Ивар ушёл, уведя Тарга. А Роу спустился на берег, выбегающей из ущелья горной речушки.
Подумать надо было. А ещё ему надо было настроиться и попытаться почувствовать Лиссу. Тревога не отпускала. Точнее пока они мчались ущельем, уменьшая с каждым шагом расстояние до дома, она временно притупилась, но сейчас, когда он бездействовал, тревога бурными волнами захлёстывала душу. И Роу чувствовал, что не один он сейчас на грани срыва. Внутри ворочался зверь, мощный и необузданный. Он пробовал на прочность стены своей тюрьмы и искал выход наружу. И что-то подсказывало Роу, что цель дикой сущности не сбежать в горы на охоту за стадами беззащитных крестьян, а цель у них одна — защитить.
Роу сжал своё левое запястье ладонью другой руки. Он ощущал движение линий браслета, их беспокойную дрожь. Закрыв глаза, мысленно представил себе Лиссу. Некоторое время ничего не происходило, тишина и темнота, а потом, словно разом зажглось несколько магических светильников, и он увидел её огромные встревоженные глаза. В них плескалась боль. А ещё, этот взгляд причинял самую настоящую боль ему, потому что в них он не увидел зова. Она не ждала его, не надеялась на то, что он успеет, она собирала свою волю, готовилась бороться сама, не рассчитывая ни на чью помощь, но с чем или с кем? Образ Лиссы отдалился, и он увидел у неё на руках маленький свёрток. Жена, стройная, как в первые дни знакомства, прижимала к груди малыша, их сына. А потом, решительно закусив губу — такое узнаваемое движение — она отвернулась от Роу и быстрым шагом пошла, почти побежала по чёрному обсидиановому коридору. Знакомые подземелья, ведущие к храму.
— Сын, — прошептал Роу. — Он родился.
Браслет продолжал обжигать руку, но добавилось и новое ощущение: нечто обвилось вокруг запястья поверх знака истинной пары.
Роу открыл глаза: два сапфировых глаза смотрели на него из пустоты над браслетом. А затем красные, жёлтые и белые линии обрели объёмные очертания, раскрашивая тело маленького Хранителя дракона.
Единственная мысль, которая мелькнула у Роу: «Кто защищает Лиссу, если йоки здесь?»
— Роу, — резкий тревожный голос Керуга вернул его в реальность. — Что-то происходит. Посмотри вверх.
Он послушно поднял голову и увидел знаменитый Круг Асхара: пять разноцветных звёзд, соединённых переливающимся кольцом вокруг одной, самой главной. Сама звезда Асхара сияла почти так же ярко, как полуденное солнце; с единственной разницей, что солнце было значительно больше по размеру и, кроме того, оно несло тепло. А от воплощения главного божества веяло тревожным холодом, от которого у Роу начала твердеть кожа, и на руках проступил рисунок чешуи.
Ему приходилось видеть Круг и прежде. Ну как видеть? Он, как и все маги, раз в году в священную ночь вглядывался в небо, пытаясь по цвету различить, где какая звезда. Но сейчас, наверное, только слепой не смог бы их разглядеть.
Пять звёзд сияли с ослепляющей яркостью цветами своих стихий. И этот круг, их соединяющий. Что всё это могло значить?
— Кольцо Асхара, — произнёс подошедший Керуг. — Оно загорается только когда происходит что-то необыкновенно важное для равновесия мира. Важное — это значит созидающее или наоборот разрушающее. К этому моменту шаманы нашей земли стараются приурочить либо браки правителей, либо жертвоприношения. Когда тебя ещё на свете не было, мне довелось увидеть кольцо Асхара светящимся, но и вполовину не таким ярким. Но не в этом дело. Судя по всему, звезда Асхара стоит сейчас примерно там, где наша крепость. Там что-то происходит.
— Там что-то происходит, — повторил Роу, чувствуя, как йоки, оставив запястье, скользит вверх по руке, проникает под рубашку и замирает напротив бешено стучащего сердца.
И в его голове внезапно соединились все кусочки мозаики: опасения Лиссы, когда она вернулась из подземелья и плакала от страха, что их ребёнка могут принести в жертву, слова Керуга о значимом событии и бунт дикого зверя внутри, сдерживать которого становилось всё труднее.
«Пус-с-сти, — раздалось шипение в голове. — Опас-с-сность. Ис-с-стинная. Спас-с-сти».
— Роу, — донёсся до него словно издалека крик Керуга. — Сдержи его. Ты погибнешь!
