Абигейл отрицательно покачала головой… Это было не так. Она скрывала своё несчастье, но она, ни в чем больше ему не лгала. Никогда.
Его взгляд стал резким.
— Ты не можешь это отрицать. Я прокричал предупреждение тебе, когда услышал, как кабан приближается из леса, но ты никак не отреагировала. И потом, когда я только что приказал своим воинам издать боевой клич, ты даже не шелохнулась, хотя этот шум заставил бы убежать даже закаленного воина.
— Я была сосредоточена на складках моего пледа. — И она не смотрела на него, чтобы прочитать по его губам. Ее не волновало, что только что произошло. Он только проверял свое подозрение, а не открыл ее секрет.
— Было еще множество других признаков, но я не могу поверить, что мне потребовалось так много времени, чтобы осознать истину.
— Я потратила много лет, чтобы научиться скрывать свой изъян. — И у нее были веские причины делать это. Одна из них становилась все более важной с каждым днем — всегда быть рядом с человеком, которого она любила, и который теперь ненавидел ее.
— Как получилось так, что ты говоришь? — спросил требовательно Талорк.
— Я потеряла слух после лихорадки, когда мне не было еще десяти.
— И с тех пор ты всем лгала о своем состоянии?
— Да.
— Но, как?
— Эмили.
— Я должен был догадаться.
— Ты не должен плохо о ней думать. Она была единственным человеком, который попытался спасти меня. Она постоянно занималась со мной, по несколько часов в день, и поэтому я продолжаю нормально говорить. С ее помощью и постоянными наставлениями я научилась читать по губам. Кроме матери и отчима никто в замке не знал о моем изъяне. А вскоре об это узнала моя сестра Джолента. — Абигейл ненавидела вспоминать боль своего прошлого, но она задолжала мужу правду и должна была рассказать как можно больше.
Талорк не спрашивал, была ли ее глухота причиной, почему ее мать так ненавидела ее. Он и сам должно быть понять это.
— Я сказал Осгарду, что в тебе не было обмана. Я был глупцом. — Абигейл могла бы выдержать, если бы в его взгляде был только гнев, но там, так же, таилась и боль.
Сердце Абигейл разрывалось.
— Нет.
— Да! Может быть, твоя сука мать и желала, чтобы ты солгала мне вначале, но с тех пор у тебя была уйма возможностей сказать мне правду.
— Я боялась.
— Ты такая же, как остальные твои соотечественники — лжецы и трусы.
— Нет, это не так.
Талорк обернулся к Гуайэру:
— Отведи ее в нашу комнату.
— Талорк, пожалуйста, — Абигейл схватила его за руку, но он откинул ее.
— Ты уже выставила меня полным дураком, а теперь еще хочешь выказать мне непослушание перед моими воинами?
— А почему бы и нет? Ты раскрыл мою тайну перед ними.
— Ты обманула также и их, и они заслуживают того, чтобы узнать правду.
— Я хотела бы иметь возможность все объяснить. — Абигейл не ожидала, что Талорк ее поймет, единственным человеком, кто понимал — была Эмили. Но она в любом случае рассказала бы ему правду.
— В нашем клане нет места для обманщиков и трусов.
Слова впивались в девушку, словно ядовитые стрелы, и от боли она упала на колени.
Кто-то нежно прикоснулся к ее плечу. Полными слез глазами, Абигейл увидела лицо Гуайэра, смотревшего на неё с состраданием.
Он протянул ей свою руку:
— Пойдемте, моя госпожа.
Прежде чем она успела принять его руку, судорожным движением муж обхватил ее и поднял на руки. Неся ее к лестнице, все его тело излучало ярость и неприязнь.
Не желая больше ни от чего скрываться, Абигейл обернулась в сторону воинов, что сидели за столом. Они все смотрели на нее. На лице Осгарда было написано самодовольство, но это не ранило её так сильно, как выражение презрения, которое она прочла в глазах Найэла.
Он был ее первым другом среди Синклеров. Теперь он был ее врагом.
Войдя в их спальню, Талорк бросил Абигейл на кучу шкур.
— Если ты ценишь свою безопасность, ты останешься здесь.
Она ничего не могла ответить на угрозу, исходившую от человека, который беспокоился о ее безопасности.
Он отвернулся, и только тогда она поняла, что за ними пришел также Гуайэр.
— Оставайся с ней. Никто не должен входить в эту комнату пока я не вернусь.
Гуайэр молча, кивнул, а когда Талорк покинул комнату, он запер за ним дверь.
— Я в заключении? — спросила Абигейл, не делая никаких попыток следить за голосом.
Но Гуайэр услышал. И нахмурился.
— Нет. Талорк не хочет, чтобы ты пострадала. Клану понадобится время, чтобы освоиться с тем знанием, что ты скрывала правду о себе. Если хочешь знать мое мнение, большинство Синклеров поймут, даже крикты. Только те, кто видел, как своим обманом ты больно ранила лэрда, будут настроены против тебя.
— Я не хотела причинить ему боль.
Гуайэр вздохнул и прислонился к двери.
— Я тебе верю.
— Но он не верит.
— Я никогда не видел его таким счастливым. — Гуайэр не смотрел на нее, хотя она по-прежнему могла читать по его губам. — Я никогда не верил, что он когда-нибудь сможет доверять англичанке. Даже, если она будет его женой.
— И я разрушила это доверие. — Отчаяние и опустошение охватили ее. Неужели он больше никогда не назовет ее своим ангелом?
— Да.
— Я не хочу, чтобы меня отправили прочь.
— Он никуда тебя не отправит, чтобы не случилось. Ты его истинная пара.
— Я не думаю, что Талорк все также считает меня своим другом
— К сожалению, я думаю, что ты права.
Ярость Талорка была только тонкой маской, которая прикрывала боль, которая была такой сильной, что если бы он дал слабину, то она могла бы скосить его. Его жена, образец добродетели, как он утверждал, его священная пара, женщина, которую он почти полюбил, лгала ему. Трусиха.
Осгард издал звук отвращения, который повторился среди других воинов, сидящих за столом.
— Я думаю, что от англичанки вы не могли ожидать ничего лучшего.
— Я ожидал лучшего, — Талорк прошипел.
Так же, как и его отец ожидал этого от Тамары. Талорк потратил много лет, утверждаясь в своем клане, защищая их и стараясь быть как можно более осторожным, чтобы не повторить глупость своего отца.
Чтобы узнать, что его так же обманули. И обманула женщина, которой он научился доверять — это причинило такую сильную боль, что он никогда не сможет признать это вслух.
Не говоря ни слова, Найэл поставил перед Талорком чашу с медовухой, и тот, также без единого слова, одним махом опустошил ее. Осгард поднялся из-за стола и вернулся через несколько минут с бочонком гораздо более крепкого напитка, чем медовуха. И в течение последующих часов, Талорк принялся методично опустошать бочонок. В какой-то момент он вызвал одного из своих воинов, чтобы передать послание королю Шотландии, о предательстве сэра Гамильтона с требованием возмещения ущерба.
