Когда все устроились, на ногах остался только менестрель. Он взял первые аккорды, и Лео засмотрелась на его ловкие длинные пальцы, перебирающие струны банджо. Она никогда особенно не любила музыку, но сейчас вдруг ее заворожило представление и этот мужчина, чья рука остановила смерть, властно перехватив поводья ее лошади.
— Сними-ка этот платок, Тито, из-за него плохо слышно, — усмехаясь, попросил король, неотрывно наблюдая за герцогиней. Менестрель замер на мгновение, после чего его рука потянулась к лицу. Он стоял к Леонелле левым боком, и когда платок исчез, Лео увидела, какой прямой у него нос, четко отчерченные скулы, немного вычурно изогнутые губы. Менестрель был восхитительно красив, однако оставался предельно напряжен.
— Ну же, Тито, повернись к нашей гостье, ведь именно ей мы хотим продемонстрировать твой талант!
Тито, не поднимая глаз, медленно повернулся к герцогине, и она призвала все свое самообладание, чтобы не вскрикнуть. Правую щеку шута обезображивал грубый рубец, полностью меняющий его внешность, из-за чуть перекошенного на одну сторону лица. Скорее всего, он знал какое производит впечатление, но при этом оставался спокойным, только мельком взглянул на герцогиню и снова взял аккорды на своем инструменте.
Тито запел, и Леонелла забыла о показательном выступлении короля. Она почувствовала себя виноватой — ведь именно она указала Абрэмо на то, что шут на нее пристально смотрит, и понимала, что таким образом король наказывает слишком дерзкого подданного. Голос менестреля буквально очаровывал, Леонелла даже скорее не слышала, а чувствовала слова песни:
Мои мечты — далеко,
а твои — часть таинственной сказки,
льющейся с крыльев волшебной мельницы.
Лео не любила музыку… до этого момента. Она и не знала, что мелодия может окутывать, уносить с собой в сказочную страну, влюблять в себя и заставлять ненавидеть одновременно. Герцогиня не заметила, как на глаза выступили слезы, а король удовлетворенно ухмылялся. Ей было все равно, какое она производит впечатление, она была полностью погружена в этот чарующий голос, слова, что пел менестрель, заворожена движением длинных ловких пальцев, перебирающих струны инструмента.
Мельница, мельница, продолжай вращаться,
Покажи мне дорогу, забери меня в сегодняшний день,
Мельница, мельница, наши сердца тоскуют,
Заждались любви и шанса стать свободными.*
Леонелла очнулась, когда шут перестал петь и только играл мелодию на своем инструменте. Глубоко вздохнув и принимая независимый вид, Лео принялась рассматривать приближенных короля, которые в свою очередь просто не сводили с неё глаз. Она не любила столь пристальное внимание, даже тогда, на представлении ко двору, она старалась держаться в тени и не заметила шута, который оказывается так… потрясающе поёт.
А между тем менестрель прошелся последний раз по струнам и на долю секунды повисла тишина, после чего гомон возобновился, преимущественно восхищенный.
— Вам понравилась мелодия, герцогиня? — не сводя с нее взгляда спросил Абрэмо. Лео чувствовала себя страшно неудобно, она не должна была здесь оказаться, но оказалась и теперь хотела уйти поскорее, но понимала, что такая возможность еще не скоро ей предоставиться.
— О, да, Ваше Величество, ваш менестрель изумительно поёт, я даже не ожидала, признаться, — Лео поднялась и присела в реверансе. — Но я хотела бы…
— Попробую угадать! — не терпящим возражения тоном перебил Леонеллу король. — Вы заскучали и хотели бы понаблюдать за дружественными поединками моих лучших солдат, не так ли?
«Нет, я хочу домой!» — вдруг отчаянно выкрикнуло сознание Лео, но она не осмелилась произнести это вслух. Несмотря на довольно непринужденную атмосферу, Леонелла не заметила здесь других женщин, кроме любопытно выглядывающих из шатра танцовщиц. Она испытывала неудобство, страх перед всеми этими, не всегда дружелюбными, людьми, откровенно начинающейся попойки — вельможи постоянно наполняли и наполняли кружки из привезенной на повозке бочки.
