– Прошу прощения, ваша светлость, но вам надлежит вернуться.
– Что? – от удивления я не могу вымолвить более ни слова.
Мужчина чуть смущается, но поясняет:
– Вам не следует покидать поместье его сиятельства, ваша светлость.
Сначала я думаю, что он обознался, но нет. Он называет меня светлостью, а значит, прекрасно понимает, кто я такая.
И всё-таки я уточняю:
– Вы понимаете, с кем разговариваете, сударь? Я направляюсь во дворец по важному делу, и, если вы немедленно не пропустите меня, я доложу о вашей дерзости его величеству.
Возможно, это происки герцога Жуанвиля. Он понял, что я оказываю на Рейнара слишком сильное влияние, и намерен этому помешать.
Мне становится страшно.
Офицер смущается еще больше и отводит взгляд.
– Простите, ваша светлость, но именно его величество запретил пускать вас в столицу.
Он врёт! Конечно, врёт! Рейнар никогда не поступил бы со мной подобным образом.
С герцога Жуанвиля мои мысли перескакивают на герцогиню. А если Рейнар всё-таки любит ее, а не меня? Они так долго были вместе. А его чувства ко мне – не более, чем мимолетное увлечение. Он изменил Клэр со мной и теперь сожалеет об этом.
Меня переполняет обида. Как он мог? Зачем?
Я отворачиваюсь, чтобы мой собеседник не увидел слёзы.
– Вам лучше вернуться в поместье, ваша светлость! – негромко, но твердо напоминает он.
Я не возражаю. Мне уже не хочется ехать в Алар.
61. Еще одно письмо
Конечно, Сюзанна не может удержаться от расспросов. А у меня нет причин что-либо от нее скрывать.
– Не может быть, дорогая! Как мог его величество так с вами поступить? Уверена, тут не обошлось без интриг герцогини Жуанвиль. Она испугалась за свое положение при дворе и оболгала вас перед королем. Но не волнуйтесь, моя милая Элен! Всё разрешится. Надеюсь, запрет на выезд из поместья не распространяется на Амбуаза. Ему уже лучше, и я потребую, чтобы он завтра же поехал во дворец и поговорил с его величеством.
– Благодарю вас, ваше сиятельство, но не нужно. Я не хочу, чтобы его величество думал, будто я навязываюсь ему. Я ничуть не претендую ни на какие привилегии, ныне принадлежащие герцогине. Более того, я решительно не намерена появляться в Аларе.
Графиня горячо поддерживает меня:
– Браво, дорогая! Именно так и нужно поступить! Его величество должен принести вам извинения. Уверена, он будет скучать по вам. И никакая герцогиня не сможет развеять его грусть.
Я в этом не уверена, но нахожу в себе силы изобразить улыбку.
Ужинаю я в своем будуаре. И отправляюсь спать с робкой надеждой на то, что месье Амбуаз на следующий день всё-таки поедет в столицу.
И потому когда утром горничная будит меня, чтобы сообщить, что граф просит меня спуститься к нему в кабинет, моя первая мысль о Рейнаре. Неужели его сиятельство уже успел с ним поговорить? Но когда? Не ночью же.
Я одеваюсь наспех и не даю возможности горничной причесать мне волосы – я просто собираю их в пучок на затылке.
Идя по коридору, я сдерживаю шаг. Я не должна показывать свое волнение – иначе, боюсь, граф перестанет меня уважать.
– Сударыня, вам письмо!
Похоже, месье Амбуаз волнуется не меньше меня – его щеки красны, а руки трясутся. Не думала, что его так беспокоят мои отношения с его величеством.
О том, что письмо не от Рейнара, я понимаю, только когда вижу русские буквы на белоснежном листе.
Граф пританцовывает на месте, всем своим видом выражая нетерпение.
– Ну же, сударыня, что там? Оно появилось на столе сегодня ночью. Вряд ли месье Вересов стал бы писать без веской на то причины.
Я прыгаю взглядом по строчкам. Что за ерунда? Мы так не договаривались!
– Не томите, ваша светлость! – вопиет граф.
Но прежде, чем ответить, я перечитываю письмо еще раз:
– Он требует, чтобы я вернулась назад. В ближайшую же полночь. Наши ученые заметили сильное снижение каких-то импульсов в портале. Простите, ваше сиятельство, я ничего в этом не понимаю. Он пишет, что если я не вернусь сейчас, то позже у меня уже может не быть такой возможности. Они полагают, что портал может исчезнуть так же внезапно, как и появился.
