Он недрогнувшей, твердой рукой поставил кружку с кофе на журнал регистрации правонарушений, лежавший на столе.
Прошло всего шесть недель, а он уже не вздрагивал от плачущего воя сирены в ожидании повторного взрыва, который уносил с собой всех оказавшихся поблизости, и спасателей, и гражданских. Он вырос, слушая этот гудок; он плыл на этом пароме домой из школы; и теперь какая-то часть его, по крайней мере, уже свыклась с тем, что он вновь вернулся домой. Медленно и осторожно знакомые звуки и ритмы острова оседали в его сознании, пробуждая в крови эхо воспоминаний. Крики чаек, шум прибоя, стук моторок рыбацких лодок, каждое утро выходящих в море на лов лобстеров, успокаивали его не хуже материнской руки, качающей колыбель.
«Это уже прогресс», — пришла ему в голову язвительная мысль. Если так пойдет и дальше, то, возможно, через пару месяцев он сможет спокойно шагать по улице, не стискивая челюсти и не напрягая мышцы в ожидании выстрела, не обшаривая крыши домов и дверные проемы глазами в поисках притаившихся снайперов. Может, он снова научится спать по ночам.
Кроме того, перед его мысленным взором то и дело вставал образ Маргред — Маргарет — и он словно наяву видел дымку ее темных волос, округлость груди под свободной толстовкой.
Приходите как-нибудь, чтобы повидаться со мной… когда будете не на дежурстве.
Ладно, идея была никудышной. После позора, в который превратился его брак, Калеб зарекся завязывать длительные отношения, в основе которых лежали тоска и одиночество.
Но в те несколько минут на пляже прошлой ночью он, по крайней мере, вновь ощутил себя живым человеком.
В дверь постучали. Эдит Пэйн, секретарь городского совета, просунула в кабинет Калеба гладко причесанную седую шевелюру. Эдит заправляла муниципальным советом с тех самых времен, как началось строительство нынешнего здания, в котором он теперь заседал Она занималась рекламой, выставляла счета и выдавала разрешения от имени городских властей, составляла распорядок дня мэра, а в светлое время суток выполняла обязанности главного диспетчера острова. Когда Калеб проходил мимо ее стола в приемной, его всегда охватывало иррациональное желание вернуться к порогу и вытереть ноги.
Эдит улыбнулась.
— К вам пришел Брюс Уиттэкер.
Прошлой ночью именно она приняла жалобу Уиттэкера — после окончания рабочего дня все звонки в полицию автоматически переводились на сотовый телефон Калеба. Но Эдит желала постоянно оставаться в курсе событий.
Или, подумал Калеб, она просто недолюбливает Уиттэкера.
— Спасибо. Скажите ему, пусть войдет.
— Вам придется самому выпустить его, — предупредила она. — В четыре мне нужно будет уйти.
— Еще бы, не можете же вы пропустить Опру Уинфри, — неуклюже сострил Калеб.
Эдит одарила его высокомерным и презрительным взглядом.
— В четыре тридцать у меня тренировка по кикбоксингу в местном клубе, — сообщила она. Повернув голову, она обронила через плечо — Пожалуйста, теперь вы можете войти. Сейчас он ничем не занят.
Не занят ничем таким, что не могло бы подождать. Калеб отложил в сторону каталог, рекламирующий образцы высокотехнологичного оборудования для полицейского спецназа, и поднял глаза на вошедшего.
Белый мужчина, шести футов росту, жилистый и гибкий, Брюс Уиттэкер предпочитал коротко стричь свои каштановые волосы и носить рубашки с закатанными рукавами. Калеб прикинул, что ему уже перевалило за сорок, но он еще не приблизился к пятидесяти, хотя его годовой доход существенно превышал обе величины.
— Мистер Уиттэкер? Чем могу помочь?
— Вы можете и обязаны разобраться с бездельниками, которые без разрешения вторгаются на мой пляж.
Мыс являлся общественной собственностью, но дискутировать на эту тему сейчас не стоило. Калеб приподнял брови.
— Так они вернулись?
— Они вернулись сегодня утром, чтобы забрать свои машины.
— Тогда в чем проблема?
— Вам следовало арестовать их.
Калеб спокойно похлопал по журналу регистрации правонарушений.
— Я записал их фамилии. А Стоуву придется предстать перед судом.
— Я бы предпочел увидеть его в тюрьме, — заявил Уиттэкер.
Калеб кивнул головой в сторону стеклянной двери в металлической раме, отделявшей кабинет начальника полиции от двух крошечных камер-клеток для заключенных.
— У нас нет ни сил, ни даже свободного места для того, чтобы я изображал из себя Барни Файфа.[3] Если я посажу кого-нибудь в эту камеру, нам обоим придется провести здесь ночь. Я ничего не имею против того, чтобы переночевать на койке в участке, если кто-нибудь совершит тяжкое преступление. Но я не собираюсь покидать свою постель только из-за того, что какой-то мальчишка купил пива для приятелей.
— Они вторглись на мою территорию без разрешения, — продолжал стоять на своем Уиттэкер. — Мои права на пляж простираются до нижней кромки воды.
«Адвокат», — с неудовольствием подумал Калеб.
— Да, в границах вашей собственности, — согласился он. — Но мальчишки-то находились вне ее пределов, на общественном пляже.
— Но они все равно нарушили закон.
— Да, нарушили, — не стал спорить Калеб. — Но готов держать пари, что больше они не станут этого делать, ведь отныне они знают, что вы наблюдаете за их развлечениями. Я могу заехать туда в ближайшие несколько вечеров, чтобы посмотреть, не появятся ли мальчишки там снова.
Или не появится ли там она. Эта девушка-женщина. Маргред.
Калеб тряхнул головой, отгоняя непрошеные мысли. Он уже пытался — безуспешно, правда, — вычислить ее. Эдит не слыхала о девушке с таким именем. В конторе по торговле и сдаче в аренду недвижимого имущества «Айленд Риэлти» отсутствовали какие-либо записи о темноволосой Маргред, фамилия неизвестна. А в качестве шефа полиции он мог найти лучшее применение своему времени, чем гоняться за таинственной незнакомкой с пляжа. Но отсутствие хоть какой-либо информации о ней лишь возбудило его профессиональное любопытство.
Вместе с прочими частями его тела.
— Сообщите мне, если увидите кого-нибудь, — потребовал Уиттэкер. — Если вы снова поймаете их за разведением костров, я сам позабочусь обо всем.
— Предоставьте это мне, — возразил Калеб. — Я не намерен открывать сезон охоты на подростков или туристов.
— Непогашенный пожар может нанести непоправимый ущерб экосистеме острова.
Будучи сыном рыбака, Калеб прекрасно понимал, в каком хрупком равновесии пребывала природа острова… и сколь непрочной была его экономика. Благосостояние островитян, настоящих островитян, зависело как от моря, так и от туризма. А вот этого приезжие типа Уиттэкера не поймут никогда.
