Это преуменьшение.
Большое преуменьшение.
Наши возможности были довольно масштабными, даже по меркам стран средних размеров.
Но я здесь для того, чтобы ослабить страх перед нами, а не давать им больше причин для паранойи. Мы с Блэком обсуждали то, насколько правдиво я буду говорить, и решили придерживаться линии «по большей части правда» — то есть, твёрдо придерживаться позиции «надеемся на заключение союза», но в то же время признавать, что в некоторых отношениях у них имелись другие цели и тревоги.
И также признавая, что да… они наверняка будут довольно дёргаными с нами.
В данный момент сидевший напротив меня пожилой мужчина, чьи в прошлом чёрные волосы почти полностью поседели, настороженно наблюдал за мной, явно подозревая, что я утаиваю информацию.
Конечно, мы знали, что они тоже не говорят нам всего.
— Слушайте, — я слегка сменила тактику, наклонившись над столом и положив руки на полированное дерево. — Я понимаю, что сейчас у вас нет причин нам доверять. Правда, понимаю. Мы более чем готовы приложить все усилия, чтобы заверить вас в этом отношении… в том числе и сделать те шаги навстречу, которые вы хотели бы увидеть с нашей стороны. Правда в том, что наш народ так же боится вас, как и вы боитесь их. Мы бы хотели сохранять ситуацию спокойной… без противодействия… с обеих сторон.
Я увидела, что Гэррити заметно вздрогнул, словно мои слова удивили его.
Не считая этого, он не изменил выражения лица.
Надо отдать ему должное.
Этот парень был чертовски спокойным для человека в его положении.
Я содрогалась при мысли о том, что делал бы президент Риджент, будь он здесь.
Другие человеческие лидеры не просто так доверили Гэррити возглавить эти предварительные дискуссии.
На моих глазах он взглянул на своих коллег по обе стороны стола, которые в основном представляли страны ЕС; также здесь присутствовал индийский премьер-министр и лидер Японии. Судя по невысказанному вопросу, обращенному к ним, у меня определённо сложилось впечатление, что он ожидал услышать от меня подобное, и человеческие лидеры это обсуждали.
Когда я подумала об этом, Гэррити посмотрел на меня.
— Но вы же прямо сейчас читаете наши мысли, — сказал он. — Разве нет, доктор Фокс?
Сделав многозначительную паузу, он добавил более жёстким тоном.
— И более того, вы сказали нам, что ваш вид может… какое слово вы использовали? Надавить на человеческий разум, чтобы подчинить его своей воле? Манипулировать нашими мыслями, нашими верованиями, нашими убеждениями… всем нашим восприятием мира?
Он снова помедлил.
Я наблюдала, как он открыто оценивает мои глаза.
— Как мы можем доверять вам, — продолжал он, — если это правда? Вы ожидаете, что мы просто поверим вам на слово в том, что вы не будете порабощать нас, тогда как очевидно, что это самый простой путь вперед для вас и вашего вида?
Я выдержала его взгляд.
Когда он договорил, я подняла ладони, пожимая плечами, затем позволяя рукам снова опуститься на стол.
— Мне жаль говорить это вам, сэр… — я поддерживала зрительный контакт и говорила твёрдо вежливым тоном. — …но я сомневаюсь, что у вас есть выбор.
Помедлив, я добавила:
— Мои люди были порабощены в их прежнем мире… порабощены людьми. Они больше не допустят такого. Просто не допустят. Правда в том, что с тех пор раса видящих многому научилась. Более того, вся их культура эволюционировала из-за этого опыта. Пересказывать эту часть истории видящих будет долго, но скажем так, эти видящие — уже не те, кто допустили подобное порабощение. Это означает, что они не согласятся на те вещи, которые вы наверняка потребуете, чтобы «не ощущать никакой угрозы» от любых мятежных видящих, которые могут злоупотребить своими силами…
Видя тревогу и почти злость в глазах Гэррити, я подняла ладонь.
