Я перевожу взгляд с него на Алину с располосованной щекой и обратно. Приподнимаю бровь в немом вопросе и начинаю безудержно хохотать, выпуская напряжение, когда Антон едва заметно улыбается одними уголками губ.
В этот момент в глазах окружающих я душевнобольная, что двинулась кукушкой от болезненного разрыва. Но мне все равно, потому что на короткое, едва уловимое мгновение я испытала чувство счастья и отомщенности.
Я люблю тебя, Клео.
— Эй, Алина, —окликаю вражину, которая с успехом продолжает строить из себя невинную овечку, держась за все ещё плоский живот. — Примешь от меня подарок?
— Это лишнее, Евгения Олеговна, я ведь все понимаю…
Все мы все понимаем.
— Брось. Я во время отпуска купила игрушку, чтобы порадовать…, — обрываю фразу и бросаю самый горячий взгляд из своего арсенала на Антона. — Думаю, тебе она сейчас нужнее, чем мне.
Голос получился излишне предвкушающим, от чего хищница моментально делает стойку, почувствовав угрозу. Девушка становится возле Антона, подхватывая его под локоток, словно демонстрируя, чьи это угодья. Очередная иголка вонзается в сердце, когда мимоходом отмечаю, как гармонично они смотрятся. Высокий, хорошо сложенный брюнет, чей деловой стиль лишь подчеркивает фигуру, и хрупкая блондинка модельной внешности в изящном брючном костюме бледно-розового оттенка.
И на их фоне я.
Вся какая-то несуразная. С растрепанными волосами. Загорелая. В юбке солнцем, футболке с дурацким принтом и сланцах. Ростом метр с кепкой, когда макушкой едва достаю до плеча Антона.
В общем… даже сравнивать не получается.
Пока открываю багажник и перерываю чемоданы в поисках игрушки, девушка приближается и останавливается рядом со мной.
— О, нашла! — с победным кличем достаю игрушку-дразнилку для Клеопатры и вручаю ее растерянной подчиненной. — Это для Клео, — поясняю как для отсталой, а после с тонкой издевкой интересуюсь: — Кажется, ты ожидала увидеть что-то другое? Ну, извини, дорогая. О подарке для тебя я как-то не подумала.
— Нет, нет, что вы, — эта напускная вежливость бесит невероятно, но в умении манипулировать окружающими ей не откажешь. — Думаю, Клеопатра будет рада.
— Конечно, будет, — соглашаюсь, после чего вновь ныряю в багажник внедорожника. — Особенно, когда ты передашь ей вот это, — с каким-то садистским наслаждением впихиваю в руки офисной неженки трёхкилограммовый пакет с элитным кошачьим кормом, что купила ещё до отпуска, но все время забывала забрать домой. Девушка приседает от неожиданности и неловко перехватывает упаковку. — Осторожнее, не надорвитесь, Алина Игоревна! Вам нужно заботиться о своём здоровье.
К нам приближается обеспокоенный папуля, но мы уже почти закончили.
— Передай ей мою благодарность, — захлопываю багажник и, обогнув соперницу, направляюсь к водительской двери.
В спину доносится ошеломленное:
— За что?
— За то, что морду лица тебе расцарапала, — пока вокруг разносятся ошеломленные вздохи, на моих губах играет самая широкая улыбка. Я действительно довольна. Пошла она к черту! Уж сейчас я точно терпеть её не обязана. — Иначе бы это сделала я.
Прямой взгляд. Без шуток.
И это понимают все свидетели безобразной сцены, потому что реакция последовала незамедлительно.
— Женя, злись на меня, — заступается Антон, но я его игнорирую. — Она не виновата.
Ага, конечно. Не виновата.
— Если бы я только знал раньше! — рычит Игорь Петрович, которого окончательно развезло. Понятия не имею, что он собирался сделать со мной за оскорбление и угрозы, но был остановлен крепкой рукой Аркадия.
— Оставь. Пусть уходит.
— Вы уволены, слышите, Евгения Олеговна?! Уво-о-лены! Убирайтесь отсюда!
Можно подумать, я бы продолжила на вас работать. Бросаю последний взгляд на бывшего друга и возлюбленного.