Граф с шумом опускается в кресло, промокает лоб платком.
– И что вы намерены делать, сударыня?
Хотела бы я сама знать ответ на этот вопрос. Хотя, возможно, как раз сейчас мне проще принять решение.
– Думаю, я должна возвращаться. Благодарю вас за гостеприимство, граф, за вашу помощь и вашу доброту. Я рада, что познакомилась с вами и всегда буду вспоминать вас и вашу супругу с теплотой.
При мысли о том, как мне придется поступить с Сюзанной, меня бросает в дрожь. Она никогда не поймет, почему я уехала не попрощавшись. Но теперь хотя бы она сможет объяснить это моим раненым сердцем. Она будет думать, что я сбежала не от нее, а от его величества. И как женщина женщину меня простит.
– Но, может быть, вам всё-таки стоит поехать в Алар? – предлагает граф. – Поговорить с его величеством. Вы так много сделали для Тодории, что он обязан вас выслушать.
Но я возражаю:
– А зачем? Встречаться с ним – только бередить свои раны. Я не смогу сказать ему правду. А если мы вдруг помиримся, то покинуть Тодорию мне будет еще тяжелее.
Месье Амбуаз смотрит на меня как-то странно:
– Но надо ли вам вообще возвращаться туда, сударыня? Мне казалось, вам нравится у нас. Тодория – отличная страна, разве не так?
Он во многом прав, этот славный месье Амбуаз. Мне и самой не раз приходили в голову подобные мысли.
Там, в двадцать первом веке, у меня не осталось никого, кроме тети Руфины. Конечно, она расстроится, если я не вернусь. Но я могу послать ей письмо – по крайней мере, этой ночью.
Я уже привыкла к Тодории и к их сиятельствам, и к принцессе Луизе. Да-да, и к Рейнару, что бы я про него сейчас не думала. И если бы я получила письмо днем ранее, я ответила бы Вересову отказом. Даже зная, что Тодории суждено исчезнуть.
– Пообещайте, граф, что выполните то, о чём я вас попрошу, не задавая вопросов. Я не имею права рассказывать это, но и промолчать не могу. Вы говорили, что у Сюзанны есть небольшое поместье во Франции. Уезжайте туда! И предупредите его величество, что оставаться в Аларе небезопасно. Пусть он позаботится и о своей семье, и о своих подданных. Город будет разрушен землетрясением через несколько месяцев.
Граф бледнеет и судорожно кивает несколько раз.
– Значит, вы уже приняли решение?
– Да, – как ни странно, мой ответ звучит почти спокойно.
Я не могу остаться в Тодории, превратившись в отверженную фаворитку. Это было бы слишком больно. Я не готова признать право Рейнара на игру чьими бы то ни было чувствами. Я выросла в обществе, где в Конституцию заложено равенство прав человека – даже того человека, который не является королем.
– А что же я скажу Сюзанне? – граф снова хватается за платок.
– Не волнуйтесь, ваше сиятельство, – подбадриваю я его. – Сегодня за ужином я намекну графине, что хочу вернуться в Америку. Конечно, столь поспешный отъезд ее удивит, но, думаю, вы сумеете убедить ее, что подобная импульсивность свойственна американцам.
– Мне будет жаль расстаться с вами, сударыня, – по щеке его сиятельства катится слеза, и я бросаюсь к нему и сжимаю его дрожащую руку.
Так мы и плачем вместе до тех пор, пока в дверь кабинета не стучится камердинер.
– Простите, ваше сиятельство, что вынужден вас побеспокоить, но на кухне сейчас находится раненая женщина, которая настаивает на разговоре с ее светлостью.
Мы с графом переглядываемся.
– Кто она? – спрашивает он. – Она назвала свое имя?
– Никак нет, ваше сиятельство. Она отказывается говорить с кем бы то ни было, кроме ее светлости. Но позвольте заметить, выглядит она неважно. И смею вас уверить, она не дворянка, из простых. Сказала еще, что пришла пешком из самого Алара.
На кухню мы почти бежим. Я теряюсь в догадках. Кто мог прийти ко мне из столицы? И почему эта гостья ранена?
