здороваюсь я.
Дядя Говард подаёт жрице руку.
— Ой, — повторяет она, но ладошку в его руку вкладывает и помощь принимает.
— Добрый вечер, — дядя тоже здоровается. — Пожалуйста, проводите нас в Малый зал и доложите старшему жрецу, что мы просим о встрече.
— Следуйте за мной, — жрица отряхивает юбку и припускает по дорожке прочь.
Я провожаю её слегка недоумённым взглядом. Допустим, она не знает дядю князя в лицо, но ведь хотя бы по одежде должна понять, что перед ней не простые смертные. Собственно, в главный столичный храм простые смертные не ходят.
Я вспоминаю младших жриц в храме на Энтайкасе — там они зашуганные, а здесь… Может, девочка родственница старшего жреца?.
Она приглашает нас в круглую беседку. Островерхая крыша держится на витых колоннах, вырастающих из спинок каменных лавочек. Кажется, будто павильон создан из монолитной глыбы, но это вряд ли, просто искусная работа.
Пока я кручу головой и ищу сходства и отличия с храмом Энтайкаса, девчушка убегает, зато вместо неё минут через пять появляется младший жрец и приносит чай и тарелку с традиционным овсяным печеньем. Поклонившись, жрец напоминает, что мы можем свободно прогуляться по саду и торопится уйти.
— Фамилии Авей недостаточно, чтобы сократить ожидание? — тихо уточняю я.
Ждать мне ну никак не хочется. Кажется, что всё самое интересное пройдёт мимо. А вдруг Милан рванёт в Бездну без меня? И я не знаю, что беспокоит меня больше — что он рванёт и будет подвергать себя опасности или что он сделает это один и не позволит мне подвергать опасности себя вместе с ним.
— Увы, — откликается дядя.
Ожидание затягивается.
Незаметно начинает смеркаться, и я подозреваю, что нас могут проигнорировать до утра, но на дорожке вроде бы появляется младшая жрица, та самая, которая ловила бабочек.
— Старший жрец приглашает вас разделить с ним ужин через полчаса, — сообщает она.
— Спасибо.
Если у меня есть полчаса…
Чай подействовал неожиданно сильно, и мне не помешает с ним расстаться.
— Дядя Говард, я отлучусь? Вы не могли бы проводить меня в дамскую комнату?
— Да, конечно, — кивает девушка. — Пойдёмте, госпожа.
Я торопливо поднимаюсь. Дядя, разумеется, остаётся скучать в павильоне.
Жрица огибает одноэтажный дом, соседствующий с беседкой. Насколько я понимаю, именно здесь живёт и работает старший жрец, поэтому девушка сворачивает по дорожке в сторону и указывает мне на ближайший молельный домик:
— Можете воспользоваться им. Госпожа, сами дорогу назад найдёте? Простите, но меня позвали, и я должна бежать
— Найду.
Странно…
Обычно гостей всегда сопровождают. В том же храме на Энтайкасе я была, что называется, постоянным клиентом, но всё равно меня встречали и провожали, гулять без присмотра позволялось только по саду.
Но у организма нужда, и мне не до размышлений.
Домик, внешне похожий на молельный, оказывается гостевым, только видно, что им очень давно не пользовались, и это логично. Я не питаю иллюзий — в главном храме решают хозяйственно-деловые вопросы, религиозность идёт фоном.
Я возвращаюсь из дамской комнаты в жилую, играющую роль одновременно и спальни, и гостиной, и кабинета.
Почему-то за то время, пока я отдавалась зову природы, в комнате появился запах жжёных трав.
Взгляд цепляется за круглую плошку, от которой вьётся дымок благовоний. Когда я пришла, курительница “молчала”. Что за…?!
Толком не обдумав, что к чему, я резко выдыхаю и задерживаю дыхание.
Мне бежать на улицу? Подозреваю, что за дверью меня перехватят. Ломиться в окно? Но оно слишком узкое, я не протиснусь.
В дамской комнате глухие стены, не выбраться. Если я вернусь, я наоборот загоню себя в ловушку.
Воздуха не хватает.
Я вдруг понимаю, что лежу на полу. Я упала? Рядом раздаются шаги. Кто-то молча подхватывает меня на руки. Кто бы он ни был, он, вероятно, ждёт, что я сплю. Я заставляю себя обмякнуть, повисаю в руках похитителя безвольной куклой.
Мужчина, кстати, бережен, не пытается облапать. Он опускает меня на кровать и заворачивает в покрывало, как в смирительную рубашку — нечего и мечтать вырваться. У меня даже мелькает мысль, пока я ещё сохранила остатки свободы движения, резко вскочить и, сыграв на неожиданности, попытаться вырваться, но я не успеваю.
— Ха, кто-то совсем не спит?
И мгновение спустя я проваливаюсь в кромешную тьму.
Милан Авей
Отпустив капитана, я откидываюсь на жёсткую спинку стула.
Возможно, в вопросах, которыми сыпала Дженсен, гораздо больше смысла, чем может показаться. Мой отец, мой дед — все мы родились на островах, выросли на островах. Жизнь, какой она была внизу не забыта, но в то же время давно стала не больше, чем правдивой сказкой. Спроси людей хотят ли они вниз, и многие спросят — а зачем?
Только в этом году край столичного острова осыпался шагов на пять. В прошлом году — столько же, но ещё и Селезнев мыс, названный так за сходство с утиным клювом, обвалился.
А что я? Я в тот же день приказал готовить план эвакуации людей на другие острова и выехал к Селезнёву мысу, точнее, к тому месту, где он недавно был. Я дождался доклада о состоянии края обрыва, лично убедился, что трещин нет, крошение прекратилось и… выступил с речью, горожане успокоились. И я тоже успокоился.
План срочной переброски людей по соседним островам у меня в верхнем ящике стола, я проверяю и обновляю его каждый месяц. И совершенно не думаю, куда я дену людей, если разом рухнут пусть даже не все острова, а самые крупные.
Разговор о том, что мы не пороге конца завёл князь Горцин и вскоре трагически погиб от рук культистов. Тогда я не придал значения, а теперь… Обычно культисты берут на себя ответственность, как было со мной. Капитан, прежде чем вонзить в себя клинок, чётко сказал, что и во имя кого он совершает. Но в тот раз культисты заявили, что князя Горцина они не беспокоили. Приблизительно в то же время жрецы Близнецов-Ветров развернули хвалебные молебны. Успокоить людей — нормально, но… Больше тему грядущей катастрофы никто не поднимал.
Детали, которые раньше я считал обыденностью и не замечал, Джен подсветила совершенно по-новому. и они складываются в единую картину…
Я вскакиваю.
Отпускать Джен в храм было плохой, очень плохой идеей!
Стул с грохотом падает.
— Мой господин, — в дверях появляется Лидар. Он как всегда невозмутим,
