— Что это было? — спросила я, потирая непроизвольно лоб. Он не болел, от прикосновения не осталось никаких следов. Пометка: видимых и ощущаемых следов.
— Ритуал защиты.
— Что же это за ритуал такой? Я не знаю о таком! И язык, на котором вы читали заклинание, мне незнаком тоже.
— Это древний язык, его редко используют в ритуалах.
— Зачем же вы его использовали? Почему не провели обычный ритуал?
— Потому что об обычных ритуалах знают все. Но та защита, которую я поставил, практически не имеет собственного резерва силы, и потому останется незамеченной. Мага, милая, — добавил он мягко, — не смотри на меня так, словно я тебя обманул. Друиды не лгут.
— Да, не лгут — хитрят! Как будет действовать защита?
— Никто не причинит тебе вреда.
— Исчерпывающий ответ! — фыркнула я сердито и сложила руки на груди.
Дяде я привыкла безоговорочно доверять, и то, как он сегодня провел меня с защитой, сильно расстроило. Я не любитель сюрпризов, особенно магического рода. Еще мне очень не нравится, что он уходит от прямого ответа. Это значит, что ответ может мне не понравиться.
— Почему вы сразу не предупредили меня о том, что будете проводить незнакомый ритуал?
— Ты бы отказалась в нем участвовать.
— Вы коварный человек, рин Эдгар.
— А вы, рини Магари, самонадеянная девчонка.
Дядя тоже сложил руки на груди, отзеркалив мою позу, и какое-то время мы смотрели друга на друга воинственно, как строгий отец и своенравная дочь. Только когда над нами загрохотал гром, напряжение спало.
— Жулик вы, дядя, — досадливо протянула я, — бессовестный жулик. Собственную племянницу провели. Но я все узнаю об этом ритуале: у меня блестящая слуховая память, и я запомнила все слова.
— Не сомневаюсь, — усмехнулся дядя. — Как не сомневаюсь и в том, что бабушка надерет тебе уши за то, что ты не предупредила ее о том, что опоздаешь.
Ой!
Глава 3
О ритуале, проведенном дядей, я так и не успела ничего разузнать: все время заняли хлопоты по подготовке к переходу. Я бегала то в Министерство, то по ведомствам, проходила собеседования и «инструктажи» о том, как вести себя в холмах и на что обращать внимание; дядя давал бесчисленные советы; ба гордилась; главный редактор «Сверхов» напутствовал; друзья-знакомые поздравляли; в прессе муссировалось мое имя, как и имена двух других фейриологов. Дюк каждый день звонил по вечерам, и мы подолгу обсуждали то мое приглашение, то Солн (платеж за междугороднюю связь выйдет приличный). В общем, такая настала суматоха, что я и не заметила, как пролетело время, и настала роковая ночь.
31 октября, в ночь Самайна, правительственный электромобиль остановился у незримой границы холмов фейри. Граница представляла так себе зрелище: поле с жухлой травой, присыпанное кое-где буро-желтыми листьями с одинокого клена, стоящего в отдалении; несколько больших серых камней, мокрых от недавнего дождя, в центре поля. Над всем этим хмурые небеса, а вокруг — промозглый ветер.
— Время неблагих пришло, — произнес после долгого молчания друид, ответственный за наш переход.
Он отличался худощавостью, серыми колючими глазами и густыми белокурыми волосами, которым позавидовала бы любая девушка. Одет он был в парадную белую мантию из ткани, серебрящейся на свету, в мочки его ушей были вдеты серебряные обереги, запястье правой руки овивала татуировка, представляющая собой сложный рунический узор. Длинными пальцами с ухоженными отполированными ногтями он то и дело касался амулета на цепочке с изображением трискеля[1].
Жаль, что с нами отправили этого татуированного блондина, а не моего дядю. Но причины понятны — Эдгар Кинберг хоть и уважаемый специалист, однако его статус в иерархии не столь высок, чтобы ему доверили в священную ночь Самайна проводить ритуал перехода.
Друид обернулся и поглядел на нас, фейриологов, внимательнее. Нам было велено одеться празднично, но в темные цвета, чтобы отдать дань уважения Неблагому двору.
Я не рискнула надеть черное платье — меня этот цвет съедает и превращает в нечто маловыразительное и несимпатичное. Поэтому выбрала платье из струящейся ткани припыленного синего цвета, а волосы убрала в любимый низкий пучок, оставив свободными лишь пару прядей у лица. Платье сидело хорошо, прическа и макияж удались, обувь не жала. Я выглядела прекрасно, но другая женщина из приглашенных затмила меня и красотой, и нарядом.
