Короб я отношу в комнату сама. Внешне – из уважения к её величеству. На деле же не могу я отдать такую тяжесть ребёнку. Шини, конечно, не совсем ребёнок, но тяжести носить ей вредно, а лишний раз показывать свой уровень владения магией не стоит.
Я ставлю короб на стол, падаю в кресло.
Подумать только, свадьба уже завтра…
А послезавтра папа возвращается в Самск, и будет совсем один. Нет, мне это категорически не нравится, надо папу возвращать в столицу. Или самой к нему перебираться? А как, если теперь я замужем? Хотя бы в гости точно можно будет выбраться.
– Шини, накроешь завтрак?
– Да, юная госпожа!
Шини убегает, а я подхожу к окну, останавливаюсь. Отсюда не видно вишню, под которой пряталась настоящая Нишаль. По традиции накануне свадьбы мне следует оставаться в своих комнатах, но сегодня праздник, поэтому некоторые исключения возможны.
Впрочем, мне нет дела до традиций.
Шини вносит поднос, быстро сервирует стол.
Я прищуриваюсь:
– Шини, подготовь чай, а затем пригласи, пожалуйста, папу, – он ведь мне ни в чём не отказывает.
– Да, госпожа.
Шини излишне торопится и папа приходит даже раньше, чем я закачиваю завтракать. Торопливо отодвинув тарелку, я промакиваю губы платком и бросаюсь обниматься. Папа неловко опускает ладонь мне на спину, он до сих пор каждый раз недоверчиво замирает, когда я так делаю:
– Ни-ни?
Я поднимаю лицо и честно говорю:
– Я не хочу, чтобы ты уезжал.
– Ни-ни.
– Пап, я знаю, что у тебя долг, служба, что ты обязательно поедешь…
– Ни-ни, ведёшь себя, как маленькая. А ведь ты уже завтра…
– Не напоминай, – капризно надуваю я губы.
Пап хмурится:
– Ни-ни, что-то не так? Его высочество очень хорошо к тебе относится.
– Я заранее скучаю по тебе, – улыбаюсь я.
– Ни-ни…
– Пап, а поехали вместе? Сидеть в четырёх стенах я буду после замужества.
– Ни-ни, но ведь не принято.
– И что? Это всего лишь традиция, жёсткого запрета нет. Давай поедем за город, чтобы нас не видели? И обязательно заедем в храм, вместе помолимся? М? За храм нас точно никто не осудит. М? – я нетерпеливо подпрыгиваю, нарочито притворяясь маленькой.
Папа смеётся:
– Безобразница.
– А то! – гордо объявляю я.
Папа кивает:
– Шини, передай приказ, чтобы подготовили мой экипаж.
– Да, господин!
В храм я еду не ради молитв, разумеется. Моя цель – повышенный магический фон. Резерв наполовину пуст, и это неприемлемо, тем более накануне свадьбы – завтра я должна быть во всеоружии.
– Всё же я беспокоюсь…
– Папа, уверена, его высочество отнесётся с пониманием к моему желанию посетить храм.
Папа окончательно сдаётся.
Храм располагается недалеко от столицы, мы доезжаем за два с небольшим часа, и всё это время мы с папой болтаем, я расспрашиваю о делах в Самске. О чём нам ещё говорить? Поначалу папа старается отделываться общими фразами, боится расстроить. Постепенно я вытягиваю подробности, а папа увлекается, начинает рассказывать больше, откровеннее. Дорога пролетает незаметно.
В самом храме мы надолго не задерживаемся, вместе поднимаемся на вершину пирамиды, вместе подходим к алтарю, вместе берём из ритуальной миски по щепотке бурого порошка и бросаем в горящий на алтаре огонь. Пламя моментально окрашивается в розово-малиновые тона, к небу устремляется дымное облако. Всё, можно спускаться и возвращаться.
Но я не тороплюсь.
Шини по моему распоряжению прихватила корзинку с обедом, и мы в саду при храме устраиваем пикник. Папа счастлив, я счастлива за него.
И резерв я восполняю почти полностью. Остатки доберу по дороге.
Домой мы возвращаемся довольно поздно, выслушиваем отчёт господина Енца.
– Старший брат, – на пороге появляется дядя.
Папа не удостаивает его и взгляда.
– Младший лорд Ламбрин?
