— Коул, — начала я. — Бек для него все. Это не игрушки. Не делай ничего, в чем ты не уверен, ладно?
— Я всегда уверен в том, что делаю, — отчеканил он. — Просто я не всегда уверен в том, что все непременно должно заканчиваться хеппи-эндом.
Первый день в человеческом обличье я провела странно. Мне было неуютно без обычной одежды и привычного распорядка, не давала покоя мысль о том, что волчица внутри меня способна в любой миг заявить права на мое тело. В каком-то смысле я даже рада была неопределенности положения свежеиспеченного волка, поскольку знала: в конечном итоге все придет к завязанному на температуру режиму превращений, как это было с Сэмом, когда мы с ним только познакомились. А я любила холод. И не хотела его бояться.
В попытке вернуть жизнь в привычную колею я предложила устроить нормальный ужин, что оказалось несколько более затруднительно, чем я предполагала. Сэм с Коулом забили кладовки странным набором продуктов, большую часть которых можно было описать как полуфабрикаты для приготовления в микроволновке, и лишь незначительную — как ингредиенты. Но я нашла все необходимое для приготовления оладий и яичницы — еды, уместной, на мой взгляд, в любой ситуации, — и Сэм без звука принялся мне помогать, в то время как Коул растянулся на полу в гостиной и уставился в потолок.
Я оглянулась через плечо.
— Что он делает? Дай мне, пожалуйста, лопатку.
Сэм передал мне лопатку.
— Наверное, у него кипят мозги.
Он потянулся через мое плечо достать тарелки и, на миг прижавшись ко мне всем телом, положил мне руку на талию, чтобы удержать на месте. В глазах у меня потемнело от желания.
— Эй, — сказала я, и он обернулся ко мне со стопкой тарелок в руке. — Поставь их на стол и вернись обратно.
Сэм двинулся ко мне, но в этот миг я краем глаза заметила какое-то движение.
— Ч-ш-ш… что это там такое? — спросила я почти шепотом. — Стоп!
Он замер и, проследив за направлением моего взгляда, увидел то, что привлекло мое внимание: какое-то животное, крадущееся через задний двор. На траву падал свет из двух кухонных окон. На миг я потеряла зверя из виду, но потом снова увидела у накрытого брезентом гриля.
На миг сердце вдруг стало легче перышка, потому что это была белая волчица. В белую волчицу превратилась Оливия, а я так давно ее не видела.
Но тут Сэм выдохнул: «Шелби!» Она пошевелилась, и я поняла, что Сэм прав. В ней не было ни капли той гибкой грации, которой обладала в волчьем обличье Оливия, а когда белая волчица вскинула голову, движение было отрывистым, настороженным. Она взглянула на дом глазами, которые определенно не могли принадлежать Оливии, потом присела и пустила струйку на ножку гриля.
— Мило, — заметила я.
Сэм нахмурился.
Мы молча наблюдали, как Шелби переместилась от гриля в центр двора и снова пометила территорию. Она была одна.
— По-моему, у нее обострение, — сказал Сэм.
За окном Шелби остановилась и долго стояла, глядя на дом. Меня вдруг охватила необъяснимая уверенность, что она смотрит на нас, хотя мы для нее должны были быть всего лишь неподвижными силуэтами за стеклом, если она вообще нас различала. Но даже отсюда я видела, как ощетинился у нее загривок.
— Она ненормальная.
Мы оба вздрогнули, когда позади нас раздался голос Коула.
— Что ты имеешь в виду? — уточнила я.
— Я не раз замечал ее, когда ходил ставить лопушки. Она ничего не боится и коварна, как черт.
— Ну, это я и без тебя знала. — Я с содроганием вспомнила тот далеко не прекрасный вечер, когда она бросилась на меня через стекло. А потом и ее глаза во время грозы. — Она столько раз пыталась меня убить, что я уже сбилась со счету.
— Она напугана, — негромко заметил Сэм. Он все еще наблюдал за Шелби, чей взгляд теперь был прикован к нему одному. Мне стало сильно не по себе. — Напугана, одинока, сердита и ревнует. С появлением тебя, Грейс, и Коула, и Оливии стая стремительно меняется, а ей просто некуда падать ниже. Она теряет все.
Оладья на сковороде начала подгорать. Я сдернула сковороду с конфорки.
— Не нравится мне, что она здесь ошивается.
— Думаю… думаю, у тебя нет причин для беспокойства, — сказал Сэм. Шелби стояла все так же неподвижно, глядя на его силуэт за стеклом. — Уверен, она во всем винит меня.
Шелби неожиданно вздрогнула, и в тот же миг над задним двором разнесся голос Коула:
— Пошла вон, дрянь паршивая!
Она скрылась в темноте еще до того, как хлопнула задняя дверь.
— Спасибо, Коул, — сказала я. — Это был просто гениальный ход.
— Я и сам гений, — отозвался Коул. Сэм все еще хмурился, глядя в окно.
— Я все думаю, а она не…
Зазвонил телефон, и он не договорил. Коул снял трубку, взглянул на индикатор номера и, поморщившись, молча передал трубку мне.
На индикаторе высветился номер Изабел.
— Да, — сказала я.
— Грейс.
Я ждала какого-нибудь замечания относительно моего превращения в человека, чего-нибудь бесцеремонного и саркастического. Но она произнесла только «Грейс».
— Изабел, — ответила я, чтобы ответить хоть что-нибудь.
Я взглянула на Сэма; вид у него был озадаченный, зеркальное отражение моего собственного выражения лица.
— Сэм там с тобой?
— Да. Ты… ты хочешь с ним поговорить?
— Нет. Я просто хотела убедиться, что ты… — Изабел запнулась. В трубке послышался какой-то шум. — Грейс, Сэм тебе рассказал, что в лесу нашли мертвую девушку? Загрызенную волками?
Я взглянула на Сэма, но он не слышал, что говорила Изабел.
— Нет, — с беспокойством отозвалась я.
— Грейс. Ее опознали.
Я замерла.
— Это Оливия.
Оливия.
Оливия.
Оливия.
Восприятие вдруг болезненно обострилось. Разом бросились в глаза все окружавшие меня мелочи. Висящая на холодильнике фотография мужчины рядом с каяком. Дурацкий магнитик в виде зуба с названием стоматологической клиники и телефоном. Щербатая столешница выцветшей тумбы вплотную к холодильнику. Древняя стеклянная бутылка из-под кока-колы с торчащими из нее на манер букета карандашом и ручкой. Подтекающий кран, из которого каждые одиннадцать секунд выкатывалась капля и огибала вентиль по часовой стрелке, прежде чем набиралась мужества оторваться и упасть в раковину. Никогда прежде я не обращала внимания на то, что все в этой кухне в теплых тонах. Коричневый, красный и оранжевый цвета столешниц, шкафчиков и кафеля и выцветшие фотографии, приколотые к дверцам шкафов.
— Что ты сказала? — вскинулся Сэм. — Что ты ей сказала?
