— Где Наари?
— Отошла в туалет минут пять назад, а что…
Не дослушиваю. Завернув за угол, сталкиваюсь с уборщицей, и та вскрикивает от испуга и роняет ведро. Вода разливается по полу.
— Что ж вы делаете!..
— Простите, мэм!
Наплевав на приличия, проверяю женский туалет. Он пуст, как и кабинки. Затем мужской… А затем еще на двух этажах.
Уже почти отчаявшись, спускаюсь в холл. Девушка за стойкой впивается в меня удивленным взглядом.
— Чем могу помочь, сэр?
— Покажите мне записи с камер! Прямо сейчас, ну же!
— Сэр… Простите, но я…
Показываю ей значок, и она сразу замолкает.
— Быстрее.
Тело мое уже горит от волнения, на грудь давит дурнота, а пока администратор отводит меня в комнату охраны, я замечаю, как трясутся руки.
Хочется всех поторопить, что я и делаю, но охранник как назло медлит и с неохотой пролистывает записи. На маленьких экранах мелькают врачи и пациенты, какие-то люди… Все не то.
Наконец глаз цепляется за черноволосую голову — Наари заходит в уборную. Увидев ее, я не сдерживаю вздоха облегчения. Сглатываю, избавляясь от сухости во рту, но напряжение внезапно усиливается, и я до боли стискиваю пальцы в кулаки.
Камера зафиксировала, как Наари выходит из уборной. Но уже не одна, а под руку с неизвестным.
Глава 39. Приговор — смерть
Джон
Две недели. Прошло целых две недели, а известий все еще нет. Я не знаю, где и с кем моя амазонка. Не могу найти следов — ни ее, ни неизвестного. Но больше всего терзает, что я понятия не имею — жива она или нет.
Конечно, для следствия эти две недели оказались плодотворными. Благодаря честным показаниям Рональда мы смогли найти нескольких заказчиков — парочка отсиживалась в Сиэтле, другие были разбросаны по штатам. Поймали многих из группировки, хотя Рон уверял нас, что преступная группа огромна и что не все ее члены находятся в одном городе. Но ни те, кого мы поймали, ни Рональд не знают, где искать одних из главарей банды.
Томас, или как его прозвали в отделе — «голова» орды, и его верный товарищ и создатель некоего токсичного вещества — Артур Рихтер — скрылись в тот же день, когда похитили Наари. Каким-то образом они прознали об опасности и о том, что их вскоре раскроют, и вначале я полагал, что их предупредил Рональд, но он чуть ли не со слезами на глазах говорил об обратном. Я поверил ему. Не знаю почему, но в тот момент я чувствовал, что он не лжет.
Дом Томаса оказался сокровищницей для следователей. Документы на незаконные перевозки оружия, данные о торговле людьми и некоторых заказчиках — все это помогло нам сократить звенья в цепи преступности, но пасть на след главного звена так и не удалось.
Возможно, Томас уже давно покинул город. Уехал или улетел — неважно. Судя по данным, он не покидал на самолете ни страны, ни города, но со связями мог провернуть что угодно.
— Уверен, что не хочешь, чтобы мы остались? — шепот Валери вырывает из дум, и я перевожу рассеянный взгляд с табло на сестру.
— Хочу. Но вам лучше вернуться домой.
Валери не удалось еще полностью восстановиться — боль в руке приносит ей дискомфорт. Но мы и так затянули с возвращением в Сеул. Сестра все ждала новостей про Наари, желала увидеть ее живой, перед тем как покинуть штаты. Однако оставаться здесь — риск и для нее, и для Мэй.
Сэм вызвался сопроводить их до Кореи. По его словам он давно хотел навестить родителей… Противиться этому я не стал — какая-то часть меня твердила, что это правильное решение, и сестре будет спокойнее, если рядом будет хотя бы один из братьев.
— Сообщай мне обо всем, — слова Валери едва слышны и наполнены грустью. Она поглядывает на Сэма и Мэй, которые сидят на скамейке, и на Бонни, улегшейся рядом с большой переноской, в которой ей предстоит провести почти сутки. — Мне хотелось бы попрощаться с Наари, а еще лучше взять ее с собой. Мне ее очень не хватает. Надеюсь, она в порядке…
Голос ее вздрагивает. Я не вижу, но знаю, что она вот-вот заплачет, потому прижимаю ее к себе, осторожно целую в волосы.
