Воздух мой… отравлен.
Дверь камеры закрывается, и я, едва не выламывая себе конечности, пытаюсь избавиться от наручников. Видит Луна, если в ближайшие полчаса не удастся справиться с браслетами, я себе кисти рук отгрызу на х*р. В резиденции жрецов беспределить опасно, но я это сделаю. По любому сделаю! И утащу за собой на тот свет как минимум двух мразей.
Пусть горят в аду, ублюдки!
* * *
Водитель — истерик куда-то ушёл, я в машине одна. Духота — дышать нечем и верёвки, которыми стянуты мои конечности, страшно трут. Затылок гудит от боли, а я барахтаюсь на кожаном сиденье, пытаясь усесться. Хочу посмотреть в окно, понять, что происходит. Из горизонтального положения я вижу лишь кусочек голубого безоблачного неба.
Кульбиты отнимают кучу сил, которых у меня и так безумно мало, и результат нулевой. Я расслабляю тело, облизываю пересохшие губы и тяжело дышу. Надо немного отдохнуть, секунд десять…
Двери авто открываются — за руль садится «истеричка», а на переднее пассажирское… Женька.
Сказать, что я удивлена — ничего не сказать.
— Что ты здесь… — выдыхаю.
— Пасть захлопни! — повернувшись назад, рявкает волк, и я затыкаюсь.
Что тут делает мой бывший шеф?..
Угол обзора хреновый, но я замечаю — Женька дёргается. Он нервничает. Молча. Не вижу, что происходит на улице, но слышу голоса оборотней, ловлю обрывки фраз. Собрать из этого хоть какую-то картинку происходящего не выходит. Всё, что я знаю — Рамиль в опасности, и я тоже.
— Что я должен делать? — Женя прерывает молчание, обращаясь к волку за рулём.
— Доказать преданность новому альфе.
— Как? — Жека даёт «петуха» от волнения.
— Посмотрим, — хмыкает оборотень. — Надо ещё немного подождать.
Зачем Жене доказывать преданность новому альфе? И вообще, что значит — новый альфа? Тут явно происходит что-то ну очень фиговое.
У оборотня звонит телефон — он смотрит на дисплей, на Жеку и, кивнув ему, выходит из машины.
— Какого фига?! — хриплю я, как только мы оказываемся с Евгением наедине.
— Привет, Гелик, — здоровается он ни к селу, ни к городу. — Как дела — не спрашиваю…
А я не спрашиваю, почему вместо того чтобы уехать в отпуск, Женька находится здесь. И ещё много чего не спрашиваю. Он точно не на моей стороне.
Хотя кое-что я хочу знать:
— Это ты подкинул Плей… — я едва ворочаю языком — во рту пересохло. — Взял из того пакета, а потом подбросил нам в квартиру. — Зачем, Жень?
— Затем, — он не оборачивается ко мне, смотрит вперёд, в лобовое. — Я волк-одиночка, — в его голосе появляются нотки боли. — Ты понимаешь, что значит быть одиночкой?.. Нет, не понимаешь, — сам отвечает на вопрос.
— Ты что… тоже?.. — у меня кровь в венах стынет, не получается произнести это слово в адрес Жени.
— Оборотень, — он заканчивает за меня фразу. — Знаешь, Гель, я не один год ломал голову, как признаться тебе в этом. Боялся — оттолкнёшь. Я ведь животное в каком-то смысле. Но недавно понял, как жёстко ошибался насчёт тебя.
— А я насчёт тебя… — шепчу едва слышно.
— Ты умудрилась влюбиться в нарика. В опустившегося волка, который просрал всё, что имел, — брезгливо выдаёт Жека. — А на меня не обращала внимания, — он горько ухмыляется. — Наверное, думала, что Рамиль снова станет альфой и покажет тебе красивую жизнь? На бабло повелась, да?
— Рамиль не виноват в том, что с ним случилось, — я пытаюсь отстоять честь дяди. — Он смог победить зависимость, и я верю, что суд…
— Да заткнись ты уже, — лениво обрывает меня Женька, и в этот момент на водительское сиденье заваливается оборотень-истеричка.
— Асманова казнят через пару часов, — заявляет он, а у меня сердце оказывается под горлом. — Ты должен прикончить эту… — оборачивается ко мне, — суку. Сделаешь — и Бакир примет тебя в семью.
Женя сидит, не шевелится. Напряжение в салоне такое, что воздух становится тягучим — дышать тяжело.
— Убить? — хрипит Евгений.
