— Тебе зачем? — насторожился Димитрий.
Решив, что это недостойно богини любви — отвечать на такие глупые и совершенно неприятные вопросы, я гордо вскинула голову и отвернулась от него. Поохав, купидон наконец-то понял, что настроена я не в меру серьезно, потому решительно повернулся к тележке с отчетами и попытался втащить её в кабинет. Судя по виду, весила кипа бумаг ну от силы килограммов десять — эту неподъемную ношу могла бы понести даже я, хрупкая девица. Ну, или не очень хрупкая, смотря кого послушать.
Но Димитрий отчаянно делал вид, будто ему тащить эту ношу невыносимо тяжело. Он охал, ахал, хватался то за спину, то за голову, то вообще за задницу, упирался ногами и руками и всем своим видом доказывал, что сейчас просто умрет от того, насколько непосильная ноша только что посмела на него свалиться. Я же была неумолима. Вдоволь налюбовавшись на бывшего в родном мире, спускать с рук все его двойнику, облаченному в насыщенно-розовые оттенки, я точно не собиралась.
Наконец-то ужасная преграда в виде порога была преодолена. Димитрий охнул ещё раз, свалился на диван, закатил глаза, прижал запястье ко лбу и застыл, очевидно, взывая меня к жалости.
Жалости не последовало. Когда он через несколько минут приоткрыл один глаз и любопытно покосился на меня, то не увидел ничего, кроме вящего равнодушия, отображавшегося на моем лице. Поняв, что заставить меня проникнуться его горем не получится, Димитрий как-то подсобрался, одернул розовую рубашку, поправил помявшиеся крылья и сообщил:
— Ну вот, сейчас купидоны донесут за вчера отчетность, её надо будет рассортировать. Потом прилетит любовный патруль…
Это ещё что такое?!
— Будут докладывать о том, на какие преступления удалось спровоцировать людей и кто из них любви высокой недостоин, — продолжил Димитрий. — Потом будут подаяния из храмов, но там обычно сущие копейки, ну и казной, как всегда, я займусь сам, — он довольно потер руки, и я поймала себя на мысли, что не такие там уж и копейки, если Димитрий рьяно проявляет инициативу. — А дальше… Ну, по мелочи. Опять карга старая из архива может прилететь, сказать, что мы там ничего не посортировали, но не царское это дело. А! И ещё разнарядки купидонам надо выписать.
— Разнарядки купидонам? — уточнила я.
— Да брось! — отмахнулся Димитрий. — Просто передай им то, что напишет любовный патруль…
Что-то мне подсказывало, что те, о ком составлял отчеты любовный патруль, совершенно не заслуживали на поиск истинной любви. Тем более, на стороне от жен да мужей! Но чем дольше я смотрела на Димитрия и на завалы бумаг в кабинете, на грязь по углам, тем больше я понимала, что здесь вся работа делается именно так.
Заправлявшая делами любви Эдита явно была не лучшей сотрудницей всего этого божественного комплекса, или как оно у них там называлось?
— В общем, — довольно закончил Димитрий, — не заморачивайся!..
Я серьезно взглянула на него и, решив, что хуже точно не будет, решительно заявила:
— Вставай!
— Зачем? — уточнил он.
— Ну как зачем? — удивилась в ответ я. — Нам надо, — я окинула взглядом помещение, — починить антресоли… И где, ты говоришь, остальные купидоны с документацией?
— Что?! — охнул Димитрий. — Ты считаешь, этим я должен заниматься?!
Я скептически взглянула на него.
— Кто в этом отделе начальство?
— Ты, Эди, — отозвался он, все ещё недоумевая. — А в чем вопрос-то?
— Ну вот если, — мрачно промолвила я, — начальство здесь я, а в кабинете нас всего двое, то кто из нас должен чинить шкаф?
Судя по тому, как Димитрий на меня уставился, это совершенно не вписывалось в его понимание о моем правильном поведении. Он кашлянул, как будто пытался прочистить горло, не понимая, как мне вообще в голову пришло такое сказать, а потом воскликнул:
— Не верю своим ушам! Ты хочешь, чтобы я, твой верный заместитель, чинил шкаф?!
— Ну, да, — ответила я. — А что в этом такого?