Я потрясённо вздрагиваю. Папа из-за меня отверг родство?! Формально обе ветви остаются семьёй, никакого публичного разрыва не будет. Просто папа чётко провёл границу между собой и младшим братом. Теперь, что бы ни происходило, папа больше не будет вмешиваться.
– Старший лорд Ламбрин, – глухо повторяет дядя.
– Согласно записям вашей супруги в учётных книгах, ваш вклад в общий семейный фонд настолько мал, что его трудно заметить. Разницу в жаловании губернатора и простого чиновника упоминать не стоит. Ежемесячно три четверти моего жалования передавались в дом, вы же из своего жалования не выделяли и четверти.
– Я…
– Поскольку старшей ветви в родовом доме не остаётся, общий фонд будет разделён между двумя ветвями согласно вкладу каждой ветви. Доля старшей ветви переходит в приданое Нишаль. Ваша доля переходит в ведение вашей супруги.
– Да, лорд Ламбрин.
Дядя уходит не слишком огорчённый. По моему, больше всего его расстраивает, что он лишился не притока денег, а поддержки влиятельного губернатора. Собственно, родовой дом фактически остаётся за дядей…
Я прижимаюсь к папе, устраиваю голову у него на плече.
– Нишаль, тебе пора отдыхать. Завтра у тебя трудный день.
– Ага. Но я посижу с тобой ещё немного?
А потом надо тайком пробраться на кухню, прихватить на утро завтрак. Соблюдать «голодную» свадебную традицию я точно не собираюсь. И только потом спать…
Глава 33
Второй раз я забираюсь в свадебный паланкин.
Если прошлый готовил для меня дядя, и было ужасно неудобно, то в этот раз папа расстарался. Когда только успел? Внутри просторно, удобно. Сколько носильщиков переносят паланкин, не знаю. Наверное, человек восемь, а то и больше, движение плавное, паланкин почти не качается.
Сердце бьётся подозрительно часто. Нет ни единой причины нервничать, но я почему-то волнуюсь. Какой-то час, а то и меньше, и мы с Тенером станем мужем и женой, он увезёт меня в свой дворец…
Я же не хотела привязываться!
Я вздыхаю, на месте не сидится, но каким бы просторным паланкин ни был, встать и побродить не получится.
Папа рядом, возглавляет процессию.
Может, сбежать? Ещё не поздно.
Да что со мной?! Веду себя как настоящая новобрачная.
Тц!
Я закрываю глаза и пытаюсь успокоиться, но в голову лезут глупейшие мысли. А если я наступлю на подол и упаду? Императорское платье по местным меркам великолепно. Тяжеленная тёмно-синяя ткань щедро расшита золотом, что только добавляет ей веса. Жёсткий воротник-стойка чуть покалывает шею. Я проверяла, не зашили ли мне в него какой особый «подарок», но нет, колет золотая нить.
Рукава тянутся не на три метра, а на все пять. Про шлейф вспоминать не хочется. Накидка закрывает лицо, и сквозь неё я вижу мир расплывчато, будто в мутном мареве.
На свадьбе ведь ничего не случится, верно? Желающих испортить нам с Тенером праздник слишком много. Нам?! Я совсем запуталась.
Паланкин медленно опускается.
– Нишаль, – раздаётся из-за полога голос папы, – моя девочка. Ты покинула мой дом, и тебя уже встречает его высочество. Его высочество отныне будет беречь тебя. Я должен напутствовать тебя стать хорошей женой, но я не стану. Я оставлю тебе только одно своё отцовское напутствие. Нишаль, будь счастлива. И знай, чтобы ни случилось, ты всегда можешь прийти ко мне, и я поддержу тебя.
– Папа…, – мой голос предательски дрожит.
Шаги.
Папа отходит за паланкин.
На глаза наворачиваются непрошеные слёзы. Тряпка, скрывающая лицо – не так уж и плохо. Я делаю глубокий вдох и медленно выдыхаю.
А Тенер терпеливо ждёт.
Калану терпения не хватило, прислал тётю меня будить. Я не могу знать наверняка, но мне кажется, что Тенер не шелохнется, будет стоять столько, сколько потребуется.
Я выбираюсь из паланкина. Каждое движение – с осторожностью. Хах, кому в голову пришло назвать свадебный наряд платьем?! В нём от платья разве что воротник, всё остальное – это полотна сшитой ткани, фасон «мешок». Ладно, не совсем мешок, у мешка рукавов нет. Но всё равно ужасно, а подол так и норовит оказаться под подошвой.
