Байрон поднимается с пола, смотрит мне в глаза. От нежного, понимающего взгляда его я смущаюсь неожиданно, стискиваю платок сильнее.
— Все хорошо, Рианн? — спрашивает Байрон тихо.
— Да, все хорошо, — киваю я.
Потому что теперь все действительно хорошо.
* * *
Мы улетаем из Эмирады два дня спустя. Тесса провожает нас до аэропорта и я, прощаясь с девушкой, говорю, что Эван обязательно сделает правильный выбор, надо лишь подождать немного. Похоже, Тесса не слишком-то верит в благополучное разрешение ситуации, но я знаю брата и теперь, когда я сама обрела свое счастье, мне хочется видеть свет надежды везде, где это только возможно.
Я больше не хочу отчаиваться.
Бояться.
И лгать близким.
Только волнуюсь чуть-чуть из-за перелета — я никогда прежде не пользовалась воздушным транспортом. Арсенио уверяет, что аэролеты вполне безопасны, даже безопаснее мобилей, тем более срок у меня маленький и можно не тревожиться о том понапрасну, да и Клеон категорически возражает против порталов, полагая, что они-то куда как хуже для беременной женщины. Утренняя тошнота постепенно идет на убыль, я делюсь с инкубами своими недавними страхами относительно оттока энергии, и Байрон напоминает, что при нашей связке и союзе, основанном на взаимных нежных чувствах, маловероятно, чтобы ребенок в утробе тянул силы из матери. К тому же я не человек.
Возможно, врач была права, сказав, что во всем виноват переход через портал и стресс. Во всяком случае, чем больше проходит времени, чем лучше я себя чувствую, появляется аппетит и мне не нужно заставлять себя есть через силу, руководствуясь лишь необходимостью хоть как-то поддерживать ресурсы организма. Мне легко, спокойно, мир вокруг действительно обретает яркие цвета, плотность и насыщенность, сам собой, словно черно-белое изображение раскрашивают вдруг в разные причудливые тона.
Инкубы настаивают на немедленном оформлении брачного союза, как только мы прибудем в Лайвелли и разрешим все проблемы, связанные с документами. Я подозреваю, что Арсенио, пользуясь своими знаниями и умениями, постарается сделать все как можно скорее — как в случае специального разрешения на брак между троими, которое так нам и не пригодилось. Конечно же, я догадываюсь, откуда оно возникло столь быстро и при том, по словам Арсенио, не обошлось в серьезную сумму, однако вслух ничего не говорю, не напоминаю лишний раз ни себе, ни инкубам о том, что мы оставили позади, в Лилате.
И впрямь, какая теперь разница, что было там, в Лилате, судачат ли о нас в его светских кругах или уже позабыли, получив новых жертв для злых сплетен?
Кресла в салоне аэролета расположены по два в ряду и после недолгих споров инкубы решают, что будут сидеть рядом со мной по очереди. Впрочем, Арсенио, заняв свое место, быстро засыпает и без всякого музыкального вечера, и компанию мне составляет Клеон. Байрон сидит позади с посапывающим мирно Арсенио и читает книгу, но я чувствую, как он время от времени посматривает на меня, будто способен видеть сквозь высокую спинку кресла.
Нынче Клеон внимателен, предупредителен, держится рядом и часто берет меня за руку, словно я могу опять сбежать или кто-то обидит меня, без конца осведомляется, как я себя чувствую, не нужно ли мне чего. Они с Арсенио спорят почти постоянно, но беззлобно, то и дело начинают бодаться из-за меня и великого множества иных мелочей, однако Байрон прав — их проще проигнорировать, чем пытаться вмешаться, развести по разным углам и помирить, все равно через час или через пять минут они найдут новую тему для препирательств.
— А как же твоя семья? — спохватываюсь я внезапно.
Арсенио много рассказывает о своих родителях, о кровных родственниках Байрона мне тоже известно, но Клеон еще ни разу не упоминал о собственной семье.
— Никак, — Клеон равнодушно передергивает плечами. — Мать обычный человек, она давно умерла, а мой папаша-инкуб… был не лучшим мужем и сомнительным папой. Мы почти не общаемся, и поддерживать с ним связь, находясь в другом полисе, желания я тем более не имею. Так что вся родня со стороны мужей, которая тебе достанется, — это сугубо семья Арсенио.
Может, оно и к лучшему. В моей семье до смерти родителей нас было всего четверо, не знаю я, каково жить в по-настоящему большой семье, с подчас запутанными кровными связями, с многочисленными кузенами, тетушками, дядюшками и прочей родней. Да и как вести себя с родителями Арсенио не представляю по-прежнему. Я ведь не просто войду в его род, но приведу с собой еще двоих супругов.
