Мэррок медленно заговорил.
— Я вверяю мою жизнь, мои амбиции, мои желания и мою душу Горму, Королю Верховных Эльфов, — его низкий голос раскатами разносился по амфитеатру. — Пусть эта связь длится до тех пор, пока он не освободит меня. До тех пор я слуга, подчиняющийся его желаниям.
Серебряная корона засияла ярче.
— Для меня честь вновь видеть тебя среди моих подданных, — сказал Горм. — Но в этой форме ты бесполезен для меня. Твоя магия подавлена проклятьем. Пора сделать тебя цельным.
Король Горм небрежно передал ему Лэватейнн. Серебряная палочка загудела в его ладони.
Мэррок выпрямился, посмотрев на меня. В его глазах блеснула боль. Он ненавидел своего отца, ведь так? Но он делал это ради меня.
Он выставил перед собой Лэватейнн и медленно начал напевать заклинание. Кончик палочки засиял в зимнем свете, на нём собралась серебристая магия. Затем Мэррок повернул палочку так, чтобы она оказалась наведена на мою голову.
По мне скользнула холодная как ртуть магия, заморозившая меня на месте. Жидкий металл переполнил мой рот. Он полился по моему горлу серебристым потоком, хлынул в желудок. Через считанные секунды он начал смешиваться с моей кровью.
Боль, какой я прежде не испытывала, заструилась по мне. Я скорчилась в судорогах, когда магия заставила меня изогнуть спину, раскрыть губы в безмолвном крике и лишила меня чувств. Я как будто парила в воздухе, глядя сверху на своё дрожащее тело. На помосте всё происходило словно в замедленной съёмке.
Мэррок смотрел на меня с сожалением в глазах. Он навёл палочку на свою голову. Палочка изменилась, трансформировалась. Теперь она превратилась в острый серебряный клинок, сверкавший и сиявший так, будто его освещала тысяча солнц.
Охранники короля стояли вокруг, наведя на нас палочки. Волосы Мэррока развевались на зимнем ветру. Всюду вокруг нас сплеталась магия Лэватейнн. Серебристые завитки скользили по камням, оплетали моё тело и продолжили струиться по горлу сияющими кольцами.
Раздался голос Мэррока, напевавший ещё громче, чем прежде, и из палочки хлынула магия.
Я видела, как она собралась лужицей у ног Мэррока, заставив его пошатнуться, а затем упасть на колени. Я смотрела, как магия Лэватейнн поднимается вверх по его мощным бёдрам, по тлеющим рунам на его груди. На мгновение она задержалась на его горле, затем его голова запрокинулась, и магия Локи хлынула в его рот.
За считанные секунды он трансформировался, его бледная кожа засветилась, и казалось, будто его окунули в жидкое золото. Эта магия охватывала оба наших тела. Моё тело содрогнулось, задрожав, и нечто вырвалось из моей груди.
Агония прострелила меня, когда моя душа отделилась от тела. Она повисла в воздухе сферой пульсирующего света. Затем серебристая магия оплела её, и та меркла, пока не погасла полностью. Остался лишь крохотный серебристый шарик, повисший в зимнем воздухе.
На секунду я подумала, что умерла, но моё сознание не рассеялось. Вместо этого я продолжала смотреть сверху, как шарик разделился надвое. Теперь над помостом висело уже две сферы.
Всё случилось в мгновение ока. Раздался треск, похожий на удар молнии, и один шар выстрелил в моё тело, другой — в Мэррока. Моё сознание устремилось вниз, ворвавшись в мою грудь.
Я открыла глаза, потрясённая случившимся. Всё моё тело дрожало.
А посмотрев на Мэррока, я увидела, что он полностью преобразился. Его глаза были уже не голубыми, а золотыми, цвета поднимающегося солнца. Его чёрные волосы сделались светлыми и развевались вокруг головы на зимнем ветерке. Теперь он действительно выглядел как Верховный Эльф — золотистый воин, сверкающий словно солнце.
Он поднялся на ноги как бог-завоеватель, не сводя с меня взгляда. На его голове сверкала корона.
Затем он одной рукой поднял меня с пола. Я безвольно повисла, когда он притянул меня к своей пылающей груди. Жар его тела омыл меня, и мне казалось, будто я таю.
— Али, — его голос был низким и сильным, как звон церковного колокола. — Али, — повторил он, крепче обнимая меня. Выражение его лица было восторженным, благоговейным. Его волосы продолжали развеваться вокруг головы.
