— Союз состоялся и освящен сатри, — сказал призрак. Странно, что я поняла эту реплику. — Теперь его может разрушить лишь смерть.
Мой муж с шипением выпустил воздух сквозь стиснутые зубы.
— Я не подписывался брать в жены порченную… кхистанджутку! — выпалила он.
— Это не имеет значения, — попытался угомонить его брат. — Полагаю, дальнейшие разговоры можно и нужно вести через уполномоченных представителей. Надеюсь, всем присутствующим предельно ясно, — говоря, он смотрел прямо на моего отца, — что на этом инцидент не может быть исчерпан.
Владыка Небесного трона кивнул.
— Мы будем требовать расторжения союза по праву Третьей скрижали, — рыкнул громкий мужской голос.
Темнейший господин Абаддона наконец вмешался в разговор. Нужно сказать, что стоило ему обозначить свое присутствие, мне снова отчаянно захотелось сбежать. И судя по лицам всей прочей «светлой» братии, не одной мне стало неуютно.
— Это абсурд, — нахмурился мой отец. Только-только дипломатичный Мистер улыбка сгладил острые углы, как они вылезли снова. — Моя дочь никогда не пройдет через это… унижение. Убирайте прочь с моей земли, крэсы, если желаете, но я не отдам принцессу на растерзание.
Надеюсь, моя улыбка была достаточно теплой, чтобы крылатый понял: дочь ему безмерно благодарна. Я-то знаю, каково оно — в двенадцать лет стать круглой сиротой и остаться без поддержки близких людей. Тетка, которой меня навязали, не считается: у нее трое своих спиногрызов, два неудачных брака за плечами и третий на грани развода. Ей было достаточно знать, что я ночую дома. Не удивительно, что я сбежала на съемную квартиру сразу же, как нашла подработку, чтобы оплачивать отдельное жилье. Последний раз мы говорили, кажется, еще на прошлый Новый год.
— Ты знаешь, Эладар, что после скрепленного союза жена должна следовать за своим мужем.
— Но не в пекло, — заявил мой отец.
— Именно в пекло! — выплюнул Граз’зт, потом бесцеремонно схватил меня за руку, да так сильно, что заныл плечевой сустав. — И дальше, если понадобится. Порченая она или нет, но принцесса Данаани теперь моя жена и отныне будет послушно следовать за своим мужем. Даже если я велю ей бежать босой в хвосте моего скакуна.
Эта бравада стала последней каплей в чашу моего терпения. Я держалась до последнего, уговаривала себя держать рот на замке ради безопасности и сохранности собственной шкуры, но его собственнические замашки окатили меня ледяным душем.
Я рванулась из его хватки и — о, чудо! — освободилась. От злости у меня дрожали руки и ноги, в голове пульсировала единственная мысль: что это рогатое чучело о себе возомнил?! И я отчетливо чувствовала, что к моему собственному негодованию добавилось что-то зудящее глубоко внутри. Что-то, что хлестало мою униженную гордость отравленной плеткой.
— Вот что, муженек. — Я указала пальцем в его напыщенную физиономию. — Я тебе не племенная кобыла, чтобы стегать и понукать, когда вздумается. Я — принцесса, наследница Небесного трона. И мы с тобой сообща решили, что нам нужен этот брак. Или, может, мне память отшибло? Плевать мне на эту вашу порчу, и не с таким люди живут. Так что если ты намерен и дальше быть напыщенной пафосной задницей, то лучше сделай, как советует мой великодушный отец — иначе все мы крепко пожалеем о том, что тебе не хватает чести выполнить условия союза. Или, если ты все же лучше, чем я о тебе думаю, выполни свой долг. И запомни, муженек, — теперь пришла моя очередь ехидно коверкать его новый статус, — если я и войду в твой дом, то только через парадный вход. Рядом с тобой.
Мои дрожащие от страха колени стоили того, чтобы лицезреть всю гамму чувств, которые, сменяя друг друга, появлялись на его лице. Непонимание, удивление, гнев. И… стоп, это был… вызов?
— Она с характером, — втиснулся в нашу безмолвную битву взглядов близнец. И почему никто до сих пор не назвал его по имени? Не всю же жизнь мне называть его «красавчиком». — На твоем месте я бы очень хорошо взвесил все «за» и «против», прежде чем укладываться с ней на брачное ложе.