— Вы бы тоже не сделали этого на их месте, — предостерегающе добавила я. — Обе расы должны пойти на компромисс. Возлагать всё это бремя на расу видящих — никоим образом не справедливо. Вы не можете ожидать, что они добровольно согласятся на ограничение их способностей, свободы передвижения, свободы воли… поскольку вы бы сами не согласились на такое для людей.
Помедлив, чтобы дать им время переварить мои слова, я откинулась на спинку кресла.
Я отбросила тот предостерегающий тон.
— Тем не менее, большинство видящих ни капли не желает посягать на свободу или волю человеческих существ, премьер-министр… отчасти по тем же самым причинам. Мои люди любят свободу не меньше, чем ваши. Есть ли видящие, которые жаждут власти над другими? Да. Естественно. Но точно так же есть и люди, которые жаждут того же.
Я позволила им переварить и эту мысль, затем добавила:
— Мы уже рассказывали вам об одном из наших с такой… нестабильностью. Мой дядя, Чарльз Васильев, был травмирован после жизни в том прежнем мире. Его страх перед людьми взял над ним верх, и он решил, что лучший способ справиться с этим — поступить с ними так же, как они поступили с ним.
Мой голос снова сделался почти предостерегающим.
— И он не последний, кто попытается вытворить подобное. Но правда в том, что именно поэтому вы нуждаетесь в нас. Вам нужны видящие с моральными принципами, вам нужные сильные союзники среди моего народа. Вам нужно функциональное правительство видящих, с которыми можно вести переговоры и которые желают того же мира, что и вы… мира, где можно заключать крепкие союзы, перемирия и мировые соглашения. Мы нужны вам, чтобы контролировать тех более опасных видящих… вроде моего дяди.
— А где он сейчас?
Я повернула голову.
Мой взгляд упал на мужчину из МИ-6, который теперь смотрел мне прямо в лицо. Его голос был низким и удивил меня американским произношением.
— Этот ваш дядя, — сказал он, жестом указывая в сторону и холодно глядя мне в глаза. — Никто не знает, где он. Никто не знает, куда подевалось много людей… включая людей из президентского кабинета Соединённых Штатов… и ряда других высокопоставленных лиц из иных отделов вашего правительства…
Его глаза слегка похолодели.
— …причем весьма многие люди работали в вашем Пентагоне. И в ЦРУ. Не говоря уж о ФБР.
Я выдержала его взгляд, ощущая его попытку запугать меня.
Честно говоря, людям никогда этого не удавалось, когда дело касалось видящих.
У них просто не было ментальной энергии, чтобы наезжать на нас.
Что, конечно, весьма раздражало их, если они привыкли, что с другими людьми такое прокатывает.
Я не швырнула эту агрессию обратно в него, лишь кивнула, спокойно заговорив.
— Да, — сказала я. — Весьма многие люди были убраны. Люди Чарльза. Мы предельно ясно дали это понять.
Я почувствовала, как люди вокруг меня напряглись, и скрестила руки на груди, выразительно посмотрев на них.
— Как вы думаете, к какой расе они принадлежали? — спросила я, жестикулируя с чувством. — Почему, как вы думаете, мы посчитали нужным их убрать, ведь… как вы и сказали… будь они людьми, мы могли бы просто поработить их сознание? Подчинить их нашей воле?
Молчание сделалось более тяжёлым.
Я видела, как они переглядываются.
Я знала, что иду на риск, сообщая подобное.
Мы многого не могли им рассказать, по крайней мере, пока что.
Мы с Блэком оба согласились, что к определённым фактам людей надо подводить постепенно, поэтапно знакомя их с видящими… но всё же сообщая важные вещи, которые им нужно знать.
Одна из таких больших вещей, которые нужно было донести до их понимания… желательно не пугая их до усрачки… это серьёзность угрозы и риска безопасности, которые представляли собой видящие Чарльза, и необходимость того, чтобы мы возглавили команды, которые этим займутся.
— То есть… «контролирование» ваших людей, которое вы упоминали, — сказал Гэррити, переглянувшись с президентом Франции и с представителем Германии. — Это включает данные так называемые «исчезновения»? Вот что вы хотите сказать?
