Портрет предателя (СИ) - Зеленая Марья

Она медленно шла вдоль дороги, голодная, надломленная, словно бездомная собака, которую выгнал хозяин, и она не знает теперь, куда ей податься. Пронзительный ветер гонял по небу серые тучи, трепал ее шаль, вырывал из-под чепца волосы и бросал ей в лицо. Навстречу Доминике стремительно мчался мужчина в дорогой одежде. Она попыталась отскочить с его пути, но не успела. Он грубо толкнул ее плечом, чуть не сбросив под колеса летящего экипажа, и понесся дальше.

Небо потемнело, ветер усилился, с жутким завыванием он яростно гонял по земле опавшие листья. Сорвались первые капли дождя. Доминика укрылась под навесом какой-то лавчонки, обессилено привалившись к стене, но через несколько минут из-за двери выскочил сердитый хозяин и велел ей убираться прочь.

Доминика устало побрела дальше. В небе беспокойно кружили огромные стаи черных птиц. Торговцы закрывали ларьки, лавочники опускали жалюзи, хозяева уличных кафе спешно заносили вовнутрь плетеные стулья. Шаль подхватило вихрем, и она чуть не улетела, Доминика едва успела поймать ее концы. Она дошла до перекрестка и на миг остановилась, не зная, куда идти дальше.

— Что встала посреди дороги, малахольная? — проорал чей-то голос, и мимо стремительно пронеслась карета, обдав Доминику грязными брызгами.

Стало совсем темно. На черном страшном небе непрерывно сверкали молнии, громыхали грозовые раскаты, кроны деревьев шумели и трепетали под резкими порывами ветра. Сплошной стеной полил дождь.

Запоздалые прохожие бежали по тротуару, спасаясь от стихии, стремясь быстрее укрыться под крышами своих домов. Доминике бежать было некуда. У нее не было ни дома, ни семьи. В этом огромном равнодушном мире она осталась совсем одна. Ветер свистел в ушах, резко бросая в лицо дождевые капли вперемешку с мокрыми листьями. Горожане закрывали ставни, чтобы надвигающийся ураган не выбил оконные стекла. Кровли домов и шпили церквей скрылись в густой водяной завесе.

Доминика шла вперед, навстречу буре, ни на кого не обращая внимания. Мимо нее проносились люди, ее толкали, пинали, мокрые пряди лезли в глаза. Она шла вперед, прикрывая рукой живот, чтобы защитить его от острых локтей. Ее шаль унесло ветром, платье промокло, а туфли набрались водой. Улицы быстро пустели, каждый нашел себе укрытие, лишь Доминика упрямо шла вперед, в никуда, не разбирая перед собою дороги.

Ноги вынесли ее на берег. Река кипела и бурлила, яростно вспененная мощным дождем. Камыши пригибались к самой воде, а деревья трепетали на буйном ветру, уносящем последние листья с их намокших ветвей. Капли больно хлестали Доминику по лицу, ноги утопали в жидкой грязи, а бешеный вихрь пронзительно свистел в ушах, сбивая дыхание.

Сквозь водяную пелену она с трудом различила навес, грубо сколоченный из почерневших досок. Доминика забежала под его крышу и бессильно привалилась к шаткой стене. Воняло тиной и рыбой, сквозь неплотно подогнанную кровлю просачивалась вода, но, по крайней мере, это было хоть какое-то укрытие. Почти все пространство сарая занимала лодка, закрепленная на примитивном стапеле. Доминика забралась в нее, свернулась на дне калачиком и уснула.

***

Она открыла глаза и протяжно застонала. Все жутко болело, платье прилипло к телу, мышцы задеревенели от лежания на твердых досках. Сквозь щели навеса пробивался яркий свет. Доминика с трудом поднялась на ноги и выбралась из лодки.

Стояло ясное утро. Сквозь рваные облака выглянуло солнце, согревая лучами продрогшую землю. Над рекой клубился розоватый туман, весь берег был усеян ветками и мокрыми листьями, а в камышах запутались рыбацкие сети, унесенные со столбов для просушки.

Доминика потянулась, разминая затекшие конечности, и осмотрела свою одежду. Туфли были безнадежно испорчены, а платье напоминало половую тряпку.

«Я выгляжу как оборванка, — с горечью подумала она. — В таком виде меня не пустят ни в один приличный дом. И почему я не умерла этой ночью? Мне не пришлось бы больше страдать!»

