Мэтт Ваймен - Саведжи

— Подожди! — сказал он как раз в тот момент, когда Саша закрыла дверь. Джек поднес сережку ближе к лицу. Он не силен в драгоценностях, но эта висюлька была серебряной. В нее был вставлен элемент, должно быть, вырезанный из кости. Первой мыслью было догнать Сашу и вернуть ей сережку. Однако ему в голову тут же пришла другая мысль, заставившая его победно сжать украшение в кулаке. Джек в последний раз окинул Сашу взглядом, которая даже не обернулась, открывая дверь. Он улыбнулся и спрятал сережку в карман рубашки. — Назад получишь в субботу, — сказал он. — Я привезу тебе ее лично. Правда. С удовольствием.

Будучи подвешенным за лодыжки к потолку, Вернон понял, что еще никогда в жизни так сильно не боялся. Это чувство пришло к нему как раз в тот момент, как Титус решил оставить его наедине с Иваном.

— Ты не можешь так со мной поступить! — молил Вернон. — Не бросай меня здесь. Не с... ним!

— Он мой сын, — сказал Титус, казалось, раздраженный отсутствием уважения у мужчины. — Он мог ошибиться в первый раз, но с кем не бывает.

— Со мной! — прорычал Вернон и зашелся рыданиями. — Я не ем людей. У меня даже детей нет!

— Нет? — Если Титус и собирался уходить, то передумал. Он окинул связанного мужчину взглядом. Спустя мгновение его раздражение сменилось жалостью. — Иногда они сводят тебя с ума, но подчас заставляют гордиться.

— Я не хочу умирать, — закаркал Вернон. — Я все еще хочу завести семью.

Какое-то время Титус наблюдал за рыданиями Вернона. Затем перевел взгляд на пол, пробежался ладонью по бритой макушке и вздохнул.

— Ты знаешь слишком много, чтобы я мог тебя отпустить, — сказал он и указал на окружающую обстановку. — Сочувствую вашей утрате, мистер Инглиш. Одно дело создать семью. Но для того, чтобы она была единим целым, приходится чем-то жертвовать.

Больше не произнеся ни слова, Титус развернулся и ухватился за скобу.

— Прошу! — рыдал Вернон. — Я стану хорошим отцом! Клянусь!

Ответом последовал звук закрывающегося за Титусом люка. Вернон перевел взгляд на Ивана, который пристально уставился на него.

— Больно не будет, — сказал мальчик. — По крайней мере, не должно быть. — Иван повернулся к шкафу позади него. Он отпер дверь ключом, который вручил ему отец, и распахнул дверцы. Первым делом он достал фартук мясника. Тот был в бело-голубую полоску, но сильно забрызганный кровью и, очевидно, слишком большой для мальчика. Не мигая уставившись на шкаф, Вернон, к большому раздражению мальчика, снова закричал. — Не могли бы вы помолчать? Это всего лишь инструменты.

Он отступил в сторону, открывая Вернону вид. Верхний ряд составляли ножи, крюки и пилы с неровными зубцами. Под ними хранилось в большинстве своем крупное оборудование, сильно смахивающее на промышленное.

— Это все шутка, — выдохнул Вернон, его зубы стучали от страха. — Больная шутка.

Иван вернулся к шкафу. Сначала он вытащил моющий аппарат. Затем нашел ножницы и положил их на пластиковый стул. Наконец, после, казалось бы, долгих поисков мальчик вернулся с коротким ручным молотком. Он покрутил его в руке, и Вернон заметил, что одна его сторона была сплошь покрыта устрашающими треугольными шипами.

— Расслабьтесь, — сказал Иван. — Это все лишь размягчитель.

— Что?

— Ну знаете, — произнес он и похлопал инструментом по ладони, — чтоб размягчить волокна. Мясо будет легче жевать.

Вернон Инглиш силился поверить в то, что говорил этот мальчик. Охваченный паникой, по-прежнему вися вниз головой, он начал дрожать, подергиваться и хватать ртом воздух.

— Твой отец ничего не говорил о размягчителе! — в отчаянии залепетал он. — Он просил тебя только помыть и выбрить.

— Это мой первый раз, — сказал Иван, пожав плечами. — Хочу сделать все правильно.

— Но ты сказал, что больно не будет! — завопил он.

— Не будет. — Иван положил размягчитель на стул и снова повернулся к шкафу. Когда он отошел, Вернон, к своему ужасу, понял, что тот держит пневматический пистолет. — К тому времени вы будете мертвы, — сказал он и оттянул затвор. Тот с щелчком встал на место. Иван перехватил взгляд Вернона и усмехнулся. — С другой стороны, если я случайно задену вас кусачками, через минуту вы уже ничего не почувствуете!

— Не делай этого, — прошептал Вернон, когда Иван приставил ствол к его виску и положил палец на спусковой крючок. Он набрал воздуха в легкие, чтобы еще раз попросить мальчика остановиться, однако после раздавшегося громового удара мир вокруг него потемнел.

Для Титуса Саведжа празднику всегда предшествовал день приготовлений. Как и его отец, он считал это своего рода ритуалом, в который была вовлечена вся семья. Занятие находилось каждому. На следующее утро Саша помогала матери готовить гарниры, пока Титус ездил в магазин за продуктами, о которых вспоминали в последний момент. После полудня, разложив на столе обеденные салфетки, он нашел коробку из красного дерева, в которой хранились особенные столовые приборы, и отнес ее наверх, в комнату отца. Олег любил принимать участие в приготовлениях, и натиранием столового серебра он занимался годами.

— Надеюсь, ты голоден, — сказал Титус, когда его отец надвинул на нос очки. Он подождал, пока старик найдет в выдвижном ящике ткань для полировки и рассказал, что входило в меню. — Мы могли бы выбрать кого-то попроще и менее тоскующего по утраченным в жизни возможностям, — заметил он, — но у меня не оставалось другого выхода.

— Слышал, Иван вовлечен в процесс. — Олег передвинулся поближе к столу, на который падал солнечный свет, где Титус оставил коробку. — Помню, как ты еще маленьким мальчиком делал это впервые. Я так тобой гордился.

Пара обменялась улыбками.

— Иван говорит, что все идет по плану, — сказал Титус. — Он не спал до самого утра, чтобы все сделать правильно. Еще не поднимался из подвала.

Олег достал из коробки десертную ложку.

— Интересно, передаст ли Иван это своим детям?

— Конечно, — уверено ответил Титус. — Он Саведж. Эта традиция у нас в крови.

Какое-то время Олег сосредоточенно натирал ложку.

— Саша к нам присоединится? — задал он вопрос.

— Они с Анжеликой на кухне. — Титус прищурился, не понимая, почему он вообще сомневался в том, что его внучка будет присутствовать на банкете. — Тебя что-то тревожит?

— Меня? Нет! — Олег энергично потер ручку ложки. Затем остановился и вздохнул. — Все мы — Саведжи. И эта фамилия всегда будет объединять нас, вне зависимости от того, сколько нас будет собираться за столом в будущем.