— Но ведь… — Димитрий вернулся на диван и наконец-то стянул с себя крылышки, как я и ожидала, прикрепленные к его плечам. — Не понимаю!.. Мы столько лет с тобой дружили, чтобы ты вот так просто меня, своего самого близкого товарища, бросила на амбразуру отвратительного физического труда? Нет, нет и ещё раз нет, ни за что не поверю, что ты в самом деле такое творишь! Я считаю, — он гордо вскинул голову, — что ты можешь обратиться к кому-то другому! Например, это крылатое чудовище, — я даже не сомневалась, что сейчас Димитрий говорил именно о Себастьяне. — Он с удовольствием починит тебе антресоли! Я тебе больше скажу, я его такой стрелой прошил, что он и архив разберет, и всё на свете сделает, ты только ему скажи! Разве ж я не молодец?
В эту секунду мне стало жалко бога смерти. Он, может, неплохой мужчина! От антресолей, которые стремились свалиться мне на голову, спас. До дома вызвался проводить. У каждого есть свои недостатки, но у него их заметно меньше, чем у этого гада!
И зачем он вообще в бога смерти стрелял?!
Я б спросила, но опасалась, что сама — точнее, моя предшественница, — отдала такой приказ. С неё станется! Натворила ерунды, а теперь мне разгребать последствия… Но в любом случае, при всем ужасе, который вселяло в меня словосочетание «бог смерти», Димитрий выглядел куда более негативным персонажем. Оно-то, может, и по старой памяти, потому что я никак не могла избавиться от ощущения, что Димитрий — это мой чертов бывший, но в любом случае, кроме внешности, у них было ещё предостаточно всего похожего.
Лень, например. Нежелание работать. Попытки выкрутиться, схитрить, намолоть с три короба, навешать лапши мне на уши, да только ничего не делать.
Не сомневаюсь, Эдита — та, предыдущая, очень ушлая Эдита — могла даже считать его своим другом. Но я очень сомневалась, что готова проникнуться к Димитрию такими теплыми чувствами.
— Скажи-ка мне, Димитрий, — протянула я. — Себастьян будет спасать меня от антресолей, потом чинить их… Провожать меня до дома… Как думаешь, может, стоит попросить его раздать своим подчиненным стрелы и пострелять вместо тебя?
— А что, можно! — оживился купидон. — Они ж там за умершими летают туда-сюда… могут и подстрелить кого-нибудь…
— Ага, — подхватила я. — И отчеты составлять будут. Тележку, опять-таки, донесут, коль тяжелая…
— Отличная идея! Он, кстати, согласится, — подмигнул мне Димитрий. — Он же по тебе с ума сходит! А за всего один поцелуй горы свернет…
— Не сомневаюсь, — скептически отозвалась я. — Вот только у меня к тебе актуальный вопрос… Смотри. Антресоли чинит Себастьян. Стреляют его сотрудники. Отчеты составляют они же. А что делаешь ты?
— Я? — удивился Димитрий.
— Ну да, — я уверенно кивнула. — Ты. Что ты делаешь?
— Ну, — протянул он, — я могу оказывать тебе моральную поддержку?
— Не-а, — развеяла я его надежды. — Не можешь. Так что выбирай. Либо я сейчас иду к Себастьяну, он мне помогает, ты сдаешь лук, крылья и свой пропуск, — интересно, я таки попала пальцем в небо, у него есть какой-то пропуск? — и ищешь себе другую работу, либо…
— Либо?
— Либо сейчас отрываешь свой зад от злополучного дивана и помогаешь мне разобрать хотя бы вот эти завалы, — решительно промолвила я. — Че… — нет, чертей тут лучше не упоминать, мало ли, вдруг их здесь нет? — Плевать уж на те антресоли, потом как-нибудь разберусь. Но с этой кипой бумажек надо что-то сделать именно сегодня. Сейчас же. Пока сюда новые отчеты не притащили.
— Ты ж их не будешь читать, — фыркнул Димитрий. — Просто перешлешь в архив…
— Я сказала, сделать что-то с кипой бумажек, а не обсуждать мой подход к разбору отчетов, — гневно воскликнула я, пытаясь придать голосу нотки, которые регулярно слышала в исполнении своей начальницы.
Нет уж. Я, менеджер с высшим образованием и каким никаким, но опытом работы, просто так себе прозябать здесь не позволю. И всяким Димитриям садиться мне на шею тоже. Натворила Эдита, но разгребать-то мне! Ещё понять бы, как здесь что функционирует…
