— Святоша, — рухнула я на колени и завыла. От боли, конечно, пол-то каменный, но зато правдоподобно получилось, — не невеста я… жена… муж мой помер недавно, мы с ним совсем мало пожили-то… а родственники его решили, что лишняя обуза им ни к чему, да из дома и выгнали. Хорошо одежду собрали, что с приданным мне досталась… и так уж плохо мне было, что хотела я согрешить и жизнь свою в лесу зимнем закончить… Да только Тит и Фрол не дали грех на душу взять спасли меня и к вам доставили! Одумалась я, святой отец! И теперь на милость вашу уповаю, не дайте вдове сгинуть без помощи божьей!
И зарыдать… навзрыд… чтоб натурально… Я захлебывалась рыданиями, стоя на коленях и думала, что во мне, кажется, еще не погибла великая актриса. И надеюсь, у них здесь, как и у нас в прошлом, вдовам позволено гораздо больше, чем девицам.
И святошу проняло. Он мягко улыбаясь, похлопал меня по плечу:
— Ну, что ты, дитя мое, я пока не святой отец, всего лишь святоша. — Ага, кажется я нечаянно хорошо подмазала лестью. — твое раскаяние радует Бога. Признайся дитя мое, была ли ты с инкубом этой ночью? Приходил ли демон душу и тело твое истязать?
Я завыла, в волосы вцепилась, будто бы скальп хочу с себя снять, а на самом деле прокручивала в голове варианты ответа.
Отвечу «нет», не поверит. Ибо Фрол-или-Тит уже сказал обратное, а святоша этот еще про яйцо какое-то демоново гундосил. Я тогда еще смешок еле сдержала. Так хотелось спросить, как же теперь бедолага-инкуб одним яйцом обходится.
А скажу «да», а вдруг на костер меня потащат за связь с демоном?
— О-о-о, святой отец, — завыла я снова, изображая какую-то полоумную старуху, — глупая я баба, знать не знаю, ведать не ведаю, что со мной приключилось ночью этой. То ли было, то ли во сне привиделось. То ли инкуб демонов был, то ли муж мой Ванечка. Предавалась я утехам, по слабости бабьей, святой отец!
Бинго! Святоша аж засиял и снова меня по плечику погладил:
— Ну, ничего-ничего, хорошо, что осознаешь ты глубину своего падения. Значит не успел демон душой твоей в полной мере овладеть. Только тело твое скверной наполнилось. Изгоним мы скверну из тела твоего, дитя. Помолимся…
Вот оно подходящее время! Я мысленно потерла ладошки и, на мгновение замолчав и сделав вид поиспуганней, заголосила снова:
— Горе мне, горе! Святой отец! Все молитвы позабыла я! Ни одной не помню, как и не было! Что же такое со мной случилось?! Что демон проклятый со мной сотворил?!
Святоша нахмурился, махнул Фролу-или-Титу, отпуская его. А когда тот ушел, склонился надо мной и спросил строго:
— Совсем ничего не помнишь?
Я все это время выла и раскачивалась, изображая рыдания, но ушки-то держала на макушке, наблюдая за всем происходящим из-под полуприкрытых век. И четко уловила, как изменился взгляд святоши.
Черт возьми, вот она, эта черта, которая определит мое будущее. И с одной стороны от нее — костер, в котором меня сожгут, если я не выкручусь…
— Совсем, — натурально всхлипнула я и перекрестилась, стараясь, чтобы это выглядело как привычный жест, — истинный крест, ничего не помню, святой отец!
Святоша моргнул и похлопал меня по плечу:
— Пойдем, дитя, изгоним из нутра твоего скверну…
Фу-ух! Я выдохнула и поднялась с колен. Костер прямо сейчас отменяется. Спасибо бабушке! Научила меня креститься.
Мы прошли во внутренние помещения храма. Там святоша велел мне раздеться, чтобы демон не спрятался в одежде, лечь обнаженной на специальную приступочку, застеленную красной тканью, и накрыться плотным покрывалом. А сам куда-то удалился.
В комнате было темно и пусто. Только эта приступочка в центре и одна короткая свеча, которая еле-еле освещала небольшой круг у входа в комнату.
Деваться было некуда. Костер все еще горел рядом… и маячил монастырь, что в моем понимании не многим лучше.
Так что скинула одежду, улеглась и накрылась. И, как святоша велел, громко заорала, что готова к изгнанию демона.
