«Бросай ее» заорал Шиничи вне себя от злости.
И Огр выбросил ее в окно.
Мередит сидела с родителями, пытаясь выяснить, что случилось.
Она закончила все свои дела в рекордное время: увеличила фотографии с изображениями символов на урнах; позвонила семейству Сэтоу, чтобы узнать, сможет ли она застать их дома в полдень.
Тогда она исследовала и пронумеровала отдельные увеличенные снимки каждого характера на фотографиях, которые послал Аларик.
Сэтоу были… напряжены.
Мередит не была удивлена, так как Изобель была одной из первых, кто стал носителем малаха, причем совершенно случайно.
Одним из худших жертв был постоянный друг Изобель Джим Брюс, который получил малаха от Кэролайн и передал его Изобель, не понимая что делает.
Сам он был одержимым малахом Шиничи, и продемонстрировал все отвратительные признаки синдрома Леша — Найхана, поедая свои собственные губы и пальцы. В то время как бедная Изобель использовала грязные иглы — иногда размером с детские вязальные спицы — и проткнула себя более чем в тридцати местах, не считая того, что она ножницами разрезала себе язык надвое.
Изабель выписали из больницы и теперь она шла на поправку.
Тем не менее, Мередит была сбита с толку.
Она заработала похвалу за снимки с увеличенными фрагментами символов от старшей Сэтоу — Обаасан (бабушки Изобель) и миссис
Сэтоу (матери Изобель) — с большим количеством комментариев на японском языке по каждому фрагменту.
Мередит уже садилась в свою машину, когда Изобель выбежала из дома с полной сумкой стикеров.
— Мать сделала их, вдруг пригодятся, — запыхавшись, сказала она, своим новым мягким голосом, проглатывая слова.
И Мередит приняла их с благодарностью, бормоча что–то неуклюжее об оплате.
— Нет, но… я могу взглянуть на увеличенные снимки? — спросила Изобель, задыхаясь.
Почему она так тяжело дышала? интересовало Мередит.
Даже если она бежала с верхнего этажа, пыталась вычислить Мередит.
Но потом Мередит вспомнила: Бонни сказала, что у Изобель было «нервное» сердце.
— Видишь ли, — стыдливо сказала Изобель, с призывом к пониманию, — Обаасан почти ослепла — и уже давно, а мать пропадала в школе… но сейчас я беру уроки японского.
Мередит была тронута.
Очевидно, Изобель считала невежливым оспаривать мнение взрослых в их присутствии.
Но там, сидя в машине, Изобель просмотрела каждую карту с увеличенными сиволами, написав похожие, но определенно разные символы на другой стороне.
Потребовалось двадцать минут.
Мередит ужаснулась.
Но как вы запоминаете их целиком? Как вы переписываетесь? воскликнула она, увидев сложенные символов, которые отличались только несколькими линиями.
«Со словарями,” сказала Изобель и впервые немного рассмеялась.
«Нет, я серьезно, чтобы написать приличное письмо, скажем, не пользуетесь ли вы Тезариусом и Проверкой Правописания и…»
«Они нужны мне, чтобы написать что–либо!» Мередит рассмеялась.
Это была приятная минута, каждая из них улыбалась, отдыхая.
Нет проблем.
Сердце Изобель, казалось, было в норме.
Затем Изобель поспешно убежала и когда она ушла, Мередит осталась, пристально смотря на влажное пятно, на пассажирском месте.
Слеза.
Но почему Изобель должна плакать? Потому что это напомнило ей о малахах Шиничи или о Джимме? Потому что потребовалось несколько пластических операций прежде чем, ее уши обрели плоть снова? У Мередит не было ответа на эти вопросы.
И она должна была торопиться добраться до ее дома позже.
В этот момент Мередит поразилась прошедшим событиям.
Семья Сетоу знала что Мередит, Мэт и Бонни были друзьями.
Но ни один из них не спросил или о Бонни или о Мэтте.
Странно.
Если бы она только знала, сколько опасности может принести ее визит к собственной семье…
Мередит обычно видела своих родителей милыми, веселыми и немного глупыми. Они торжественно восхищались всеми ненужными вещами, вроде: «Дорогая, убедись, что действительно знаешь Аларика, перед тем как…»
Мередит не сомневалась в Аларике вообще, но он был одним из тех глупых, дорогих, галантных людей, которые говорили о вещах не поделу.
Сегодня она была удивлена, увидев отсутствие машин вокруг фамильного дома.
Возможно, люди были вынуждены остаться дома, чтобы разрешить споры с их детьми.
Она сжала Акуру, ощущая ценностьтого, что дала Изобель, и позвонила в дверной замок. Ее родители верили в цепные замки.
Джанет — экономка, как–будто была счастлива видеть ее, но казалась нервной.
Ага, подумала Мередит, она обнаружили, что их послушная дочка порылась на чердаке.
Может они хотят забрать кол?
Наверно, я должна была оставить его в пансионе.
Но она поняла, что дела приняли по–настоящему серьезный оборот, как только вошла в семейную комнату и увидела большое роскошное глубокое кресло фирмы La–Z–boy — отцовский трон — пустым.
Ее отец сидел на диване, обнимая рыдающую мать.
Она принесла кол с собой и когда ее мать увидела его — она разразилась новыми слезами.
«Послушайте», сказала Мередит, " это не столь ужасно. У меня есть неплохое объяснение того, что произошло. Если вы хотите рассказать мне, как на самом деле бабушка и я получили раны, это ваше дело. Но если я …заразилась каким–то образом…»
Она остановилась.
Она с трудом могла в это поверить.
Ее отец протягивал ей руку, как будто бы вид ее одежды не имел значения.
Она подошла к нему медленно, неловко, и позволила ему обнять себя, не смотря на его костюм от Армани.
Ее мама держала стакан с остатками жидкости в нем, напоминающим Колу, но Мередит поспорила бы с тем, что это была Кола.
" Мы надеялись, что это мирное место» — провозгласил ее отец. Каждое предложения ее отца звучало как торжественная речь. " Ты привыкла к нему. мы никогда не мечтали…» и затем он остановился.
Мередит была ошеломлена.
Ее отец не останавливался посередине речи.
Он не делал пауз.
И он, конечно, не плакал.
" Папа! Папочка! Что случилось? Здесь были дети, сумашедшие дети? Они поранили кого–небудь?»
«Нам придется рассказать тебе всю историю с далеких времен» сказал ее отец. Он говорил так расстроенно, что это не выглядело как торжественная речь. «Когда на тебя напали.»
«Вампир. Или Дедушка. Или ты знаешь?»
Тишина. Потом ее мать опустошила содержимое стакана и попросила: " Джанет, еще один, пожалуйста.»
— Сейчас, Габриелла… — с упреком сказал ее отец.
