Просто. Знакомо. Быстро. Я работала, стараясь не думать о том, что случилось за обедом, и старательно сдерживая слезы. Княжеская дочь, в которую бросают приготовленную ею еду. Позор своего рода, отца, матери и братьев. Повариха на гномьей кухне.
Не плакать. Я прекрасно знала, что делаю – стараюсь выжить и дать дочери самое лучшее. У меня не было никого, кроме меня и Глории.
Отец прекрасно знал, что принц Эленвер не любит держать свои руки при себе. Его фаворитки старательно запудривали синяки и объясняли переломы падениями. Но он все равно отдал меня замуж, потому что княжеская дочь, которая стала женой принца Благословенного края – это честь и счастье, это лотерейный билет, который не всякому суждено вытащить.
Помог ли он мне, когда я, уже беременная, пришла с первым синяком? Нет. Сказал, что женщина должна быть мудрой, подчиняться мужу и не доводить его до рукоприкладства. А мать кивала, поддакивала, а потом спросила: «А что ты сделала для того, чтобы он тебя не бил?»
Теперь я знала ответ. Схватила дочь и сбежала с ней в другой мир.
– Шесть часов, госпожа Азора, – домовой подкатился ко мне, и я опомнилась. Мой первый рабочий день подходил к концу, я устала, как конь на пашне, но у меня еще были дела.
– Отлично, – сказала я. – Начинайте разносить еду.
Домовые принялись за работу, я надела чистый фартук и выглянула в столовую. Орки давно убрали весь разгром, починили сломанное, и теперь ничто не напоминало о том, что здесь была драка за честь бывшей эльфийской принцессы. Домовые катили тележки с едой, переставляли тарелки на стол, и первые гости уже начинали рассаживаться. У всех были одинаковые лица – они, казалось, предвкушали праздник.
Я вдруг поняла, что улыбаюсь. Похоже, я наконец-то оказалась на своем месте. Пусть это было место поварихи в провинциальной гостинице, но кто сказал, что оно плохое? Я готовлю вкусную еду, я кормлю людей, и это мой способ отблагодарить мир за то, что мы с Глорией живы, и дела налаживаются.
Стоило мне подумать о дочери, как в столовую вошла целая процессия – немолодой смуглолицый господин в дорогом костюме и с тяжелым золотым зажимом для галстука, молодая женщина в темно-зеленом платье, Фьярви Эрикссон и моя дочь. Глория всхлипывала, и стоило мне взглянуть в ее лицо, как я поняла: все началось снова.
В Глории ожило проклятие крови – то самое, за которое принц Эленвер когда-то бил меня малахитовой пепельницей. Кого еще карать за это, кроме матери?
Я выбежала из кухни, и Глория тотчас же бросилась ко мне на шею, обливаясь слезами. Я прижала дочь к себе, повторяя, что все хорошо, что я никому не дам ее в обиду, и мой халат был мокрым от ее слез. Смуглолицый господин негромко кашлянул и спросил:
– Госпожа Азора, можем ли мы поговорить наедине?
– Он плакал, – едва слышно прошептала Глория. – Мамочка, мне стало так жаль его… Мамочка, прости, оно само…
– Все в порядке, детка, – твердо и уверенно сказала я. Если нужно, пусть наказывают меня, пусть проклинают и выгоняют, но Глория от этого страдать не будет. Женщина в темно-зеленом платье присела за стол, ласково улыбнувшись смуглолицему, и мы вышли в холл.
Фьярви выглядел озадаченным, и я его понимала.
Я опустилась на диван, пересадила Глорию рядом и спросила, стараясь выглядеть невозмутимо:
– Что произошло?
– Меня зовут Ашима Иканори, – с достоинством представился смуглолицый. – Я веду дела моего банка в этом регионе и часто останавливаюсь в «Вилке и единороге». Моя, скажем так, спутница… – он замялся, и я поняла: господину Ашиме Иканори никогда не приходилось сталкиваться с тем, что произошло.
Магия живого и неживого. Я видела ее светлые лепестки над ним и его подругой.
– Она кукла, – сказала я. Иканори кивнул. Фьярви провел ладонью по лицу, словно хотел стереть паутинку.
– Верно, госпожа Азора. Она была куклой… видите ли, я очень одинок, и… – Иканори замялся: ему еще не приходилось кого-то посвящать в свои постельные предпочтения.