Но Роу уже знал, что надо делать. Он отпустил, и чудовищная боль смяла человеческое тело. Часть сознания осталась с ним, он чувствовал, как трещат, расходясь, рёбра, как раскрывается спина, выпуская огромные кожистые крылья, как взламываются кости черепа, открывая дорогу монстру. Какая разница, выживет он после этого оборота или нет. Останется человеком или станет диким драконом. Главное, сейчас зверь стремился туда же, куда и он. А, значит, есть шанс успеть. А если не успеет, то и самой жизни для него больше не будет.
Огромная тень накрыла стоянку, разом взревели ящеры, и им ответил рёв самих небес. Звёзды погасли и загорелись снова. А потом на поляну упала оглушающая тишина.
Глава 21. Драконья мама
Я сижу в ожидании удара, стараясь ни о чём не думать, наслаждаясь теплом, исходящим от маленького комочка, последними мгновениями любви и счастья. Если принять смерть, то всё пройдёт быстро. Тут главное не выставить инстинктивно защиту, которая не спасёт, а только продлит наши мучения.
Но время идёт, и ожидание становится невыносимым. Отсветы пламени, упавшие на лицо сына, будят малыша, и он открывает глаза. Они больше не пустые: в янтаре чернеет вертикальный зрачок. Я вздрагиваю и поднимаю голову: меня окружает огонь. Но он не обжигает. Пламя держится на расстоянии вытянутой руки, не пересекая невидимую границу ни своими мечущимися языками, ни жаром.
Что это? Предсмертный бред? Если такова смерть, то она не самое страшное. Сын со мной. А Роу? Сердце сжимается от тоски. Роу пусть живёт. Как бы я хотела увидеть его напоследок, обнять, но забирать с собой в Поток — нет. Он вернётся в крепость и будет жить.
Отвлекают меня от праведных мыслей крики, раздающиеся за огненной стеной.
Оглядываюсь, всё ещё плохо соображая. Время идёт, а вокруг, по-прежнему не касаясь меня, пылает пламя. Странный какой-то переход. Осторожно протягиваю руку к огню и ощущаю незримую преграду. Меня окружает воздушный кокон. Хм, очень уж похоже на обычную магическую реальность.
Но, если мы всё ещё живы, откуда огонь в храме земли, и почему сработал воздушный кокон? Моя стихия в боевой готовности, но я абсолютно уверена, что щит поставлен не мной. Тогда кем? Опускаю глаза и встречаюсь с насмешливым взглядом сына. А, главное, приходит понимание, что он меня разглядывает, он видит. И это знание отодвигает весь мир куда-то далеко.
А потом пламя начинает медленно раскрываться, словно лепестки огромного цветка, и я осознаю, что нахожусь всё на том же жертвенном камне внутри пирамиды. Потоки огня отступают и, стелясь по каменным плитам, ползут к стенам храма, оставив после себя три чёрные статуи в форме человеческих фигур. Не сразу замечаю, что рядом с ближайшей из них на закопчённом полу лежит клинок. Этот клинок был в руках у мага, разве нет? Неужели это три моих врага застыли в неподвижности обугленными головёшками?
Тем временем огонь, добравшись до стен пирамиды, продолжает свой путь наверх, очень медленно вгрызаясь в стены, плавя песок и делая их прозрачными. Моему изумлённому взгляду в предрассветных сумерках открываются: ров, наполненный водой, деревья на том берегу, стены крепости. А навстречу с вершины пирамиды спускается такая же волна огня, переплавляющая стены в стекло.
Поднимаю голову, но ни звезды Асхара, ни знаменитого круга драконов не вижу. Над верхушкой храма зависла, распахнув огромные крылья, тень, извергающая пламя. Огромный крылатый зверь плавит стены пирамиды. И он совсем не вызывает у меня страха. Это мой зверь. Об этом говорит оживший браслет, и об этом кричит моё сердце.
Щит исчезает, в нём больше нет необходимости, и я поднимаюсь на ноги, прижимая к себе сына.
Но радости мешает червоточинка: не могу поверить, что такой сильный маг, как Вихо, вот так легко и просто сгорел в пламени, созданном едва родившимся малышом? Оборачиваюсь к обугленным статуям, и сердце пропускает удар. Моё опасение было не напрасным. Фигур всего две. Исчезла самая огромная. Остался ли на месте клинок, проверить не успеваю, потому что чувствую острую сталь, прижатую к моему горлу.