Мы беседуем негромко — до Лайвелли лететь не один час, полис этот расположен дальше от Эмирады, чем Лилат, — пока Байрон, явно утомившись слушать сопение Арсенио и наши с Клеоном перешептывания, не встает и не подходит к нам.
— Все, время вышло. Твой черед наслаждаться обществом Арсенио.
Клеон кривится, словно при виде заведомо невкусного блюда, но не спорит. Я с улыбкой наблюдаю, как инкубы меняются местами, и Клеон, устроившись позади, начинает вздыхать и что-то ворчать себе под нос. Арсенио издает невнятный звук — подозреваю, Клеон пихнул его локтем, поскольку Арсенио все норовит сползти со спинки своего кресла на соседнее, — однако не просыпается.
— Как ты себя чувствуешь? — Байрон задает этот вопрос реже, чем Клеон, но все же достаточно, чтобы преисполниться ужасом перед тем, что будет через несколько месяцев.
— Хорошо. Меня не мутит, ничего не болит, мне удобно, не холодно и не жарко, есть я пока не хочу, пить тоже.
— Лео оказался хуже наседки, — усмехается Байрон.
— Намного хуже.
— Ты должна его простить за чрезмерную опеку — все-таки ты носишь его ребенка.
Я придвигаюсь ближе к Байрону, склоняю голову ему на плечо, понижаю голос до едва слышного шепота:
— Тебе… вам с Арсенио не… не обидно, что первым… что он первым станет отцом?
— Как вышло, так и вышло. Я уже говорил, это не твоя вина. Мы допустили эту ошибку, закрыли глаза на очевидное, и раз так сложилось, то какой резон теперь роптать?
— Я люблю тебя…и сама до недавнего времени не представляла, как сильно, — вырывается вдруг у меня. Кажется важным, необходимым сказать это сейчас, прежде, чем мы окончательно вступим в новую жизнь. — И Арсенио тоже… хотя я пока ему не говорила… А Лео… не знаю… он мне нравится, и забота его неожиданно приятна… по большей части… но я еще не уверена…
— И не надо, — Байрон находит мою руку, и я прижимаюсь к нему теснее. — Ты сама все поймешь со временем. И скажешь, когда будешь готова.
Сердце наполняется нежностью к сидящему рядом мужчине — и к оставшимся позади тоже — и я закрываю глаза, умиротворенная, убаюканная их ко мне отношением, теплом их и заботой.
В аэропорту Лайвелли нас встречают лорд и леди эль Абелардо, и Арсенио, заметив родителей, первым бросается им навстречу, крепко обнимает мать, светловолосую женщину почтенных лет, которую не видел уже несколько лет кряду. Его отец, мужчина высокий, убеленный сединами, но все еще импозантный, как часто бывает среди демонов, смотрит со сдержанной улыбкой то на сына, то на нас, приближающихся неспешно. Когда Арсенио наконец отстраняется от матери и оборачивается к нам, я вижу тронутое морщинами лицо, не знающее ни коррекции, ни всевозможных ухищрений, на которые шли лилатские дамы в летах, дабы сохранить подобие внешней молодости, открытую улыбку и васильковые глаза, унаследованные Арсенио. Арсенио же берет меня за свободную руку — Клеону приходится отпустить меня, — и я встаю рядом с ним, улыбаюсь его родителям неловко, смущенно.
— Ма, па, позвольте представить мою избранницу и нашу невесту, Рианн Лобо. И мои друзья и партнеры Байрон и Клеон. Мои родители, леди Катерина эль Абелардо и лорд Армандо эль Абелардо.
— Милорд, миледи, — Байрон и Клеон почтительно кланяются супружеской чете.
Я несколько растеряна, не зная, как должно приветствовать родителей Арсенио, следует ли присесть в реверансе и стоит ли вовсе делать его, будучи в штанах, одетая по эмирадской моде? Лорд Абелардо окидывает меня пристальным, оценивающим взором темных карих глаз, чуть прищуривается и бросает вопросительный взгляд на сына — догадываюсь, что лорд, как всякий инкуб, понимает, что я уже беременна. Арсенио кивает в знак подтверждения, а леди Катерина вдруг обнимает меня так же крепко, как сына, словно я пока не чужая ей, по сути, женщина, но близкий, любимый родственник, по-простому целует в обе щеки, отстраняется и смотрит с восхищением и радостью.