Кажется, что время замерло на долгий миг. В аэропорту много людей — все торопятся, пролетают мимо, прощаются. Но я не слышу голосов, слышу только, как сестра шмыгает носом. Снова смотрю на табло — и время сразу возобновляет ход. Чудится даже, что оно ускоряется. Иначе я не могу объяснить, почему столь быстро мы прощаемся, почему так быстро пролетает момент, когда мелкая обнимает меня и твердит, что будет скучать.
Они регистрируются на рейс, и после досмотра и контроля мы расходимся: родные следуют в зал ожидания, а я — на улицу.
Вместе с дождевыми каплями на меня обрушивается тоска. Погода угнетает — в последние дни идут дожди, по вечерам холодает, ни намека на снег. Конечно, ожидать его нет смысла. Должно случиться чудо, чтобы увидеть снежные хлопья в городе. Декабрь начинается с дождей, ими и закончится. Оттого мы и ездили с Доком и Линдой каждый год на горнолыжные курорты, которые находятся в окрестностях Сиэтла, чтобы уединиться с природой — горами и пышными, укрытыми снежными покрывалами елями.
От напарника тоже ни слуху, ни духу. Уилл бежал, но теперь его невиновность практически доказана и ему незачем скрываться. Оставалось найти Томаса и выбить из него признание, что мстителя не существует и что Линда умерла не от рук мужа.
В задумчивом состоянии, в котором нахожусь уже несколько дней и ночей, я сажусь в машину, и сквозь комок тревожных мыслей проскальзывает другая, вызванная инстинктами, — нужно включить обогреватель. Но я продолжаю неподвижно сидеть в холодном салоне, наблюдая, как капли бьют о лобовое стекло и, сливаясь с другими каплями, бегут вниз.
За пару дней мне удалось сделать большой скачок в расследовании, о чем я мечтал четыре месяца, с начала дела о мстителе. Но это не принесло мне удовлетворения. Не было ни радости, ни гордости, ни уж тем более легкости. Дело еще не закрыто. Пока Наари и другие похищенные девушки не будут найдены, я не могу позволить себе расслабиться.
Но сейчас я так вымотан и зол, что не сдерживаю желания прикрыть хотя бы на минутку глаза и откинуть голову. Стоит это сделать, как до ушей доносится копошение с задних сидений. В зеркале замечаю поднимающуюся фигуру; ни секунды не медля, вытаскиваю из кармана куртки складной нож и упираю его в укутанную шарфом шею незнакомца.
Он сразу замирает, похоже, чувствуя опасность, не поднимает ни рук, ни головы, спрятанной за капюшоном.
— Это я, — разрезает тишину знакомый, но чуть охрипший голос.
— Дьявол! — убираю нож и резко сдергиваю капюшон. — Док, ты сдурел? Какого черта ты здесь делаешь?
— Сплю, как видишь, — огрызается Уильям, но тотчас меняет свое скверное настроение. Откидывается на сидение и напускает на лицо совершенно беззаботный вид, будто появляться после двух недель пропажи — это в порядке вещей. — Ты, поди, разревелся там, да? Иначе почему так долго прощался?.. Я ждал тебя на улице, но там такая холодина… Решил погреться в машине.
— Как ты вообще сюда забрался?
— Ты как-то отдал мне вторые ключи… Помнишь? Но ты не подумай… Сегодня первый раз, когда я решил ими воспользоваться.
Он, черт поганый, улыбается, а я смотрю на него так, словно не видел уйму лет. Не то чтобы он сильно изменился. Да, у него чуть небрежный вид: неухоженная щетина, под глазами залегли тени, скулы стали резче, одет он в поношенное короткое пальто, которое в сочетании с черным шарфом делает его похожим на джентльмена начала двадцатого века… Но за всей этой наружностью я по-прежнему вижу того же Дока, с которым служил, которому не раз доверял свою жизнь и которого не мог и сейчас не могу обвинить в чьей-либо смерти. Док всегда спасал и никогда не убивал.
— Где ты был? — спрашиваю уже спокойным голосом, ощущая лишь легкую дрожь внутри. Это не волнение. Скорее, радость от того, что он жив и наконец-то объявился.
