руки способны либо недокинуть, либо перекинуть, но никак не попасть. Иногда моё желание победить так велико, что большая часть дров долетает до третьего этажа вместо второго.
- Погоди- погоди, - давя смех, просит Альфа. – Лучше я сам, а то мы так до утра не заночуем!
Как только костёр прогревает достаточно хорошо бетон под собой, Альфа отодвигает его в сторону при помощи деревяшки и, соорудив перину из еловых веток, устанавливает на них палатку.
В спальник я влезаю, сгорая от нетерпения: о чём же будет его желание? Что ещё он выкинет? Что придумает?
- Поцелуй меня, - загадывает, хитро прищурившись.
- И всё? – даже с некоторым разочарованием удивляюсь я.
- И всё.
Я со всем возможным в природе старанием целую его в губы, не жалея ни сил, ни времени. Так стараюсь, что иногда приходится самой себе напоминать: «Это его желание, а не моё!».
Довольный, как кот, объевшийся сметаны и с наслаждением вылизывающий лапку, Альфа заводит за голову руку и сообщает:
- А теперь желание…
- А «поцеловать» - это что было?
- Просто просьба? – невозмутимо предлагает вариант он.
Вот как можно так себя вести, чтобы спровоцировать одновременно негодование, радость и… надежду?
- Обманщик! – ударяю я его по плечу. – Хитрый жук!
- А-а! Больно же! – деланно стонет он, но хитрющую его натуру, конечно же, выдаёт довольная от уха до уха улыбка.
- Уговор есть уговор! – напоминают мне. – Поэтому слушай внимательно желание…
Всё во мне замирает в ожидании, напрягается каждая клетка, потому что мало в чём я теперь смогу отказать этому парню.
- Повернись ко мне спиной и прижмись плотнее.
Я выполняю без лишних возражений и жду… может, он снова попытается меня раздеть? Разденется сам? Сколько ещё секретов и приятных удовольствий имеется у него в запасе?
Неожиданно моего уха касается теплое ореховое дыхание:
- А теперь закрывай глаза и засыпай крепко-крепко! Проснуться придётся с рассветом. Завтра нам предстоит очень долгий и очень трудный путь.
И я, не без глубинного разочарования, но с ещё большими надеждами и ожиданием будущего, как под гипнозом закрываю глаза. Разве можно сопротивляться, когда мужская рука умеет быть такой ласковой? Разве можно устоять, когда каждую твою прядь укладывают с усердием, чтобы каждому волоску спокойно спалось? И, конечно же, поцелуи: сотни больших и маленьких, иногда совсем лёгких, похожих на бабочек, и вот, ты уже в прекрасном саду, полном ярких цветов и сочных фруктов, а небо синее-синее, и солнце яркое-яркое, и море ещё… обязательно тёплое море…
Глава 23. Незапланированное
Если встать с рассветом, можно даже в пору самых коротких дней в году преодолеть значительное расстояние. Но нашему энтузиазму приходит конец под названием «обвал».
- Что это? – спрашиваю.
Я вижу, что Альфа даже не разочарован, он почти выведен из строя, судя по тому, как беспомощно свисают с его колен его же руки, пока он задумчиво вглядывается в каменную насыпь.
- Обвал, - тихо отвечает он. – Точнее, отсутствие того места, по которому мы должны были пройти.
- А разве мы не можем обойти этот обвал?
- Можем. И обойдём. Но это добавит ещё несколько дней пути.
- Добавит, так добавит. И что с того?
- Я ведь обещал тебе… - начинает было он, поднимая на меня свой тяжелее всех тяжёлых взгляд.
- Подумаешь, обещал! Откуда ж тебе было знать, что дорога развалилась? Ты тут совсем не виноват. И потом, мне нравится…
- Что тебе нравится? – требует он продолжать и так цепко держит мой взгляд, что у меня волосы дыбом встают на затылке.
Я не сразу нахожу в себе голос, но как только получается, отвечаю правдой и искренностью:
- Нравится быть с тобой наедине, вдали от всех. Нравится, что ты как будто весь, целиком мой, а я твоя и… никто нам не мешает.
Он не улыбается, что странно. Он неотрывно смотрит в глаза.
- Я всегда был целиком твоим, и я всегда хотел одного – чтобы и ты была моей. И нам никто никогда не мешал…
- Тогда почему мы здесь? – спрашиваю я.
Мой взгляд прикован к его рту - ждёт окончания прерванного послания. То, что он сказал, важно, но мы оба знаем, главное так и не было произнесено. Главное я должна понять сама, потому что есть вещи, которым научить невозможно, только «научиться». Неужели всё это, весь этот сумасшедший риск, все эти испытания – это урок, который я сама для себя выбрала?
У меня мороз по коже.
- Откуда мне знать? – спокойно отвечает он и отворачивается.
Я смотрю на его затылок и теперь действительно на него злюсь. Мне уже давно успела поднадоесть эта игра в «помню-не помню». Как уже не раз довелось заметить, наличие его памяти существенно зависит от обстоятельств. Иногда он говорит что-нибудь такое, из-за чего мне кажется, что он всё на свете знает и никогда не испытывал проблем с памятью. Самое весомое доказательство этого – его абсолютная уверенность в некоторых вопросах, а как в чём-нибудь может быть уверен человек, у которого нет памяти? Ведь память – это копилка уроков, ювелирно полирующих грани личности.
Альфа впервые обнажает на своём запястье часы, изучает их, потом, прищурившись, вглядывается в простирающееся перед нами ущелье – ищет, как нам спуститься, прокладывает путь. Неужели до сих пор его вела только память? Разве можно с такой точностью запоминать путь в местности, где есть только ели и камни? Горы. Горы – лучший ориентир.
Внезапно почти нерушимую тишину в долине нарушает неожиданный грохот: со склона позади нас летят несколько довольно крупных камней.
- Господи, что это? – успеваю воскликнуть я.
Альфа с тревогой вглядывается в участок уже пройденного нами пути, потом, обхватив мою голову обеими ладонями, направляет мой взгляд в нужную точку. На остроконечном выступе скалы, в таком месте, куда, казалось бы, не забраться ни одному живому существу, почти неотличимые по цвету от окружающего пейзажа стоят пять украшенных благородными рогами животных.
- Кто это? – шёпотом спрашиваю я.
- Горные бараны, - отвечает Альфа.
Мы не успеваем спуститься в ущелье до захода солнца, и этот ночлег – самый холодный из всех, какие мне пришлось пережить. Не помогает ни прогретая костром земля, ни тёплый спальник. Альфы рядом со мной нет – он снова на страже