— Так точно! — весело подтверждает волк. — Ты можешь отказаться, но тогда про стаю забудь.
— Я не просру шанс, — Женька говорит тихо, нерешительно, но всё же говорит.
— Хорошо, — оборотень откидывается на спинку сиденья. — Поехали?
— Поехали, — соглашается мой бывший шеф.
У меня дыхание перехватывает. Однако! Любовь у вас ко мне, Евгений? Ну-ну… Никого ты, кроме себя, не любишь, Женечка…
* * *
Час прошёл, а браслеты до сих пор на моих запястьях.
Чо, реально руки отгрызать придётся?
Я делаю последнюю попытку избавиться от наручников — сдираю кожу практически до мяса, а дрянь на месте. Смотрю на свои окровавленные лапы — выглядят неаппетитно.
— Рамиля… — за моей спиной раздаётся голос Зары.
Я не слышал, как открывалась тяжёлая дверь камеры. Не слышал, как Зарина вошла.
— Уходи, — не оборачиваясь, выдыхаю.
Прикончить её надо, но у меня кишка тонка. Пусть просто уйдёт. От греха подальше.
Я слышу мягкие, осторожные шаги — Зара идёт ко мне.
— Только не говори, что поверил в этот бездарный спектакль, — у моей сестры дрожит голос.
— Что ты несёшь?
Я поворачиваюсь к Зарине, и у меня перед носом возникает маленький такой ключик. Ключик к решению главной проблемы.
Вот же… Пуля!
— Где взяла? — смотрю, как Зара торопливо ковыряется ключом в замке на браслетах.
— У жреца, — она улыбается краешками губ. — Прошение о последней встрече с родственником надо подавать лично. Ну-у… я и подала, — поднимает на меня глаза, в чёрных глазках танцуют чертята.
У меня камень с души падает — кажется, я сейчас взлечу к бетонному потолку. Зара меня не предавала…
Не было этого!
— А я повёлся, — расписываюсь в собственной глупости. — Совести у тебя нет, — хочу казаться серьёзным, но счастливая улыбка так и тянет губы.
— Прости меня… — Зарина хмурится, пытаясь справиться с замком. У неё пальчики перепачканы моей кровью. — Что мне оставалось? Я прилетела утром, адреса твоего нет, трубку ты не берёшь. Конечно, я первым делом в стаю сунулась, а там Бакир… Пришлось импровизировать.
— Я понял. Можешь не продолжать, — убираю блаженный оскал с рожи.
Оказавшись без браслетов, я беру сестрёнку за руки и смотрю ей в глаза. Так много хочется ей сказать… Не время сейчас.
— Рамиля… — она с опаской косится на дверь.
У этой девочки-пули наверняка есть план, но делать будем, как я скажу.
— Я сейчас обернусь и прикончу охрану. Найду Бакира, убью его, а потом свидетеля этого х*рова загрызу…
У меня скулы сводит от желания перекусить Евгению шею. Я почти вижу дрогнувший в последний раз кадык, слышу хруст костей и хрящей. Во рту собирается слюна с металлическим привкусом.
Страсть, какой я кровожадный!
— По-огоди, — Зара задыхается. — Это очень опасно. Нам надо выбираться отсюда, Рамиля.
— Остановись, моя, — я крепче сжимаю её ладошки, подношу к губам. — Свалить шансов нет.
— О, Луна… — Зарину трясёт. — Ты даже не попытаешься, да?..
Похоже, она не понимает, что я смертник на все сто процентов. Сорваться в бега, а тем более сорваться в бега с родной сестрой — это безумие. Во-первых, нас возьмут на ближайшей кочке, а во-вторых, после такого финта казнят не только меня, но и Зару.
Я осознанно иду на верную смерть и собираюсь выжать из «приключения» максимум, прежде чем меня поймают и казнят. Я должен сделать всё, чтобы Гелик прожила долгую и почти счастливую жизнь. Трудно ей будет без меня — истинность не пустой звук, но ангелочек справится. Она сильная.
Мысли о кнопке приносят страшную боль. Многое бы сейчас отдал, чтобы повернуть время вспять — я бы не стал врать моему ангелу. Мне жаль, что так вышло. Жаль, что сегодня она ушла из дома с болью в душе, обиженная, расстроенная. Я даже прощения попросить не успел. Мудак…
Я смотрю на сестру ещё несколько секунд, а потом делаю то, за что в другой ситуации сам бы себя убил. Бью Зарину по лицу наотмашь, так, чтобы она вырубилась.
