Но он вновь берёт её руку и ведёт по залу, они летят, подлетают к их заветному углу. И тут вместе с очередной фразой музыка завершается. Ритм, взаимный реверанс. Можно выдыхать. Или — в реальности Лизаветы после такого непростого и эмоционального танца нередко бросались обниматься. Но здесь прилюдно чувств не демонстрируют.
Он тоже тяжело дышит и улыбается. Делает шаг к ней, неужели вот сейчас?
— Напрыгались? Тогда идём, у нас, если помните, дело.
Лис стоит рядом, спокоен и свеж. Ещё бы, он не танцевал гальярду!
Сокол глубоко вдыхает, зажмуривается, открывает глаза.
— Да, наверное, сейчас можно, — осматривает зал, остаётся доволен.
Распорядитель объявляет какой-то массовый танец, на который выходят все-все-все.
А Лизавета вздыхает украдкой — всё верно, пришёл Лис и забрал у вороны её кусок сыра. Так и должно было быть, сюжет един во всех мирах.
2.17 Лизавета совершает святотатство
Лис не стал дожидаться, пока Лизавета отдышится, и стремительно пошёл вдоль стены к выходу из залы. Да, пока основная часть гостей и хозяев развлекалась танцем, можно было успеть. Правда, что именно успеть, Лизавета так и не понимала, но предположила, что господин Лис знает, что делает — шёл-то он уверенно.
Они сколько-то прошли по тому же самому этажу и два раза свернули. Перед вторым поворотом Лис остановился, прикрыл глаза и сосредоточился.
— Вообще в этом коридоре обычно охрана, но сейчас — нет. Наверное, из-за множества гостей в зале.
— Скорее, отошли. Вассо не оставляет часовню без присмотра, — покачал головой Сокол. — Но ты говорил, он не будет возражать против твоего посещения?
— Не возражал, мы с ним утром обсудили, кивнул Лис. — Более того, я обещал задержаться в Палюде и съездить в мелкий замок по соседству, где живёт один из его сыновей, провести там с братом Василио службу и показать Агнессе одного из его внуков, который болеет чем-то неизвестным.
— Ты готов платить?
— Лучше сейчас и чем я сам готов, чем потом, и чем получится.
— Надо же, понимаешь, — усмехнулся Сокол. — Пошли, нет там никого.
В нужном коридоре было пусто. Они дошли до тёмного сейчас окна и Лис приоткрыл узкую дверку сбоку.
— Заходим, — скомандовал, пропустил внутрь Лизавету и Сокола, потом зашёл сам и прикрыл дверь за собой.
Лизавета осмотрелась… и невольно ахнула.
С потолка на неё смотрело невероятное золотое солнце. Слепяще-яркий круг, в котором чудились горы, деревья, волны, корабли… Вокруг, по стенам, в хитро размещённых зеркалах преломлялся золотой свет. Лизавета так и не поняла, что является источником этого света — нигде не было ни лампад, ни люстр. Ниже зеркал фрески — снова неизвестные ей сюжеты местной мифологии. Краски были настолько яркими, а фигуры и пейзажи выписаны так детально, что можно было зависнуть за рассматриванием на много часов.
— Госпожа Элизабетта, — холодный голос Лиса вывел её из восторженного состояния, она даже вздрогнула.
— Руку, будьте любезны, — он снова доставал нож.
Ну вот, а так хорошо всё начиналось.
— Может вам того, запас сделать? И отливать по капле при надобности? — не мог предупредить, что ли, паршивец рыжий!
— Госпожа моя, спокойно. Мы уже ввязались в это сомнительное дело, пути назад нет. Давайте, я сделаю всё без боли. Помните ведь, мне однажды это удалось, — Сокол правой рукой обхватил её за талию, а в левую взял её ладонь.
— Хорошо, делайте.
И впрямь было безболезненно, нужно посмотреть, как он это делает.
— Благодарю вас, — он прикрыл глаза и надавил на подушечку пальца.
Верхний слой ткани распахнулся — появился аккуратный разрез, длиной миллиметра три, не более, и показалась капля крови. Сердце Лизаветы заколотилось почище, чем на той гальярде.
— И… куда? — севшим голосом спросила она.
— Я думаю, сюда, — Лис показал на что-то под ногами.