Святоша вошел и, обойдя приступочку по кругу, по очереди привязал руки
и ноги, распиная меня. Я была к этому готова, так что не нервничала. Видела же по телевизору, как обряд экзорцизма проходит. И уже готовилась выть и биться, чтобы правдоподобно было. Даже отрепетировала мысленно, что именно и когда делать буду.
Но святоша, обездвижив меня, медленно снял свою рясу, рубаху и принялся развязывать завязки на широких штанах…
— Святой отец, — прошептала я, во все глаза глядя на эти недвусмысленные приготовления, — а как вы демоново яйцо изгонять будете?
— Так удом, дитя мое, — невозмутимо ответил святоша, — удом…
Я на секунду замерла, а потом расхохоталась. Я смеялась и никак не могла остановиться. Ведь попалась, как дурочка… хотя с другой стороны, я же вчера готова была к такому исходу. Вот, получи и распишись. Сама просила.
А святоша забрался на приступочку и, стоя надо мной на четвереньках, заглянул в глаза.
— Ты чувствуешь, дитя мое? Это демон в тебе смеется и плачет, — а потом откинул покрывало и с молитвой на устах начал процесс изгнания демона и его яйца…
Утром я проснулась в той же келье, на той же самой приступочке, которую здесь использовали вместо кровати. Потянулась, растягивая мышцы и засмеялась. Все оказалось совсем не так уж и страшно. Собственно, совсем не страшно. Но вчера я понервничала.
Еще бы, когда голый мужик привязал тебя к кровати, разделся сам и встал на четвереньки прямо над тобой, меньше всего ждешь, что он будет просто молиться.
А он молился… просто молился, изредка прерываясь, чтобы сунуть мне в рот маленькие кусочки сухой, но жутко соленой булки и дать запить до приторности сладким вишневым компотом. В первый раз я даже сопротивлялась. Мало ли что этот придурок мне в рот сунуть собрался. Но он просто зажал мой нос, и я была вынуждена открыть рот, чтоб не задохнуться.
Когда оказалось, что мне не травят, а кормят, пусть невкусно и мало… но у меня-то с утра маковой росинки во рту не было… я уже не сопротивлялась. Жевала и глотала, все что дают.
А еще ждала, когда святоша меня насиловать будет. А он все стоял надо мной, с висящим на полшестого удом, и бормотал свою молитву.
Успокоилась я быстро. А чего трястись-то если ничего плохого не происходит? Еще бы мяса дали, вообще бы хорошо было.
От нечего делать святошу хорошенько рассмотрела… ну, сколько видно было. Свеча же далеко стояла и горела еле-еле.
Красивый. Даром, что священник, а все при нем.
И фигура такая, как мне нравится. Такой же огромный и массивный, как Тит и Фрол. Я рядом с ним со всеми своими немалыми габаритами, как дюймовочка. А еще, хотя на четвереньках стоял, живот не висел. Значит масса не от жира, а от мышц.
И внешне симпатичный. Темненький, ночью-то масть не разобрала, глаза в темноте чернущие, зрачка не видно, нос прямой, чуток длинноватый, а губы твердые, жесткие, мужские…
И, вообще, мужик настоящий, никакого маникюра, вся грудь от яремной ямки волосами густо заросла, и дорожка кобелиная широкая такая, заметная… Ио никакого запаха пота, как ни странно.
Святоша старше, конечно, чем все мои бывшие, но ему это даже шло. Мелкие морщины в уголках глаз и седина на висках, делали его добрее и мудрее, чем он был на самом деле…
А еще уд, несмотря на то, что без дела мотался, размерами поражал.
Были бы руки свободны, я бы пощупала…
Вот так лежала, я лежала… и уже прямо ерзала от нетерпения, ожидая, когда святоша уд начнет прилаживать к делу. А что? Я женщина свободна, незамужняя… ну, вдова теперь… мне для здоровья даже полезно.
— Вот и все, дитя мое, — после очередного кормления-поения святоша легко соскочил с приступочки и принялся одеваться.
— Как это все?! — возмутилась я, задыхаясь от негодования, — а уд?!
М-да, оказалось Уд Божий — это молитва с поглощением крови и плоти Его, то бишь булки и компота. И молитвой этой демоны из тела человеческого изгоняются. На четвереньках святоша стоит, чтобы в глаза мне смотреть. А обнажен по той же причине, что и я, чтобы демон под его одежду не залез.