– Моя дочь ее оживила, – ответила я, чувствуя, как немеют губы. Глория кивнула и опустила голову, уткнувшись подбородком в грудь. На волосах я заметила капельки краски: Глория рисовала и в задумчивости почесала голову кончиком кисти.
– Да, – с облегчением кивнул Иканори и, сунув руку во внутренний карман сюртука, вынул чековую книжку. – Словами не передать, что это для меня значит. Я одинок, я всю жизнь живу один, но теперь Имари… Она живая, она меня любит.
Глория всхлипнула. Если бы рядом был ее отец, то он сейчас избивал бы нас обеих и проклинал меня за то, что я изгадила королевскую кровь, породив дрянную магичку.
Принц Эленвер не искал нас именно поэтому. Он, должно быть, вздохнул с облегчением, когда понял, что дочь, которая оживила кота, сбитого экипажем, больше не будет его срамить.
– Рада за вас, – сказала я, не зная, в общем-то, что тут еще можно сказать. Мне сделалось очень неловко – Глория тоже чувствовала неудобство. Сейчас ее хвалили за то, за что когда-то колотили.
– Я искренне благодарен вашей дочери, – с неподдельным теплом произнес Иканори и размашисто заполнил строчки чека золотистым карандашом. – Вот моя благодарность. Если вам потребуется хоть что-то хоть когда-то – буду счастлив вам помочь. Теперь я ваш друг и должник.
Я приняла чек – посмотрела на сумму и постаралась не закричать от удивления и радости. На эти деньги можно было бы купить квартиру и открыть свое заведение: я бы стряпала, Глория спокойно пошла бы в школу…
В ушах зашумело, словно я в несколько глотков осушила большой бокал вина.
– И я ваш друг, господин Иканори, – ответила я. – И как друг советую: идите ужинать, пока мясо не остыло. Сегодня оно удалось.
Когда Иканори ушел в столовую, Фьярви поднялся с дивана и сказал:
– Вы меня удивили, Азора. Честно.
Я позволила себе улыбнуться краем рта. Вспомнила, как он обнял меня, утешая – да, кажется, теперь у нас действительно есть друзья.
– Зайдите в мой кабинет после ужина. Надо поговорить.
– Вы ведь не будете ругать маму, господин Фьярви? – Глория встрепенулась, как птичка в ловчей сетке, и гном посмотрел на нее с искренним теплом.
– Не буду, золотко, – пообещал он. – Иди кушать.
Фьярви
Гости остались довольны. Еще бы они не были довольны – я готов был поставить голову против ночного горшка, что такого мяса и такого салата не пробовал никто от Туманного моря до Буранных гор. Сам не заметил, как тарелка опустела.
Азора зашла в мой кабинет ровно в восемь: она успела переодеться, и я в очередной раз за сегодняшний день подумал, что мне очень повезло. Не ввести ли такую штуку, как гастрономический туризм? В «Вилку и единорога» будут приезжать те, кому захочется отведать самых лучших блюд на свете…
– Вы прекрасно готовите, Азора, – признался я. Она кивнула, опустилась на стул – эльфийка выглядела уставшей. Неудивительно, эльфы не привыкли к трудной работе. Они не поднимают ничего тяжелее пера, которым подписывают документы.
– Благодарю вас, – ответила Азора. От нее повеяло холодом, словно она хотела сказать: не лезь ко мне, гном. Я и не собирался, то есть…
Кажется, я начинал смущаться. А я не любил смущаться. Дурное качество для хозяина гостиницы.
– Так почему вы покинули Благословенный край? – спросил я. Интересно, будет ли она сейчас врать мне?
Губы Азоры сжались в нить, словно она боролась с желанием послать меня туда, куда не заглядывает солнце. Кажется, даже медь ее волос сделалась темнее.
– Я сбежала с дочерью от мужа, – коротко ответила она. – Он избивал нас… за то, что Глория родилась с этим даром. Магия живого и неживого это позор для любого эльфа… в особенности, для принца.
Вот как! Я понимал, что моя прекрасная повариха не так проста, но даже подумать не мог, что она принцесса.
– Думаю, поэтому он вас не ищет, – предположил я. Азора кивнула.
– Поэтому.
Нет, она все-таки невероятная гордячка. Холодная, гордая и очень несчастная.