— Не смею возражать, мой сир, — почтительно опустила голову Леонелла, чувствуя себя крайне неловко. Сейчас она безумно жалела, что оказалась одна на королевской охоте, и теперь явно пойдут слухи, которые не добавят к её репутации ничего хорошего.
— Могу ли я пригласить герцогиню устроиться рядом со мной? — король встал и вальяжно направился к Лео, которая сидела уже ни жива, ни мертва. — Поединок устроим прямо на поляне. Там же установят для нас удобные сидения.
Лео не любила наблюдать за поединками. Ей приходилось видеть, как дерутся на мечах стражники её отца, но чаще всего это были лишь тренировки, и только однажды она стала свидетелем поединка за сестру, поединка на смерть… И не могла сказать, что является любительницей подобных зрелищ.
Когда Абрэмо вышел из шатра под руку с Леонеллой, все снова обернулись, пристально вглядываясь в пару и прикидывая, опустится ли король до герцогини, не станет ли эта девчушка будущей королевой. А Лео увидела несколько мужчин, вхолостую размахивающих мечами в отдалении, и поняла, что они разминаются перед поединками. Абрэмо указал ей на установленный наспех пенек, прикрытый атласной подушкой рядом со своим «троном» — прихваченным из замка вычурным стулом.
— Простите за это сидение, герцогиня, если бы я знал о нашем с вами прекрасном знакомстве, приказал бы прихватить с собой еще мебели, — проговорил король, а Лео почувствовала от всей этой приторности и напыщенности дурноту.
— О, право, сир, не стоит извиняться. На самом деле, мой отец, скорее всего, окончательно потерял меня, и я…
— Ваш батюшка в курсе, что вы со мной, я не думаю, что он будет сильно против, не так ли? Я послал гонца, герцогу сообщат, что с вами все в порядке. Вы ведь не откажете мне в любезности и составите компанию.
Молодая герцогиня только присела в реверансе, чувствуя, что она ходит по тонкому льду. Королю не отказывают. Королю подчиняются и не перечат. Про короля ходило много легенд и слухов — о его жестокости, вспыльчивом, непримиримом характере, и даже о некоей неуравновешенности. Множество жен, что покоились на придворцовом кладбище, тоже порождали немало слухов, и Лео все косилась на Абрэмо, примеряя к его внешности те ужасы, что она слышала. И чем больше смотрела, тем сильнее удивлялась.
У Абрэмо было приятное лицо, которое разве что портили слишком светлые глаза, при том что оттенок ресниц, бровей и волос был темным. Абрэмо не отличался высоким ростом — он был выше маленькой Лео едва ли на полголовы. Но положив руку на его предплечье, она почувствовала, какая мощь скрывается под этой вычурной, слишком изысканной для охоты одеждой. Да, король был уже далеко не молод — от его глаз расходилось множество мимических морщин, и проседь в волосах весьма заметная, однако Лео поймала себя на мысли, что ей льстит внимание короля. И льстит весьма.
А вот готовые для поединка бойцы уже сошлись на поляне, показывая свое мастерство. Лязг мечей раздавался на весь лес, пугая птиц и животных. Лео отвернула голову, не в силах долго наблюдать за сражениями, и сразу же наткнулась на неприятный взгляд своего «Спасителя». Леонелла не очень понимала, как такое возможно, чтобы какой-то шут так пристально ее разглядывал, более того, по всей вероятности еще и осуждал. Она нахмурилась и отвернулась, стараясь выкинуть уродливого менестреля из головы.
В это время на поляне бойцы, раззадорившись, уже сходились в битве не на шутку. Белые рубахи большинства их них окрасились красным, и Лео стало совсем не по себе, но она не знала, как ей вывернуться из щекотливой ситуации.
— Все, хватит! — один из бойцов, уронил свой меч и лежал на земле, выставив руку вперед. — Я сдаюсь! Сдаюсь!
Его более удачливый соперник возвышался над поверженным, наставив острие меча прямо ему в горло.
— Сдаешься? — вдруг рявкнул Абрэмо так, что Лео рядом с ним едва ли не подпрыгнула. Король вскочил со своего трона и кинулся к бойцам. — Ты! Как ты смеешь сдаваться! Ты повержен, и должен принять свою участь!
