темноту подпола. – Слышь, ты хоть свечку подержи, не пса же не видно!
- А пса у меня и нету, - хохотнул хозяин, но, услышав сдавленное рычание подельника, торопливо добавил, - ладно, не рычи, запалю огарочек.
Трясущийся, словно дрожащий от страха или холода огонёк заплясал по подполу, выхватывая из темноты то осклизлый тёмный пол, то шершавые стены в каких-то неприятных бурых потёках, то неровные ступени, круто уходящие вниз. Всеволод тоненько заскулил от страха и отчаянно рванулся к свету и свободе, которых его собирались лишить.
- Цыц, пострелёнок, шею свернёшь, - проворчал Прохор, в самый последний момент удерживая мальчишку. – Не рыпайся, не рыпайся, всё одно бесполезно. Сидеть тебе тут, касатик, пока папенька твой нам деньги не отдаст.
Всеволод печально поник. Он знал, каким-то глубинным чутьём понимал, что платить за него никто не станет.
- Вот и молодец, вот и умница, - бурчал кучер, сваливая мальчика у стены и ловко цепляя ему на запястья тяжёлые, скользкие браслеты, - посиди тут, а как папенька твой денежку нам пришлёт, так мы с тобой и дальше поедем. Школа она что, она ить никуда не сбежит, верно? И ты теперь, соколик, никуда не сбежишь, зря Клим лаялся, крепко цепи держатся. А будешь хорошим мальчиком, так я тебе огарочек оставлю, книжку принесу со сказками. Любишь сказки-то?
Всеволод отвернулся, незряче уставившись в угол.
- Ишь ты, какой, - недобро протянул Прохор, - от горшка два вершка, а норовистый! Ну да ничего, у нас в подполе и не такие шёлковыми становились.
Продолжая что-то негромко бурчать себе под нос, кучер медленно поднялся наверх. Усилием воли Всеволод не следил за ним, продолжая угрюмо таращиться на бурое пятно на противоположной стене. Непреклонно бухнула тяжёлая крышка, проскреблось по полу что-то тяжёлое, наверно, сундук, отсекая мальчика от света и свободы. Всеволод судорожно вздохнул, кое-как вытащил изо рта тряпку и мстительно отшвырнул её прочь, храбро вскинул голову, глядя в непроглядный мрак. Темноты мальчик боялся всегда, чувствуя в ней присутствие каких-то, далеко не всегда дружелюбных, теней.
- Глупости это всё, никого здесь нет, - прошептал Всеволод, унимая дрожь и тщательно подражая голосу отца.
Подражание, к слову сказать, не удалось: голос дрожал и прерывался, руки заледенели, словно браслеты, висящие на запястьях, высасывали из пленника тепло.
- Меня спасут, - прошептал Всеволод, - отец… - серые глаза мальчика зеркально сверкнули, голос стал резким и чётким, - да не будет он меня спасать. Ему деньги всего дороже. А мамаша та даже доплатит, лишь бы от меня избавиться, самой руки не испачкав. Не нужен я им.
Всеволод замолчал, судорожно всхлипнул, пытаясь совладать со слезами, но те уже солёными ручьями прокладывали дорожки по щекам. Ещё раз всхлипнув, мальчик уткнулся лицом в колени, его худенькие плечи затряслись от безмолвных рыданий.
***
Заперев мальчишку в подполе, Прохор основательно подкрепился в трактире, старательно не замечая нетерпеливого покашливания и весьма выразительных намёков Клима. Ему-то что, он будет в тепле и сухости дома сидеть, самое худшее, что с ним может случиться, – это стражники мальчонку обнаружат, так Климка бахвалился, что у него стража ручная, смотрит, куда он прикажет, лишних вопросов не задаёт. А ему, Прохору, шкурой рисковать, барину о похищении сына сообщать. Как-то ещё Михаил Никитич на вести худые отзовётся, голову бы не снял, как в старину правители с гонцами, принесшими дурную весть, поступали!
Прохор решительно опрокинул в себя остатки обжигающего пойла, которое ушлый трактирщик выдавал за иноземное вино, крякнул, вытирая рот рукой, и неуклюже поднялся из-за стола:
- Пойду я, пожалуй.
- И то правда, - засуетился Клим, поспешно поднимаясь и непрестанно потирая руки, - поезжай. Пока то да сё, а время в нашем случае самые настоящие деньги. Да смотри не продешеви, касатик.
- Может, вместо меня поедешь? – усмехнулся кучер, поправляя пояс. – С барыней познакомишься. Она у меня баба суровая, чисто ведьма, прости господи.
- Ни-ни-ни, - замахал руками, словно ветряная мельница, трактирщик, - я ведьм сызмальства боюсь. Бабка на ночь такие ужасти про них рассказывала, я до сих пор под подушкой серебряный ножик держу.
Прохор хмыкнул и вышел из трактира, звучно бухнув дверью. Климу он не поверил, тот, пройдоха, ни неба, ни тьмы не боялся, и душу бы продал не задумываясь, коли бы покупатель сыскался.
- Ну что, лошадка, поехали до дому, - прогудел кучер, охлопывая застоявшуюся лошадь, - понесём барину вести худы о сыне, разбойниками лютыми утащенном.
Продолжая что-то бурчать себе под нос, Прохор взобрался на облучок, громко свистнул, и карета помчалась прочь от трактира. Не прошло и получаса, как кучер остановил экипаж перед парадным крыльцом двухэтажного белого особняка. На крыльце стояла Анфиса, недовольно кривя губы и что-то сердито выговаривая стоящей перед ней хорошенькой горничной. Девушка смущённо теребила кончик безупречно чистого передника, не смея даже глаза поднять на строгую госпожу.
- Надеюсь, ты меня поняла, - барыня бросила быстрый взгляд на сползающего с облучка Прохора, - всё, ступай.
- Да, барыня, - прошелестела горничная и торопливо скрылась в доме.
- Бестолочь, - прошипела Анфиса и резко повернулась к кучеру, который хотел незаметно проскользнуть мимо неё. – А ты почему так быстро приехал?!
Под этим тяжёлым взглядом угольно-чёрных, бесовскими огнями полыхающих глаз лгать было совершенно невозможно, но Прохор всё-таки рискнул попробовать.
- Не вели казнить, матушка, - дурным голосом взвыл кучер и бухнулся на колени, - не сберёг я кровинку твою, украли барчука нашего разбойники лютые!
- Да не ори ты, - шикнула Анфиса, быстро поворачиваясь к дому и пристальным взглядом окидывая окна: не прячется ли кто за тонкими шторами, не услышал ли воплей недоумка-кучера. – Ступай за мной!
Прохор замялся, комкая в руках сорванную с головы шапку:
- Мне бы к барину…
Женщина метнула две острые молнии, зло усмехнулась, услышав вскрик страха и боли, и процедила, выделяя каждое слово:
- Я сказала: ступай за мной!
Делать нечего, Прохор с трудом поднялся на ноги и последовал за барыней, старательно заглушая трусливый внутренний голосок, который настойчиво советовал бежать. Куда бежать-то? Эта ведьма и из-под земли достанет да обратно в землю и закопает, причём по частям.
Анфиса привела кучера в летнее крыло дома, втолкнула в небольшую комнатку, где в знойное время суток спали слуги, и плотно закрыла дверь, ещё и собой, змея, прижала, чтобы точно никуда не делся.
- Ну, - женщина недобро