Но она была жива, и нужно было двигаться дальше. Доминика взобралась наверх по берегу, скользкому от грязи и опавшей листвы, и побрела по пустынной дороге в сторону центра. Желудок сводило от голода, и за кусок хлеба она была готова продать душу дьяволу.

В столь ранний час на улицах было мало прохожих. Доминика шла вдоль бесконечных рядов серых домов, переступая лужи, сверкающие в лучах яркого солнца. На последние деньги она купила в ларьке дешевую булочку и тут же съела ее, запивая водой из уличной колонки.

К полудню Доминика добралась до центра города и направилась к дому, где оставались ее вещи. За месяц службы у де Шамберов ей так и не удалось туда наведаться — у нее не было ни свободного времени, ни денег на извозчика.

Дверь в подъезд оказалась заперта. Доминика позвонила в колокольчик. Окно на первом этаже распахнулось, и оттуда появилось заспанное лицо пожилого консьержа.

— Чего тебе? — грубо спросил он. — Убирайся вон, попрошайка!

— Господин Бурже, это я, Доминика.

Взгляд консьержа немного подобрел.

— Ах, госпожа Финелли, простите, я вас сразу и не узнал…

— Мое платье слегка испачкалось, — пояснила она. — Все потому, что я споткнулась, и упала в грязь.

«Да ты в ней, похоже, всю ночь провалялась», — подумал Бурже, но вслух лишь заметил:

— Да уж, тротуары нынче никуда не годятся! Все в выбоинах! И куда только смотрит наш мэр!

— Вы не впустите меня? Мне нужно кое-что забрать из моей старой квартиры.

Консьерж смутился и отвел взгляд.

— Понимаете, тут такое дело… — он осекся.

Доминика вопросительно посмотрела на него.

— Госпожа Крюшон велела не впускать вас даже в подъезд.

— Но почему?

— Я не знаю, но приказ есть приказ, — сочувственно вздохнул консьерж. — Мне очень жаль.

— Но в квартире остались мои вещи! — в отчаянии воскликнула Доминика. — Как же мне теперь забрать их?

— К сожалению, ничем не могу помочь. Договаривайтесь с госпожой Крюшон.

— Дайте мне ее адрес!

— Она запретила вам его называть. И вообще, в квартире уже новые жильцы. Я думаю, госпожа Крюшон продала ваши вещи, чтобы покрыть ваш долг за аренду.

— А мои документы? — ужаснулась Доминика.

Господин Бурже пожал плечами.

— Откуда я знаю? Наверняка, она их выбросила.

Доминика почувствовала, что вот-вот разрыдается.

— И что же мне теперь делать? — в отчаянии спросила она.

— А я почем знаю? — в голосе консьержа послышалось раздражение. — Простите, ничем не могу вам помочь.

С этими словами он захлопнул створки окна и скрылся внутри.

Вся в слезах Доминика сползла спиной по стене и уселась прямо на грязный тротуар. Ей было некуда идти, она осталась одна на пороге зимы, без жилья, без теплой одежды и без средств к существованию.

С ее губ сорвался истерический всхлип. Она прижала к груди ладонь, чтобы заглушить рыдания, и тут ее пальцы нащупали какую-то выпуклость. Она запустила руку под воротник и достала из-под него кулончик с ракушкой, который носила на шее. Это было то самое украшение, подарок Себастьяна.

Ну что ж, значит пришло время забыть о гордости.

***

Себастьян развалился на удобном диване в ярко освещенной гостиной, откинувшись на груду бархатных подушечек. В большом мраморном камине уютно потрескивало пламя, его блики мерцали на позолоченной отделке стен и отражались в хрустальных капельках люстр, свисающих с лепного потолка.

Изабелла сидела рядом на мягком подлокотнике, ее белоснежная рука покоилась у Себастьяна на плече, а он в свою очередь обнимал ее за талию. В воздухе разливался тонкий аромат духов и заморского кофе, а вокруг сидели элегантные придворные и наслаждались чарующими звуками рояля, на котором играла одна из фрейлин королевы.

— Чудесная музыка, не так ли, дорогой? — улыбнулась Изабелла.

Она взяла со столика шоколадное сердечко с вишневым ликером и сунула в рот Себастьяна. Тот бросил на Изабеллу игривый взгляд и лукаво вздернул брови. Она прильнула к нему, и их губы слились в сладком вишневом поцелуе.