— Заткнись, — рыкнул на него брат — и снова переключился на меня. — Упрекать темных в том, что мы не знаем цену данному слову — наиглупейшая ошибка, какую ты только могла сделать, Данаани. Поэтому, моя строптивая женушка, при всех свидетелях клянусь, что приложу максимум усилий, чтобы сделать тебя шелковой и покорной. Как тебе такое обещание?
И прежде, чем я успела ответить, Граз’зт ухватил меня за затылок, скомкал в жесткой хватке волосы — и покорил мои губы поцелуем.
Самым горячим, собственническим — и сладким поцелуем, что мне приходилось получать. Хотя, конечно, опыта у меня кошки наплакали.
Его рот был требовательным, подчиняющим. Я почти задыхалась от страсти и натиска, с которыми язык Граз’зта без труда скользнул между моими губами, сметая жалкие попытки сопротивляться. Я честно пыталась его оттолкнуть, даже пару раз несильно стукнула ладонями по груди, а потом пальцы предательски вцепились в ткань рубашки моего новоиспеченного мужа.
Никто и никогда не целовал меня так, чтобы мне захотелось расплавиться без остатка. Поцелуй собственника, без намека на нежность. После того, как Граз’зт мягко прикусил меня за нижнюю губу, посасывая раненую кожу, словно какое-то лакомство, я поняла, что очень рискую действительно упасть к его ногам.
— Кажется, эта наука будет очень интересной, — сказал Граз’зт, грубо разорвав поцелуй на самом интересном месте. И плотоядно ухмыляясь во весь клыкастый рот, добавил: — Кто бы мог подумать, что кхистанджутская порча может быть такой сладкой. Жду не дождусь, когда преподам тебе первый урок покорности, — его оранжевы глаза вспыхнули, как последний блик закатного солнца, — в постели.
И вот тут я отчетливо поняла, что мой бессовестный муж самым наглым образом нарушает условия договора. Не знаю, откуда в моей голове взялась эта мысль, но она была ясной и четкой: их с Данаани брак не предполагал никакой физической близости. Такой была взаимная договоренность.
— Ты нарушаешь договор, — так, чтобы слышал только он, прошипела я. В голове все еще шумело от его неожиданного поцелуя, но я бравировала изо всех сил. Пусть не думает себе, что я ему свалюсь в руки, как яблоко. Еще посмотрим, кому «хвост лошади» будет икаться на завтрак, обед и ужин.
— Разве? — Он прищурился, выразительно уставился на мою нижнюю губу. — Или… Погоди? Ты думаешь, что я собираюсь заниматься с тобой любовью?!
— Совсем не обязательно кричать об этом на весь зал!
Конечно же я утрировала, но неловкость после его вопроса окончательно вогнала меня в краску. Понятия не имею, как выгляжу со стороны, но чувство такое, что уши у меня натурально горят.
— Видишь ли, женушка, отшлепать тебя по твоей непослушной кхистанджутской попке будет хорошим и многообещающим началом нашей совместной жизни. Именно этим, а не тем, о чем ты подумала, я собираюсь заниматься с тобой всю брачную ночь.
Ну, вот, я снова покраснела, на этот раз так сильно, что в глазах защипало.
Чтобы окончательно не ударить в грязь лицом, я призвала на помощь все жалкие крохи своих сил и, вздернув подбородок, заявила:
— В таком случае, муженек, тебе следует прислушаться к совету благоразумного брата. Ты ведь не можешь знать наверняка, на что способна отхлестанная по мягкому месту кхистанджутская порча. — Еще бы я знала, что это такое, глядишь, многое бы увидела в другом свете. И уже себе под нос проворчала: — Как бы не остался ты… безрогим.
— Без… чем? — Близнецы непонимающе переглянулись.
От необходимости отвечать меня избавила моя тетка.
— Ну, раз супруги поладили…
Я оглянулась на женщину, которая — это было одним из тех непонятных знаний в глубине моей памяти — была сестрой отца Данаани. Выглядела она нездоровой, уставшей.
Если считать взаимное желание воткнуть друг в друга побольше шпилек за «поладили», то да, определенно мы с мужем нашли общий язык. По крайней мере, едины в желании усложнить друг другу жизнь.
