меня спросили, каким выдался второй месяц учебы в Тинтагеле, то на ум бы мне сразу пришел огонь Пекла, медленно пожирающий несчастных заживо. Иногда по ночам я просыпался, сдавленно крича в подушку, потому что во сне пламя не оставляло от меня ничего кроме угольков.
Впрочем, к чему эти метафоры? Разрешите добавить в свое повествование подробностей и рассказать в деталях, как прошел для меня те четыре недели осени или же пора орешника, рябины, клена и ореха.
Практически в предпоследний день поры орешника — то есть за два дня до дня рождения матушки — на наши с отцом головы свалился грандиозный скандал:
— Твой двоюродный брат явился вдрызг пьяным на службу в честь памяти дяди Альфреда, — усталым тоном сообщил папа, потирая виски пальцами, — заявил, что Мирасоль умерла, и это все наша вина. Охране насилу удалось вывести его из храма, пока Жрец не начал церемонию.
Все, что я смог ответить, лишь прочистить горло и пробормотать:
— Каков мерзавец…
— Подобрал бы слово похлеще, но боюсь, уши у тебя сгорят от стыда за своего старика, — усмехнулся он.
Превеликий Благодетель, как я любил его в эти моменты усталости и слабости, когда его каменная маска разбивалась. В те редкие минуты он не был строг, суров и безжалостен. Отец горько шутил, задумчиво глядел вдаль, порой был рассеян, но что самое главное — когда он смотрел на меня, то его глаза светились гордостью и любовью.
Я мог месяцами согреваться об один лишь этот взгляд, смиренно дожидаясь от него очередной милости.
Именно в тот момент во внутреннем кармане халата завибрировала панель. Это была она. Третий раз за день.
Зачем ты желаешь мне доброго утра и спрашиваешь, как дела? Ты умрешь без этого знания?
— И что ты будешь делать? — поинтересовался я, незаметно нажимая на кнопку перевода в беззвучный режим. — Отправишь в ссылку?
Отец помедлил, прежде чем дал неожиданный и даже шокирующий ответ:
— Нет, я хочу дать ему небольшой пост в канцелярии.
— За что?! — воскликнул я так громко, что эхо загремело по всему залу для голограммоконференций. — За то, что он нас опозорил?! За то, что сделал с дядей Альфредом?! За то…
— Мирасоль умерла от сепсиса, — перебил меня отец. — Если верить рассказу Виберта, ребенок у нее под сердцем погиб, и ей пришлось… Родить его таким…
— А тебе не кажется, что Виберт лжет?! — со злостью выпалил я. — Как-то много драмы для одного кровопийцы…
Отец посмотрел на меня так пристально, что кровь застыла в жилах. Когда он заговорил снова, то его голос был глухим и настолько грустным, что у меня защемило сердце:
— Алан, я смотрел ему в глаза так же, как смотрю сейчас в твои. Поверь, мне известен этот взгляд.
Он прикусил кончик стилуса и произнес невнятно, надеясь скрыть от меня свое смятение:
— Как же хорошо, что ты еще так юн, и не познал тех горестей, что познали мы с твоим братом. Он наказан достаточно.
Эти слова выбили у меня почву из-под ног. Отец никогда не говорил со мной о смерти мамы так. Он погрузился в тяжелое и скорбное молчание на двенадцать лет после ее кончины, ни разу не произнеся ее имя.
— Более того, как там говорится? — его тон снова стал сух и ироничен. — Держи друзей близко, а врагов еще ближе? Думаю, под нашим присмотром он присмиреет.
— Совершенно верно, мой король, — согласился я, скрепя сердце.
Отец снова надел маску и заговорил со мной по-прежнему, как требовательный монарх, не ожидавший от своих подданных ничего иного, как полного подчинения:
— В эту пору памяти о твоей матери, я напоминаю о важности сохранения доброй памяти о ней. Не буду лукавить, что на тебе груз, но он почетен. Неси его с гордостью и приумножай своим именем. Не подведи наш дом. Не подведи ее.
С тем же успехом он мог сбросить на меня груду камней. А «утяжелили» мой груз десять сообщений от Долорес, одно жальче другого.
Почему девушки так любят унижаться, спрашивая на все лады, не надоели ли они? Конечно, да! Написывают как сумасшедшие!
* * *
Мое самочувствие ухудшалось каждый год именно на эти четыре недели. Вразумительного ответа не смог дать ни один целитель. Даже госпожа Макрая, лучшая врачевательница из чародеев, лишь развела руками и с сожалением в голосе объяснила:
— Проклятие пустило корни в теле твоей матери, уже когда она ждала тебя, потому полного восстановления не случилось. Твой недуг не смертелен, ибо причина жаждала убить именно Рослин, но… На четыре недели, в пору, когда случилась напасть, он будет овладевать тобой в ослабленной форме.
Потому я родился светловолосым и белокожим. Как иногда подшучивал отец: «Все краски мира отдал маме».
Вот вам и объяснение, почему мое столкновение с Прикер вообще стало возможным: я ходил к госпоже Макрае на ежегодное обследование, которое как и в прошлые разы показало, что моей жизни ничего не угрожает.
Просто бессонница, общая слабость, повышенная нервозность, светочувствительность и неспособность сохранять такую нужную для учебы продуктивность.
Мелочи. Надо всего лишь принимать вовремя лекарства и получать вместо всего вышеперечисленного вялость и раздражительность. Обмен что надо.
Через пару дней после инцидента госпожа Макрая вызвала меня и Элину «Для разъяснения ситуации», хотя, на мой взгляд, все и так было яснее некуда.
Саму виновницу звать не стали. Не хватало очередной истерики.
Ленард зачем-то увязался со мной, хоть я и дал понять, что в этом нет нужды.
— Свита придает принцу солидности, вам не кажется? — с гордым видом заявил тот.
— Плохим бы я был принцем, если бы моя солидность заключалась лишь в этом, — усмехнулся я, но протестовать не стал.
А очень зря.
Величайшая лицемерка уже сидела в приемной офиса директора, одетая в скромное серое шерстяное платье со стянутыми в растрепанный узел волосами. Очевидно, король Бивус уже успел объяснить своей наследнице, в чем именно заключались ее промахи.
Я вежливо кашлянул. Элина медленно повернулась ко мне и изобразила на лице подобие вежливой улыбки.
— Алан, — еле слышно прошелестела она на Высшем наречии. — Не ожидала тебя увидеть.
Выщипанные ниточкой брови поползли вверх, а глаза чуть расширились, значит удивление было искренним. Она правда не знала, зачем нас обоих вызвали, чем я не преминул воспользоваться.
— Приветствую, Элина, — я слегка наклонил голову, — Для меня тоже удивительно, что ты пришла намного раньше назначенного времени. При твоем-то графике…
— Выпускной курс действительно утомляет, — зевнула та, прикрыв рот рукой. — Но я не жалуюсь на нагрузку.
— Да, и подготовка к церемонии