Будучи прижатой к его груди, я чувствовала, как громко стучит его сердце. Дымчатый запах его проклятья исчез, сменившись запахом свежего шалфея. Он поднял меня так, чтобы наши лица оказались на одном уровне. Я впервые ясно рассмотрела его черты. Золотистые глаза, смуглая кожа, чувственные губы. Покалывающее тепло разнеслось по моей коже.
— Мне надо вернуть магию, которую я выпил, — прошептал он, и его голос был плавным как виски.
Мэррок наклонился и прижался губами к моему рту, и моё тело согрелось, когда магия хлынула в меня. Моя магия. Я постепенно почувствовала, как сила вновь переполняет меня.
Он отстранился, встретившись со мной взглядом. Золотистые глаза Мэррока не отрывались от моих, и между нами существовала какая-то магнетическая связь, которую мы оба не могли разрушить. Нравилось мне это или нет, мы как-то связаны.
И эта связь была такой сильной, такой приятно тёплой на моей коже… что я почти не заметила, кто он на самом деле.
Всё тепло ушло из моего тела.
— Гэлин? — я стиснула зубы. — Какого хера?
— О, ты сообразила? — отозвался Король Горм своим голосом, похожим на звучание флейты. Его глаза не отрывались от моих, сверкая непревзойдённым злорадством. — Мэррок мёртв, но Гэлин снова жив. Мы стёрли имя Гэлина из наших миров. Но теперь проклятье снято. Его душа восстановлена. Он снова Гэлин. Величайший эльфийский колдун из всех, чья нога когда-либо ступала на эту землю.
Я уставилась на него, и ледяной завиток ужаса свернулся во мне, оплетая внутренности.
Я всю жизнь хотела убить этого мужчину, а он всё это время врал мне. Но Гэлин просчитался. Этим поцелуем он только что вернул мне мои силы. Я не собиралась сдаваться без боя.
Я как можно тише прошептала:
— Скалей.
Глава 60. Мэррок
Воспоминания о людях вокруг накатывали на меня потоками. Король Горм — мой отец — правил Эльфхеймом, когда тот ещё существовал. Мы с моей сестрой Ревной ненавидели друг друга с детства. Сун всегда был идиотом. Я ушёл в горы Эльфхейма и овладел силой колдовства, превосходящей способности любого эльфа, когда-либо жившего на свете.
Но мне пришлось вытеснить этот ошеломляющий поток воспоминаний, чтобы сосредоточиться на трагедии, разворачивавшейся передо мной.
— Ты… — голос Али надломился.
Меня избивали, клеймили, полосовали ножом, пытали, я тысячу лет прожил с проклятьем, заставлявшим мою кровь кипеть, но всё это не шло ни в какое сравнение с болью, которая стиснула моё сердце при виде ужаса в глазах Али.
Я открыл рот, чтобы объяснить ей, почему я сделал то, что сделал. Но корона на голове пронзила мой череп зарядом мучительной магии. Мой отец, Король Горм, теперь контролировал меня.
Ярость Али была осязаемой.
— Ты, — повторила она медленнее, на удивление спокойным голосом. — Ты ни разу не упомянул, что ты Гэлин, великий колдун. Это ты заточил Доккальфаров в Тенистых Пещерах. Ты — причина, по которой мы жили во тьме, умирая от пещерной хвори. Ты ведь и не намеревался помогать мне освободить Ночных Эльфов, так?
Это неправда.
Теперь, когда ко мне вернулись воспоминания о прежней жизни, я всё вспомнил. Я вспомнил тот ужасный день, когда сотворил заклинание, чтобы навеки заточить Ночных Эльфов в пещерах. И я вспомнил, почему именно сделал это. Принцип работы короны сводился к тому, что она обжигала меня, если я не повиновался воле Короля. Но к этому моменту я уже привык к боли.
— Это был единственный способ, — сказал я. Вспышка боли обожгла мой череп. Я найду выход из этой ситуации. Король был монстром, но не гением.
Король орал, приказывая мне остановиться, но я продолжал, пока мою голову простреливало агонией.
— Я сделал это, чтобы защитить Ночных Эльфов, спрятать их от моего вида. Это решение стоило мне моей жизни и превратило в монстра, которым я был последнюю тысячу лет. Альтернативой для Ночных Эльфов была смерть, а Тенистые Пещеры оказались единственным способом спасти… — обжигающая боль сделалась слишком интенсивной, подавив мои слова.
