винил себя долгое время потому, что летом до этого дал попробовать ей травы, а потом она связалась у себя в городе с компанией торчков.
– Да не, не вини себя. Твоей вины тут нет. У неё же своя голова была, – выдал Булат и вытянулся на скамейке. – Вот я виню себя из-за долгов в универе, о которых вру родителям, здесь точно есть моя вина. Я ж ни фига ничего не делаю, чтобы их закрыть, но взять и собраться тоже не могу, а перед родителями очень стыдно.
– Да ты хитрый татарин, – засмеялся Макар. – Выкрутишься как всегда, – он сделал небольшую паузу и продолжил. – Мои родители всю жизнь любили мою младшую сестрёнку больше, чем меня. Мне было всегда обидно, и сколько бы я ни пытался им угодить, всегда находилось что-то, что я делал неправильно. Всегда находилась какая-то ошибка, какая-то моя привычка, до которой они докапывались. Иногда это жутко бесит, хочется послать их и, хлопнув дверью, уйти куда глаза глядят, но это мои родители, и они у меня одни, чтобы они ни говорили. А сестрёнке всё с рук сходит. Иногда складывается такое чувство, что они жалеют, что у них есть я.
– Не неси фигни, – прервал его Салават. – Она просто младшая, вот ей и сходит всё с рук. У меня тоже мелкую балуют. Просто у них у самих не было ничего в своё время, и сейчас они хотят дать всё, что могут. А в наше детство в девяностых что они могли нам дать? Ничего.
В предбаннике повисла тишина. Парни сидели задумчивые, и каждый прокручивал в своей голове что-то такое, чем хотел поделиться, но не решался, чтобы не казаться слабым. Каждый хотел выдать что-то, что, возможно, будучи высказанным, меньше тяготило бы душу, но никто так и не решился продолжать. Никто не хотел жаловаться. Никто не хотел выглядеть слабым и беспомощным. Так нас вырастили. Такими мы стали. Мало кому удаётся высказаться и выпустить пар. Я знал, что Салават нуждается в разговоре, что ему необходимо выговориться, чтобы не держать всё в себе. За его коммуникабельной и смелой натурой всегда скрывался человек, которому просто необходимо выговориться, немного пожаловаться на свои проблемы и получить доброе слово в ответ. Но этого не случилось. Мы вернулись в баню, попарились немного и пошли в беседку.
Отец был приятно удивлён, когда мы начали играть на гитарах и петь песни. Он, видимо, не ожидал, что мы настолько талантливы. Я весь вечер ловил его восхищённый взгляд на себе и был неимоверно счастлив быть признанным отцом. Наверное, я тоже готов из кожи вон лезть, чтобы заслужить внимание отца даже сейчас, когда я уже взрослый человек. Даже сейчас, когда у отца появились седые волосы, а я стал независимым. Вокальные способности Булата поразили отца, по его словам, он ни за что бы не поверил, что парень может хорошо петь и при этом так же хорошо разбираться в автомобилях. Булат покраснел, поблагодарил отца и опустил смущённо глаза.
Солнце опустилось за горизонт. Жара немного спала, и обычный летний день в кругу друзей подходит к концу. Казалось бы, такой обычный день, что не может сравниться с моим стандартным тренировочным днём этого лета в качестве будущего вожака стаи, но они всё равно поселили в моей душе какие-то белые эмоции. Этот день пролетел слишком быстро. Хотелось бы мне, чтобы он никогда не кончался, но опустившиеся сумерки говорят мне, что это невозможно.
Позже, когда я выделил ребятам спальные места и направился в свою комнату, уже с трезвеющей головой, я встретил отца, который стоял около своей комнаты.
– Елизар, – окликнул он меня.
– Да? – обернулся я к отцу, отрываясь от своих приятных воспоминаний о вечере.
– Я должен извиниться перед тобой. Мне не стоило стоять на твоём пути к мечте. Из тебя вышел бы хороший музыкант. Прости меня, сын.
– Спасибо, пап, но мне кажется, что ты был прав. Ты хотел для меня как лучше, а я был ещё слишком мал, чтобы понять какие-то вещи.
– В любом случае, я поддержу любое твоё начинание.
– Спасибо, пап.
– Отправляйся спать, сын. До завтра.
– До завтра, пап.
Часть Третья. Перед Рассветом
Проводив ребят в дорогу, после завтрака я отправился на пробежку. Наша встреча снова дала мне сил для борьбы. Вчера я снова почувствовал себя обычным человеком, необременённым проблемами своей стаи и моим будущим назначением на роль вожака, если ситуацию с Тенями удастся решить.
За последние несколько недель я даже не задумывался о том, что нашей стае грозит опасность, а мы с отцом потенциальные трупы. Какое-то неведомое шестое чувство говорит внутри меня, что всё устаканится. Всё будет хорошо. По крайней мере, я надеюсь на это, но если мне придётся положить на жертвенный алтарь свою жизнь, чтобы обеспечить безопасность тем, кого я люблю, я сделаю это без промедления и каких-либо раздумий. Одна жизнь ничего не стоит, когда дело касается жизни близких и любимых тебе людей.
В последнее время я поймал себя на мысли, что перестаю звать отца «отец» и больше использую в его сторону слово «папа». Это значит только одно – я подпустил отца ближе. Всё началось с тех пор, как мы больше начали проводить время вместе, чего не случалось раньше. Раньше он был для меня просто родителем, не принимающим прямого участия в моём воспитании, а снабжающим меня всеми материальными благами, чтобы дать понять, что он существует. Иногда меня это устраивало, ведь я был независимым, о чём мечтает любой подросток, а иногда это меня жутко раздражало потому, что мне хотелось иметь своего родителя, а не делить опекунов с их настоящими кровными детьми. Мы волки, и в нас заложена тяга к семье.
Вернувшись домой, я обнаружил, что кроме отца на кухне есть ещё кто-то. Почувствовав в доме чужака, я мгновенно напрягся и сжал в руке свой телефон, чтобы в случае чего использовать его, как дополнительное средство обороны. Стараясь не шуметь, я прошёл на кухню, хоть и понимал, что от моей бесшумности нет никакого проку, ведь я весь пропах потом.
– О, Елизар! – радостно приветствовал меня папа. – А у нас снова гости, – указал на мужчину, сидящего за столом, папа.
– Здравствуйте, – бегло кинул я мужчине, стараясь не заострять на нём своё внимание, что было немного сложнее, учитывая его внешность.
– Привет, племянник, – радушно улыбнулся мне мужчина лет сорока.
Племянник? Это
