и я с неудовольствием заметила на его лице растерянность.
— Это же измена.
— Почему? — я подошла и прижалась к нему всем телом, вслушиваясь в стук сердца. — Разве измена — отобрать власть у того, кто не умеет ей пользоваться? Если король не в состоянии дать стране ни законного принца, ни благосостояния, ни соблюдения своих же законов, то имеет ли он право на корону?
— Возможно и нет, — сомнение, прозвучавшее в его голосе, больно резануло по натянутым нервам. — И всё же история Лидора не помнит государственных переворотов.
— Трон всего лишь перейдет к другому представителю династии, как бывает в случае отсутствии прямого наследника.
— Это не одно и то же.
— Тогда давай просто сделаем всё, чтобы это не понадобилось.
— И как?
— Для начала — пусть Фердинанд ощутит последствия своих же решений. Столица хочет отвернуться от провинций? Отлично. Думаю, выгодную торговлю можно вести не только с государственными закупщиками, но и с контрабандистами. Благо, если Лидор чем-то и богат, так это скалистыми гаванями, скрытыми от посторонних взглядов. Семьи получат причитающийся им доход и смогут понемногу копить силы, тогда как положение дяди будет только ухудшаться.
— Флот Фердинанда тоже не даром ест свой хлеб. Потопят пару десятков самых дерзких суденышек — и остальные отправятся в более безопасные края.
— Я знаю, как это уладить.
Карл тяжело вздохнул и присел у стола. Заглянул под крышку подноса с едой, но так ни к чему и не притронулся.
— А дальше?
— Фердинанду придется удовлетворить требования изгнанных домов, а значит, пусть и косвенно, обесценить собственное решение.
— Выдержит ли это Лидор?
— Должен, — я нервно прошлась по комнате. — Особенно, если у людей появится надежда на лучшее будущее. И хорошо бы эта надежда была связана с мои именем, — в памяти ожила недавняя картина кукольного представления на рыночной площади. — Это не такая уж неразрешимая задача, Карл. Мы с тобой решали и посложнее.
— Не уверен. Допустим, нам удастся завоевать симпатии простолюдинов и провинциальных аристократов. Но если мы хотим добиться пересмотра приговора, то от нас потребуют доказательств невиновности герцога. А это очень сложно, учитывая подписанное признание.
— Эта бумажка ничего не стоит, — фыркнула я. — Особенно, когда находятся живые свидетели подлога. Знаешь, у правды есть один крайне неудобный аспект: рано или поздно она раскрывается. Именно поэтому я прошу тебя о доверии и терпении, в том числе — по отношению к моему мужу.
Солнце за окном коснулось крыш. Я обернулась к окну, наблюдая за тем, как раскаленный алый шар плывет сквозь дым печных труб, и поджала губы. Скоро опустятся сумерки, а значит, мне придется уходить в холод, одиночество и смертельно опасную игру. Карл, снова безошибочно уловив ход моих мыслей, неслышно подошел сзади. Сильные руки обхватили мои плечи, теплое дыхание легко коснулось щеки:
— Еще не поздно отказаться от борьбы. Я люблю тебя, ты — меня, у меня есть деньги, я знаю несколько языков, разбираюсь в финансах, могу работать писарем, секретарем, поверенным в делах, да хоть помощником в банке или торговой лавке. Давай просто уедем. Вилланд Кёхлер обещал нас приютить, если мы решимся на побег. У него есть охотничий дом на самой границе с Ванлиатом, переждем там год, два, три, пока о нас просто забудут, а потом уйдем из страны. Отправимся на юг, или на острова Энотрии, если хочешь, сбежим на край света.
— А как же отец?
— Герцога уже не вернуть.
— А твои племянницы? — горько улыбнулась я. — Их сожрут с потрохами или пустят по миру с протянутой рукой.
— Разумеется, я позабочусь и о них, — он сжал меня до хруста в костях. — Если ты только согласишься.
Интересно, как бы это было на самом деле? Мы бы украдкой странствовали от дома к дому с горой пожитков или купили поддельные документы на чужие имена? Вздрагивали бы при виде людей в военной форме или смеялись им в лицо, а со временем стали вхожи в приличные дома? Я бы называла Карла мужем и прятала под одеждой рубцы, а через год или два — любовалась бы узнаваемыми чертами на лицах наших детей.
Рука сама собой скользнула к животу, остановилась напротив лона. Увы, природа безжалостна: шансов зачать на следующий день после завершения регул не так и много. Но, если бы это случилось, я бы ни капли не пожалела.
Даже зная, что рано или поздно линаар узнает о моем предательстве, и гнев его будет ужасен.
— Я не могу, Карл, — мне потребовалось собрать все силы, чтобы говорить спокойно. — Ни король, ни Штрогге не позволят мне сбежать и просто жить своей жизнью. Один из них найдет меня, как бы я ни пряталась, и тогда все окончится быстро и страшно. Увы, для меня из подвалов тюремного замка есть только два выхода: на плаху или к подножию трона.
Я обернулась и поцеловала его в губы.
— Прости. И… не иди за мной. Нельзя, чтобы нас видели вместе.
Карл схватил меня за руку у самой двери.
— Когда мы увидимся снова?
— У тебя есть адрес, на который можно писать?
— Сенной переулок, дом двадцать, часовая лавка фрове Брикке, — немного подумав ответил он. — Отправь записку туда — и я сразу узнаю.
Я застыла, обернулась через плечо, отчаянно борясь с желанием броситься назад:
— Обязательно.
Алое вино искрилось в хрустальном бокале, словно жидкий драгоценный камень. Говорят, до «столетней охоты» такие действительно существовали, но Жаньи не особо верил: предел сил должен был существовать даже у полукровных адамантитов. Что ни в коей мере не отменяло того, что попади в руки королевского фаворита подобная диковинка, он бы обязательно испробовал её на вкус.
Амарит в последний раз крутанул бокал, полюбовался тем, как солнечные лучи рассыпаются разноцветными искрами вокруг тонких насечек королевского герба, сделал последний глоток, поднялся с места, и принялся вышагивать туда-сюда по вымощенной плиткой площадке, нещадно теребя бриллиантовую серьгу в левом ухе.
— Сколько уже можно томно вздыхать и маяться от тоски, мой дорогой друг? — Глосси не спешил подниматься из кресла, заваленного расшитыми подушками. Ноги он удобно разместил на низкой скамеечке, а колени накрыл теплым пледом из шерсти тончайшей выделки. Весеннее солнце хоть и
