как с нее срезали метку и поставили клеймо рабыни Валласа, он не даст за нее и гроша ломаного. А если бы и дал…Я бы не вернул её ему. Она — моя!

— Это я уже понял. В глаза твои посмотрел там в Долине и понял, что месть это самое последнее, о чем ты думаешь, когда Одейя Вийяр находится рядом с тобой. Когда вынес её из леса, и твоя кожа дымилась… а ты даже не заметил.

Я изнутри дымлюсь. Я обуглился за эти годы до костей. Думал, мертвый уже давно. Увидел её и начал оживать. В адской агонии, с болью в каждой клетке моего тела, истекая кровью из раскрытых, старых шрамов, но я почувствовал себя живым. Что значат ожоги в сравнении с этим? Ее не станет, и я опять превращусь в труп, оживающий лишь в полнолуние.

— Ты сам знаешь, что нас слишком мало, Рейн. Ничтожно мало против многотысячного войска Ода. Тебе нужны союзники. Те, кто готовы объединиться с тобой против велеара Лассара.

— И ты даже знаешь кто, не так ли?

— Я недаром провел столько времени при храме астреля Ангро, да, упокой Иллин его душу. До сих пор не могу поверить, что она это сделала и все еще жива.

— Она будет расплачиваться за эту ошибку всю жизнь, Саяр. Все то время, пока будет возле меня. Так кто может стать моим союзником?