-- Леди Элиз, я обещаю вам дом в городе и приличную пенсию на всех детей. Вам больше в жизни не придется работать. Если захотите, я найду вам потом мужа. Это мое последнее слово!
Я разозлилась и вспылила. Может быть, стоило промолчать, просто еще один раз сказав “нет” Но ответила я ему довольно резко:
-- Господин барон, деньги для меня еще не самое главное в этом мире. И вы могли бы заметить, что работы я не боюсь. А чувствовать себя куском говядины, который вы присмотрели на рынке и купили, не желаю.
А дальше я с психу добавила:
-- Своей будущей жене вы как собираетесь наличие бастардов объяснять?!
-- Вас это не касается, леди Элиз! – он тоже злился.
-- Вот и вас, господин барон, не касается, с кем я в будущем буду делить постель!
Я встала и под его крик: «Я вас не отпускал!», попыталась выйти из кабинета, но в дверях он схватил меня. Схватил довольно грубо, рывком развернув к себе:
-- И что ты теперь будешь делать, девочка?! Ты всего лишь купленная рабыня! Тебя никто не станет слушать!
Я размахнулась и отвесила ему пощечину. Со всей силы, на которую была способна. Он оттолкнул меня так, что я чуть не упала, и стоял, держась рукой за щеку, глядя на меня с растерянностью, недоумением и остатками злости…
Я посмотрела ему в глаза и сказала:
-- Не думала, что вы такой… Мне казалось, что честь для вас не пустой звук…
Повернулась и вышла.
У себя в комнате поревела под жалостливые вздохи Дебби, потом успокоилась, умылась и решила побездельничать до вечера – ничего не случится с барахлом, если часть его разложить не сегодня. Там оставался еще воз с посудой и какими-то вазами – завтра разберусь.
До ужина промаялась в комнате и отправилась в столовую, как на каторгу: страшно было.
Встретила меня мадам Аделаида, сидящая в гордом одиночестве.
-- Добрый вечер, мадам. А где капитан Арс?
-- Барон взял его в какую-то поездку. Госпожа Элиз, сегодня вы поругались с бароном. В чем дело? Почему он кричал на вас?
Я порадовалась, что слова за дверью никто не расслышал, и подумала о том, что кабинет, пожалуй, стоит перенести в другую комнату. Была там, рядом, одна свободная. Самым привлекательным в ней мне казался небольшой проходной предбанник.
Если барон… Если он смирится с тем, что больше мы не спим, то стоит подсказать ему, что при двух закрытых дверях разговаривать безопаснее, чем на теперешнем рабочем месте.
-- Барон остался недоволен тем, как я вела приходную книгу.
-- Он обнаружил у вас недостачу?! – кажется, эта идея привела вдову в восторг, она даже не скрывала улыбки.
-- Нет, никакого недочета. Просто я ввела новую систему записей, барон пенял мне за самоволие.
Я сидела и гадала, как теперь все будет. Кусок в горло не лез. Тем более, что мадам взялась рассуждать о необходимости выполнять приказы «хозяина» в точности. Слова «ваш хозяин» она произнесла несколько раз, с особым удовольствием подчеркивая мой статус. Сама же в разговоре называла барона «милым Генри», вздыхая о том, что он «слишком добр ко всяким…».
Я привычно пропускала ее нудёж мимо ушей, тем более, что моего ответа она и не ждала.
-- Скажите, леди Элиз, вы уже закончили разбор трофейных тканей?
На прямые вопросы нужно отвечать, если я не хочу заполучить еще один конфликт.
-- Да, сегодня все сложили и записали, мадам Аделаида.
-- Прекрасно! Значит я могу выбрать то, что обещал мне дорогой Генри!
После ужина я собиралась навестить малышку Миранду. Из-за всей этой суматохи я не была у нее уже два дня. Однако, сперва мадам Аделаида потащила меня в кладовую: пришлось отмерять ей ткани на два туалета, как обещал барон.
Она копалась долго, разворачивая то один рулон, то другой. Даже спрашивала меня, что ей пойдет больше. Несколько раз меняла решение, тыкая то в бархат, то в кусок парчи. Наконец, когда ее горничная, нагруженная двумя большими отрезами, удалилась, мадам попыталась выцедить еще кусок шелка на отделку.
-- Такие вопросы может решить только наш «хозяин», -- я подчеркнула голосом это слово, возвращая Аделаиде её «любезности». Пусть помнит, зараза, что у нее положение не лучше моего. Может тявкать меньше будет.
Она чуть поскандалила, впрочем, без особого энтузиазма и ушла, а я осталась приводить в порядок развороченные ткани. Так что до спальни Миранды я добралась только когда она уже лежала в постельке. Кейти я отпустила на кухню. Последнее время она частенько уходила туда вечером. Посидеть с Мартой за чашечкой чая.
Девочка так обрадовалась, что у меня не хватило строгости отказать ей:
-- Хорошо, леди Миранда. Пусть сейчас будет сказка, но потом вы закроете глазки и уснете.
-- А завтра вы придете пораньше, леди Элиз? Мне очень нужно новое платье для Глории! Старое уже… плохое, вот!
-- Чем же плохо старое платье, маленькая леди?
-- Оно уже надоело Глории. Ну, и мне тоже надоело. Ей хочется другое, очень красивое и новое!
-- Боюсь, Миранда, твоей Глории придется подождать несколько дней, – раздался голос барона.
Мы обе вздрогнули от неожиданности: он зашел совсем неслышно.
-- Почему? – спросила малышка шепотом. Она потянула на себя одеяло, явно опасаясь малознакомого человека.
-- Потому, что завтра леди Элиз едет со мной. Мы вернемся примерно через неделю, Миранда. И я обещаю, что дам леди Элиз ткани на целых два новых платья для твоей куклы.
-- Куда мы поедем, господин барон? – осторожно осведомилась я.
-- К лорду Стортону, – сухо ответил он. – Или вы уже забыли, что обещали ему?
С утра, после раннего завтрака, была подана карета и мы тронулись в путь. Дебби чувствовала себя немного неловко, елозя на мягких подушках, но без нее я ехать отказалась. Впрочем, барон и не противился, просто пожал плечами и сказал:
-- Как вам будет угодно.
Сам он отправился верхом, как и сопровождавшие нас солдаты.
Я вовсе не испытывала радости от того, что он вернулся к прежней, официальной форме обращения. Меня не обманывали его показное равнодушие и спокойствие. Я очень четко чувствовала – ничего еще не решено.
В дороге мы пробыли целый день и к башне лорда Стортона подъехали уже в сумерках. И я, и горничная чувствовали себя разбитыми, уставшими и замерзшими. Пледы нас не спасли: ветер выдувал тепло из кареты.
Солдаты спешились, кто-то распахнул дверцу экипажа, и Дебби вышла, протянув мне руку.
Башня была стара, массивна и красива. Красива таинственностью и некой запущенностью. Резкий ветер со снегом шевелил оплетавшие ее сухие ветки какого-то вьющегося растения. На третьем этаже, в узких стрельчатых окнах, мягко мерцали огоньки свечей.