— Надеюсь, ты не пожалеешь о сделанном выборе, Самойлов.
— Припадочная, — слышу комментарий новоявленного отца, вспомнившем о своём ребенке спустя двадцать семь лет, пока сажусь в машину и завожу мотор. — Ты сделал правильный выбор, сын. Она совсем нам не ровня. Пойдём, мы уже опаздываем в ресторан.
Покидая парковку, то и дело смотрю в зеркало заднего вида. Антон все стоит, провожая взглядом удаляющуюся машину.
— Обалдеть! — резюмирует Наташка произошедшее.
Вот уж действительно, обалдеть. Хотя, я бы высказалась по-другому. Когда твоя жизнь в одно мгновение рушится как карточный домик на ветру, на языке вертятся совсем иные фразы.
Глава 3
Остатков сил хватает лишь на то, чтобы проехать пару кварталов прежде, чем реальность произошедшего обрушивается на меня и придавливает бетонной плитой.
— Давай сюда, ну же, Женька, выруливай, кому говорю! — злой рявк Наташки срабатывает лучше всякой пощечины. Нарушив пару правил дорожного движения, я паркуюсь у стандартной панельной пятиэтажки. — Все, дальше я поведу, иначе следующей нашей остановкой будет морг. Не знаю, как тебе, а мне пока туда путь заказан. Как минимум, я намереваюсь устроить Алине пару десятков диверсий в ближайшие месяцы, чтобы ей жизнь раем не казалась. — Упоминание вражины пробуждает внутри такую первобытную ярость, которую не сдержать, что я кулаком ударяю по рулю и попадаю точно в кнопку клаксона. — Ну вот, всех птиц в округе распугала, — подруга комментирует мои психи с самым беззаботным видом. — О, магазин! Я пошла за болеутоляющим, ну а ты… не знаю, пореви пока, что ли.
Отличный совет, просто шикарный!
Ловкие женские пальчики умело вытаскивают ключи из зажигания, и девушка легкой походкой скрывается в придомовом продуктовом.
Мозг воспринял команду Натальи в штыки, так что вместо слез пришла апатия и погрузила меня в какой-то транс. Не хотелось вообще ничего. Только поскорее попасть домой, и чтобы меня никто не трогал, желательно годика два. Я настолько отключилась от реальности, что буквально подскочила, когда с моей стороны распахнулась дверь.
— Так, давай-ка, перебирайся, — голос подруги не подразумевал неподчинения. — Надеюсь, ты не планироваться забиться в свою нору и просидеть там до старости. Потому что у меня есть идея получше.
По опыту знаю, спорить с ней бесполезно.
— Да мне все равно, если честно. Вези куда хочешь.
— Вот и ладушки!
Машина тронулась с места. Высунувшись в окно и подставив лицо теплому ветру, я попробовала отрешиться от мыслей, что съедали заживо. Но куда там. Они, словно змеи, проникали во все потаенные уголки души и отравляли её своим ядом. Душили меня. Неужели так будет всегда?
Антон — огромная часть моей жизни. Лет так с тринадцати, когда пропала мать. Он стал моим защитником. Наградил фингалом местного задиру, который не давал мне прохода, то и дело напоминая о моей никчемности, что даже мать бросила и сбежала. Отличная мишень для битья. Я была так благодарна случайному защитнику, что услышав, как девица постарше распускает слухи о его матери-алкоголичке, не стерпела и ввязалась в драку. Вот так и вышло. Он стал мне тем, кем не смог стать отец — другом. И сколько себя помню, в любых ситуациях, даже в самых дерьмовых, я всегда чувствовала себя как за каменой стеной.
А что сейчас?
Потерять родного человека — словно отрезать себе руку без анестезии. Ориентиры сбились, а вкус предательства лишь все усложняет.
— Ну, может, поделишься? А то у меня такое чувство, словно я с мертвецом в одной машине. Ты даже не шевелишься.
— Что ты ещё хочешь знать? — чувствую себя старушкой—развалюшкой, на плечи которой легла вселенская несправедливость. — Разве не достаточно той безобразной сцены?
— Безобразная сцена была у меня, а у тебя ещё все бескровно обошлось. Кстати, мы почти приехали.
