— Дорогая сестра, — произнес Ронан, — надеюсь, теперь моя очередь рассказывать твои секреты?
— Глупый. У меня нет секретов. Как и у тебя, когда дело касается Кестрел. Ну? — Джесс перевела триумфальный взгляд с одной на другого. — Разве у тебя есть секреты, Ронан?
Молодой человек сжал пальцами переносицу, и его брови соединились, придав лицу болезненный вид.
— Больше нет.
— Ты отлично выглядишь, Кестрел, — сказала Джесс. — Ведь я была права насчет платья? И цвет будет отлично сочетаться с охлажденным яблочным вином.
Кестрел чувствовала легкое головокружение, но не была уверена, из-за чего: либо от облегчения при виде друзей, либо от вынужденного признания Ронана. Она улыбнулась:
— Ты выбрала материю для платья так, чтобы она сочеталась с вином?
— Не просто с вином. Леди Нерил им очень гордится. Несколько месяцев назад она рассказала мне, что планирует заказать из столицы несколько бочек для бала, и я подумала: слишком просто подбирать платье к драгоценностям, кинжалу или туфлям. Ведь бокал вина в руке тоже напоминает драгоценный камень, только жидкий, верно?
— Тогда мне стоит взять этот бокал. Чтобы завершить ансамбль.
Кестрел вовсе не забыла о своем обещании Арину, а скорее отбросила его, как и остальные мысли об Арине.
— О да, — ответила Джесс. — Бери, конечно. Ты согласен, Ронан?
— Не знаю. Меня беспокоит только то, о чем сейчас может думать Кестрел и будет ли она танцевать со мной. Если я не ошибаюсь, перед тем как вынесут это легендарное вино, нас ждет еще один танец.
Радость Кестрел спала.
— Я бы с удовольствием, но… ваши родители не будут возражать?
Ронан и Джесс переглянулись.
— Их здесь нет, — сказал Ронан. — Они отправились на зиму в столицу.
Это означало, что, будь они здесь, то возразили бы непременно — как и любые другие родители, если вспомнить о скандале.
Ронан понял мысли Кестрел по ее лицу.
— Неважно, что они думают. Потанцуй со мной.
Он взял ее за руку, и в первый раз за долгое время она почувствовала себя в безопасности. Ронан вывел ее в центр площадки, и они влились в танец.
Несколько минут Ронан ничего не говорил, а затем прикоснулся к тонкой косичке, которая свисала завитком у щеки Кестрел.
— Очень красиво.
Воспоминание о том, как Арин заплетал ее волосы, заставило Кестрел напрячься.
— Великолепно? — сделал еще одну попытку Ронан. — Божественно? Кестрел, еще не было изобретено прилагательное, с помощью которого можно было бы описать тебя.
Кестрел постаралась говорить легким тоном:
— Что останется делать дамам, когда этот театральный флирт выйдет из моды? Вы нас разбаловали.
— Ты знаешь, что это не просто флирт, — ответил Ронан. — Всегда знала.
Он был прав, пусть Кестрел и не желала встретиться с этим знанием лицом к лицу и по-настоящему его осмыслить. Она испытала тусклую искру страха.
— Выходи за меня замуж, Кестрел.
Она задержала дыхание.
— Я знаю, что в последнее время ты столкнулась с трудностями, — продолжил Ронан, — и что ты их не заслуживаешь. Тебе пришлось быть такой сильной, такой гордой, такой хитрой. Но как только мы объявим о нашей помолвке, все неприятности останутся в прошлом. Ты сможешь снова быть собой.
Но такой она и была. Сильной. Гордой. Хитрой. Кем он ее считал, если не девушкой, которая безжалостно обыгрывала его в каждой игре в «Клык и Жало», которая отдала ему посмертный штраф Айрекса, сопроводив деньги точными указаниями, что с ними делать? Однако Кестрел промолчала. Она вжалась в изгиб его руки. Танцевать с Ронаном было так легко. Будет так легко согласиться.
— Твой отец будет счастлив. Твоим свадебным подарком будет лучший рояль столицы.
Кестрел встретилась с ним взглядом.
— Или можешь оставить свой, — торопливо добавил Ронан. — Я знаю, что ты привязана к нему.
— Просто… ты очень добр.
Ронан коротко и нервно рассмеялся.
— Доброта едва ли имеет к этому какое-то отношение.
Музыка замедлилась. Скоро танец окончится.
— Итак? — Ронан остановился, хоть музыка и продолжала играть, а вокруг них кружили пары. — Итак… что ты скажешь?
Кестрел не знала, что и думать. Ронан предлагал все, чего она только могла пожелать. Но тогда почему его слова расстроили ее? Почему ей казалось, будто что-то было навсегда утрачено? Она осторожно сказала:
— Причины, которые ты назвал, не являются причинами для свадьбы.
— Я люблю тебя. Этой причины достаточно?
Возможно. Возможно, ее было бы достаточно. Но, как только музыка замерла в воздухе, Кестрел увидела с краю толпы Арина. Он смотрел на нее со странным отчаянным выражением. Как будто он тоже боялся что-то потерять или уже потерял.
Кестрел посмотрела на него и не могла понять, как раньше не обращала внимания на его красоту. Почему эта красота никогда не поражала, подобно удару, как сейчас.
— Нет, — прошептала Кестрел.
— Что? — разрезал тишину голос Ронана.
— Прости.
Ронан обернулся туда, куда смотрела Кестрел, и выругался.
Кестрел пошла прочь, протискиваясь мимо рабов, которые несли подносы с вином. Ее глаза щипало, свет и люди расплывались перед ее взглядом. Она покинула зал, миновала холл и вышла из дворца в холодную ночь. Ей не нужно было видеть и слышать Арина или ощущать его прикосновение, чтобы знать: он рядом.
*
Кестрел не понимала, почему сиденья в карете были расположены друг напротив друга. Почему они не были предназначены для моментов, подобных этому, когда все, чего ей хотелось, — это спрятаться? Она кратко взглянула на Арина. Она не дала указаний, чтобы зажгли фонари кареты, но луна светила достаточно ярко, окутывая Арина в серебро. Карета тронулась к дому. Арин смотрел в окно на удаляющийся дворец губернатора. Затем он резко отвернул голову от окна и сгорбился на сидении. Его лицо наполнилось чем-то напоминающим изумленное облегчение.
Кестрел ощутила слабую вспышку подсознательного любопытства. Затем она напомнила себе, что именно любопытство привело ее к настоящей ситуации: пятьдесят кейстонов за певца, который отказывался петь, за друга, который не был ей другом, за кого-то, кто был ее собственностью, но никогда не будет принадлежать ей. Кестрел отвела от Арина взгляд. Она поклялась себе, что никогда больше на него не посмотрит.
Он тихо спросил:
— Почему ты плачешь?
От его слов слезы потекли еще сильнее.
— Кестрел.
Она прерывисто втянула в себя воздух.
— Потому что, когда мой отец вернется, я скажу ему, что он победил. Я вступлю в армию.