Ее звали Вайолет Фенн. Из статьи, выпущенной к Самайну, в которой рассказывали о людях, удостоившихся в этом году приглашения в холмы, я знала, что данная рини — выпускница того же факультета, что и я, жена банкира, мать двоих сыновей, владелица магазина эксклюзивной косметики. О возрасте ее умолчали в статье, но на вид я бы дала ей лет тридцать. Рослая, стройная, белокожая и темноволосая, с кошачьими зелеными глазами, она показалась мне безусловной красавицей.
Всю дорогу до границы я посматривала на эту роскошную рини, подмечая, как у нее собраны волосы, из какого материала пошито платье, как она держится. Интересно, выглядела бы она так же эффектно без косметики, одетая в платье попроще, и с волосами, не присмиренными лучшими кудесниками-парикмахерами? Пожалуй, выглядела бы. С такими глазами, волосами и кожей она всегда будет яркой. Везет же некоторым!
Я перевела взгляд на третьего приглашенного фейриолога, Брендона Льюта. Ему почти сорок, но выглядит он лет на десять младше. Не женат. Работает в государственной библиотеке, в секторе фейри. Мы знакомы со времен моего студенчества; я тогда часто приходила за нужным материалом в библиотеку, и рин Льют мне помогал в поисках. Он часами может говорить о фейри, но совершенно теряется, стоит увести разговор в сторону. Невысокий, щуплый, вечно витающий в своих мыслях, он, кажется, не приспособлен к жизни вне библиотеки.
На Самайн он надел заношенный черный костюм-тройку. Пока мы ехали к месту, я пару раз пыталась завязать с рином Льютом разговор, но он был так взволнован предстоящим переходом, что отвечал невпопад, и я решила его не тревожить.
Мы все взволнованы… Когда выезжали из Кэнтона, нас сопровождала полиция, а друид-распорядитель намеренно навел чары, чтобы любопытные горожане и журналисты не могли наше местоположение отследить. Так что, доехав до поля-границы, мы почувствовали себя отрезанными от всего остального мира.
Когда тусклые огни сумерек окончательно погасли, дождь усилился, и ветер снаружи стал завывать особенно зловеще. Ночь Самайна — самая жуткая в году; в эту ночь крайне не рекомендуется проводить ритуалы и гулять в безлюдных неосвещенных местах. И, хотя ничего дурного в эту ночь за последние лет двадцать не произошло, в сердце каждого человека рождается страх, когда в Самайн устанавливается плохая погода. Вспомнились строчки из указаний друидов неофитам:
Ненастье тех скрывает,
кто жаждет крови смертных.
Тому, кто выйдет в злую ночь,
Ни бог, ни богиня не смогут помочь.
— Пора, — возвестил беловолосый друид, и, сжав пальцами амулет, снова обернулся к нам, чтобы в который уже раз проинструктировать. — Когда появится арка, вы должны будете по очереди встать перед ней и ответить на вопросы, которые вам зададут. Если солжете, отвечая на вопросы, то арка при переходе убьет вас, ибо ни один лгун не может войти в холмы.
Мы знали об этом, но слова мужчины все равно заставили заволноваться еще сильнее. Люди по природе своей лживы, и привирают даже тогда, когда в этом нет необходимости. Так что придется всегда быть начеку.
Я глубоко вдохнула и накинула на голову капюшон плаща. Все наши вещи, кстати, зачаровали, чтобы магия холмов не преобразовала их. Так что все, что было на мне и в сумке, можно было счесть слабыми артефактами.
Друид вышел первым, за ним мы. Ветер тут же попытался сорвать с меня капюшон, начал трепать плащ. Вжав голову в плечи и различая только фигуры своих спутников в темноте, я пошла за Льютом. Настолько сильным стало волнение, что я перестала что-либо слышать, кроме оглушительного стука собственного сердца. Сотни раз представляла, как открываются передо мной двери холмов… Впрочем, на самом деле «дверей» не существует — в иную реальность ведут порталы, и эти порталы не способен открыть ни один человек, даже друид. Но можно «постучаться» — коснуться одного из камней, которые всегда остаются на местах порталов, и тогда с той стороны может кто-то откликнуться…
