Все происходит быстро. Погруженная в какие-то незначительные мысли, она почти доходит до ларьков, где горит множество огней. Но сильные руки хватают, дергают в сторону закоулка. В груди поднимается паника; сердце подпрыгивает, стучит о ребра, будто в запертую дверь. Крик о помощи пресекается одним движением — грубая ладонь накрывает рот и нос.
Будь ей снова пятнадцать, она бы сдалась не задумываясь. Не стала бы злить злоумышленника… Но сейчас она обмякает в его руках с иной целью. Уловка срабатывает: почувствовав тяжесть расслабленного женского тела, некий убирает от ее лица руку, хватает за подмышки, чтобы удержать. Уличив момент, девушка резко бьет затылком, стараясь попасть гаду в нос. Попала.
Постанывания прорываются сквозь шум крови в ушах, хватка ослабевает, и Валери выдергивается, прорывается вперед и оборачивается…
Это мужчина. Крупный, высокий. В царящей в закоулке темноте трудно разглядеть его лицо, но гад приподнимает голову, похоже, таким образом намереваясь остановить кровь из носа. Разбитые черные очки падают. Глаза их сталкиваются.
Она не знает, кто он, но ей кажется, что он удивлен. Будто только очнулся или же ожидал увидеть не ее…
Такая реакция отвлекает: девушка не успевает проследить за движением его руки. Мужчина вынимает из-за пояса пистолет, прицеливается… Страх усиливается, растекается по ногам и рукам, она задерживает дыхание, оцепенев от ужаса, боясь пошевелиться.
— Валери!
Голос брата где-то вдалеке неожиданно сливается с выстрелом. Инстинкт срабатывает быстрее, чем она успевает о чем-либо подумать. Дергается в сторону, но резкая жгучая боль застает врасплох. Девушка прижимается спиной к стене здания, не сдерживая вскрика, впивается пальцами в плечо.
Мужчина убегает, но она уже не ищет опасности — тело слабеет быстрее, чем когда-либо, боль пронзает, отдается волнами по всей руке.
— Валери! — родной голос где-то совсем рядом — девушка с трудом слышит его. Сползает по стене, упрямо цепляясь за остатки сознания. Сильная боль и ужас, не отпуская ни на миг, тянут на самое дно. — Валери, смотри на меня! Слышишь? Вал…
Слова тают — стремительно, как снежинки на ладони. На глаза ложится пелена, и обеспокоенное лицо мгновенно сливается с темнотой.
Глава 36. Сблизиться — значит подвергнуть опасности
Наари
Маленькое тельце дрожит под боком, пальчики цепляются за мою жилетку, а тихий плач вынуждает сердце сжиматься от жалости. Мне едва удается сдерживать слезы. Не только из-за случившегося, не только из-за того, что Валери унесли в какую-то комнату, названную целителями операционной… Я чувствую боль малышки, что сидит рядом и не желает отходить от меня ни на шаг. Она испытывает такие сильные эмоции — страх, неверие, грусть — и это наполняет ее тело энергией. Энергией, которой она вновь неосознанно делится со мной.
Прошло не больше трех часов. Джон не отпустил нас в отель, все вместе мы поехали в ближайшую больницу. Пока мужчина общался с врачами, кому-то звонил и бродил по коридору, словно оживший мертвец, мы с Мэй сидели на скамейке у одной из палат, ожидая хороших новостей. Девочка плакала, а я не знала, как можно унять ее боль. Вряд ли у меня получилось бы сделать это словами… Все, что я могла, — прижать ее к себе и не отпускать до тех пор, пока она не успокоится.
Вскоре к нам поднялась пара мужчин в полицейской форме — то ли коллеги Джона, то ли незнакомцы. Я подумала, что он все же был с ними незнаком, поскольку, о чем-то говоря, держался холодно и настороженно. Один из мужчин остался рядом со мной и девочкой, когда Джон и второй незнакомец проследовали за врачом в палату. Ожидание хороших новостей затягивалось.
— Мамочке больно?.. — шепчет вдруг Мэй, спрятав личико у меня под боком. Шмыгает носом, но уже, похоже, не плачет.
— Твоя мама очень сильная, — глажу ее по голове, стараясь, чтобы прикосновения были мягкими и осторожными. — Я знаю это наверняка, ведь ее малышка тоже невероятно сильная.