Лизавета взглянула — на мраморном полу, оказывается, был рисунок. Диск в центре и лучи, разбегающиеся от него. Лис указывал на середину диска.
— А если не попаду в середину? Я не умею прицеливаться.
— Попадёте, — ответил он с какой-то мрачной уверенностью.
Лизавета сделала маленький шаг вперед — Сокол всё это время не отпускал её — перевернула палец и чуть сдавила. Капля крови устремилась к центру круга — как будто сама, потому что Лизавета сейчас никак не могла ею управлять, однако создавалась видимость управления.
Капля упала точно в центр — и на мгновение часовня погрузилась во тьму. Сокол сильнее сжал её руку — да, молчать, и ждать, что будет.
Свет вспыхнул ещё ярче, чем прежде, но теперь светились ещё и линии на полу. Они переливались, и свет, как живой, пробегал по стенам и снова возвращался к исходной точке — кругу под ногами.
А самая жуть началась, когда ожило большое солнце наверху. Оно пошло рябью, потом пятнами, а потом собралось, как скатерть, которую натянули на стол, а потом взяли посередине того стола и захотели сдернуть обратно. Лизавете стало страшно до дрожи, Сокол обхватил её сильнее, прямо прижал к себе. Но сейчас он был не желанным мужчиной, а заслоном между ней — и чем-то страшным, чему не было названия.
Тем временем в середине потолка образовался пузырь, он рос, увеличивался в размерах, а когда почти достиг голов троих святотатцев, то лопнул. И вниз, на пол, полетело что-то очень маленькое и золотое.
— Ловите, немедленно ловите! — зашипел Лис. — Оно не должно коснуться пола!
Пола — то есть, золотого круга на полу, вдруг поняла Лизавета. Течение времени замедлилось — крошечный предмет падал очень медленно, но она сама двигалась ещё медленнее, и не успевала. Шагнула вперёд, подняла растерянный взгляд на Сокола, чуть не взвыла, увидев его настоящий облик, но он всё понял правильно, стремительно нагнулся и быстро подтолкнул в нужную сторону ту её ладонь, что не выпускал до сих пор, и которая оказалась вся в крови.
И в окровавленные пальцы упала мелкая золотая штука. Лизавета рефлекторно сжала кулак, пальцы Сокола сжались поверх. Часовня погрузилась во мрак — чтобы через мгновение засиять, как прежде. Пол как пол, потолок как потолок. Просто очень красиво.
Лизавету сразила невероятная слабость, вот прямо ноги подкашивались. Она шумно выдохнула — не дышала перед этим, что ли? — и отступила назад, надеясь привалиться к стене, а привалилась всё к тому же Соколу. Благо, он не возражал.
Шум снаружи заставил их прислушаться — там громко вопили.
— Ваша милость, ваша милость, тут такое творится!
Интересно, что именно там творится? Впрочем, сейчас они это узнают.
— Немедленно надень маску, — прошипел Лис.
Он тоже увидел настоящее лицо телохранителя. Сокол отпустил руку Лизаветы, которая волшебным образом перестала кровить, прикрыл глаза и сделал тот же жест, что утром, но или он сам испортился, или его магия не работала. Или ещё что.
Лис сообразил быстрее.
— Великое Солнце, я не могу сделать тебя невидимым!
— Тогда мне остался один выход, — Сокол улыбнулся Лизавете, сжал её руку, бросился на пол, перекувыркнулся и выкатился куда-то под фреску, где, очевидно, был какой-то неучтённый проход, невидимый прочим.
А в следующий миг дверцу распахнули, и в проёме появился сам герцог Вассо.
Он был кряжист, чтобы не сказать широк, светлые глаза смотрели пристально, а крылья мясистого носа раздувались. На коротко стриженых седых волосах трепетала шапочка-колпак — ещё одна разновидность здешнего берета. И одет он был тоже в чёрное, с обильной золотой отделкой и золотой подкладкой.
— Господин Астальдо? Что вы здесь делаете, и что вообще здесь происходит?
— Происходит странное, — спокойно ответил Астальдо, как будто он такое странное видит по пять раз на дню. — Я хотел показать часовню госпожи Лукреции моей гостье издалека, и мы вошли, но вдруг стало темно — на пару мгновений, не более, потом снова светло и снова темно. А потом всё стало, как было, и появились вы. Я не вижу изменений в облике часовни, взгляните — всё ли в порядке?
