в город артистам не позволили стражники, поэтому фургоны свернули чуть в сторону и встали кругом. Актеры выбирались из повозок, разминали ноги, доставали собранный по дороге хворост, искали воду и провиант. Старшина между тем подошел ко мне и спросил:
– Ты подыграть сможешь, если песню не знаешь?
Я молча кивнула. Скрипка, конечно, не гитара, но почему бы и нет?
– Тогда я сейчас к городскому голове, договариваться о выступлениях, а ты тут тихо сиди и светлыми волосами не отсвечивай. Город хоть небольшой, но не бедный. Найдутся желающие попробовать блондинку, – тут старшина прищурился: – Или ты не против, и мне поискать для тебя кавалера поприятнее?
У меня сразу прорезался пронзительный голос:
– Нет!
– Понял! – хмыкнул Микаэле и ушел в сторону ворот.
А я прислушалась к совету, забралась в свой фургон и задумалась. Светлые волосы тут действительно – красная тряпка для быка. Ладно бы еще каштановые или русые. Но локоны цвета льна могут быть только у чистокровной аристократки. Покрасить бы их, да чем?
Вздохнув, принялась плотнее повязывать платок, и тут в фургон заглянул возница:
– Кати, ребята там, пока каша варится, хотят немного размяться, подыграешь?
Я тайно вздохнула. Конечно, нужно вливаться в коллектив, но волосы…
– Минчо, а у вас краски для волос нет?
– Есть, – обрадовал парень, – чтобы отбелить!
Я погрустнела:
– Тогда не пойду. Микаэле сказал не высовываться, чтобы на любителей блондинок не нарваться.
Минчо почесал макушку потом куда-то убежал, а когда вернулся, протянул мне роскошный черный парик из конского волоса:
– Вот, держи! Роберто у нас в этом всяких девиц играет, сказал, одолжит, если ты ему подыграешь сегодня.
Я обрадовалась. Парик был ухожен и пах апельсинами. Тщательно пригладив свои волосы, я, пользуясь подсказками акробата, замотала голову полотняной лентой, а сверху надела парик с пышными локонами и алым бантом. Полюбовалась собой в медном боку грелки и, прихватив скрипку, спустилась к огню.
Старшина уже вернулся и бросил одобрительный взгляд на мои черные кудри.
– Кати, хорошо, что пришла. Я обо всем договорился. Три выступления на площади в неделю и парочка праздников у горожан. Мэр дал свое разрешение, но потребовал развлекать его гостей послезавтра.
Актеры довольно загудели.
– Платить, конечно, не будет, но обещал накормить.
– А если не накормит, сами пообедаем, – насмешливо вставил тот самый Роберто – красивый юноша, умело играющий и героев-любовников, и юных синьорин, и служанок. В дороге он разучивал монологи новой пьесы, так что я успела убедиться в его высоком профессионализме.
Микаэле этот выпад никак не прокомментировал. Слишком много вокруг было посторонних ушей.
Ворота в город закрылись, так что у костров собралось достаточно тех, кто опоздал войти внутрь и вынужден был коротать ночь под стенами. Для них бродячие актеры и собирались устроить «малый выход».
Сначала один из артистов взял гитару и, медленно перебирая струны, запел печальную балладу. Старшина глянул на меня, я поняла – достала скрипку, приладила на плечо и подхватила мелодию. Ночь, огонь, музыка… Клянусь, кое у кого на глазах показались слезы, а я вновь почувствовала себя волшебницей, приносящей людям эмоции.
После грустной баллады, зазвучала мелодия повеселее, что-то дающее надежду на лучшее. И тут я подхватила мотив, плавно подстраиваясь под игру незнакомого музыканта.
Все немного оживились, заговорили, тогда вперед вышел Минчо. Вообще-то его звали Маноло, но в караване имя сократили до звонкого прозвища. Парень отлично жонглировал булавами, потом сделала колесо, встал на руки и запрыгнул на плечи здоровяку-силачу. Вдвоем они снова жонглировали, на этот раз кольцами, потом Минчо изобразил красивый соскок и растворился в темноте за кругом костра, а передохнувший музыкант заиграл плясовую.
Мелодию подхватили бубны, какие-то погремушки и просто хлопки в ладони. Я прижала струны посильнее, вливаясь в общую мелодию, и залюбовалась девочкой-танцовщицей, ловкой и гибкой, как лоза. Странно, мне казалось, что в караване не было женщин. Оказывается, их просто очень хорошо прятали!
Пляска была такой заводной, что даже стражники смотрели со стен. Когда мелодия наконец завершилась, старшина позвал артистов ужинать. Деньги никто не собирал. Да и правду сказать у бедняков, поджидающих утра, каждая монета была на счету. Зато с артистами поделились едой, а еще наше выступление запомнили – и стражники, и те, кто спешил в город.
Завтра, когда фургоны встанут на центральной площади, уже полгорода будет знать, что мы отлично играем, поем и жонглируем. А ведь самое сладкое старшина припас для городской площади – он сам и его сын, такой же крепкий, кряжистый парень управляли куклами-марионетками в маленьком кукольном театре!
Глава 42
Выступление удалось! Я и сама завороженно смотрела на помост, пока скрипка пела и плакала в моих руках. Бродячие актеры не просто отыгрывали спектакль – они жили на сцене! Смеялись, плакали, громко ругались или миловались в углу под искусственной оливой, увитой шелковыми листочками.
Потом маленькая гибкая танцовщица обошла площадь с бубном, собирая деньги. Она ловко подначивала мужчин, заглядывала в глаза женщинам и ласково улыбалась подросткам. В итоге в бубне вместе с монетками лежали: красивая голубая лента, надкушенный бублик и подкова!
Ленту правда Арлисса вернула смущенному мальчишке, а бублик слопала с огромным удовольствием. Кажется, до попадания в труппу эта девочка видела мало сладкого в своей жизни.
На следующий день мы давали представление в доме мэра. Хитрый старшина и тут придумал, как повеселить толстосумов города и подзаработать. Он нарядил двух акробатов в яркие костюмы с петушиными хвостами из яркого шелка и устроил между ними битву. Причем громко объявил, что это птицы, клюющие только золотые зерна! И подвыпившие синьоры начали бросать «бойцовым петухам» монеты, убеждая биться сильнее.
Мы поддерживали боевой дух птичек музыкой. Я играла на скрипке за черного петуха, а Джанни на гитаре – за красного. Оценивая ловкие прыжки, пинки и увертки акробатов, я понимала, что они не в первый раз разыгрывают такое представление, и все равно волновалась. Между тем битва достигла апогея, гости уже просто орали, швыряясь кусками хлеба и мяса в утомленных «птиц». И тогда черный поскользнулся на чем-то и упал, позволив