— Но в нее стреляли… Дедушка говорил, что от пуль многие умирают. Он часто ругался с мамой. Запрещал ей видеться с дядей… Он думает, что дядя — источник бед. Что рядом с ним мы всегда в опасности…
Мэй затихает, прижимается теснее, едва слышно всхлипывает.
Возможно, ее дедушка был прав. Опасность, преследующая Джона, ставит под угрозу и его близких. Кажется, он и сам понимает это. Не потому ли держится от них подальше? Жертвует своими желаниями ради их безопасности?..
Из палаты, наконец, выходят мужчины в компании врача, и я не успеваю подыскать вопросам ответы. Впрочем, сколько бы я об этом ни думала, найти правду без слов Джона не смогу.
Мужчины о чем-то переговариваются — я не вслушиваюсь. А затем врач уходит и Джон возвращается к нам.
— Доктор позволил ненадолго увидеться с мамой, — говорит он, протянув Мэй руку. — Пойдем?
Подскочив, как всполошенный птенец, девочка хватает его за руку и тянет в палату. Прежде чем они скрываются из виду, успеваю поймать взгляд мужчины и увидеть, как он кивает, призывая последовать за ними.
Обстановка палаты навевает неожиданные воспоминания. В такой же лежала и я после ножевого ранения. В памяти все еще хранится тяжелый запах лекарств, небольшая, но удобная койка, попискивающий механизм, на экране которого двигается линия…
Интересно, вспомнил ли об этом Джон? Винит ли он в случившемся себя? Наверное, винит. Как всегда берет на себя всю ответственность, взваливает непосильную ношу. От такой привычки непросто избавиться.
— Мамочка! — Мэй бросается в объятия матери.
Та усаживается поудобнее и подтягивает девочку к себе.
— Все хорошо, котенок… — сиплый, но ласковый шепот стелется, как стелется туман над полем. — Все хорошо, не плачь…
Пару секунд мы молчим, тишину в палате разрывают лишь слабые всхлипы. Не отпуская Мэй, Валери поднимает голову, вглядывается в наши лица.
— Вы такие мрачные, — усмехается она, — будто уже готовитесь к самому худшему.
Узнаю Валери. Какой бы странной ни была ситуация, она найдет, над чем посмеяться.
Боясь, что снова наступит молчание, я подхожу ближе к койке и решаюсь спросить:
— Как ты себя чувствуешь?
— Неплохо. Несмотря на мое прошлое, меня впервые пронзила пуля, — на бледном лице блуждает слабая улыбка, но быстро пропадает, сменяется хмуростью. — Жутко, конечно, но не думаю, что меня хотели убить. По крайней мере, вначале.
— Поговорим потом, Вал, — встревает Джон и бросает многозначительный взгляд на Мэй. — Все, что нужно, ты уже рассказала следователю. Скорее всего, тебя вызовут снова, но это произойдет, когда ты поправишься.
— Ты же понимаешь, что теперь я не очень-то доверяю полицейским? Всем, кроме тебя. К тому же я рассказала не все…
Эти слова словно пробуждают мужчину от долгого сна — брови его приподнимаются, он неотрывно смотрит на сестру.
— Что еще? — бросает нетерпеливо.
— Этого мужчину я действительно раньше никогда не встречала. Но он так удивился, когда увидел мое лицо... Думаю, его целью была вовсе не я, — Валери вдруг вскидывает на меня пугающе серьезные глаза. — Спутал, должно быть. А избавиться решил, когда понял, что я запомнила его лицо. Надеюсь, его найдут раньше, чем случится очередное нападение.
— Найдут, — заверяет Джон, но вид у него такой растерянный, что в подобное заявление слабо верится. — Главное, что ты знаешь, как он выглядит… — Мужчина тяжело вздыхает, опускается на диванчик и откидывает голову назад. — Доктор сказал, что пару дней тебе лучше полежать в больнице. Свинцовые гранулы вытащили, но риск заражения все равно есть. Может начаться лихорадка… Я попросил офицеров приставить к тебе охрану.
— Ставишь ко мне тех, кого подозреваешь? — Валери не сдерживает язвительного тона. — Хотя сейчас следует думать не обо мне, а о безопасности Наари.
