— Понятно, — Герард неожиданно подал руку, и Аверил в растерянности посмотрела на сунутую ей под нос раскрытую ладонь. — Проводишь нас, Сюзанна?
Помедлив, руку Аверил приняла всё же. Проклятый сжал её пальцы, несильно, бережно даже, притянул девушку к себе. Рука его тёплая, и жест покровительственный и ободряющий одновременно. Как и в прошлый раз, матушка Боро проводила до комнаты, находящейся в дальней части здания, со стенами толстыми, глушащими всякие звуки. Шерис говорила, что из этой комнаты сегодня спешно выносили лишнее, меняли обстановку на более традиционную, нейтральную, и теперь перед глазами Аверил предстала обычная спальня, ничем не отличающаяся от большинства других комнат. Тяжёлые драпировки да гобелены на стенах и ковёр на полу скрывали следы тех странных конструкций, что находились здесь прежде, о назначении которых даже думать не хотелось.
Вкрадчиво стукнула закрывшаяся за матушкой дверь и Герард, отпустив Аверил, вновь обошёл помещение кругом. Только на сей раз в действиях его виделся не простой интерес. Ищет что-то? Или проверяет?
— Вроде никаких сюрпризов в виде потайных глазков или чего похуже, — произнёс проклятый и вернулся к Аверил. Коснулся подбородка, вынуждая поднять голову. — Теперь, Аверил, расскажи, кто ты такая на самом деле.
— Я… — от взгляда, пристального, пытливого, сделалось не по себе. — Я человек, милорд…
— Можно без «милорда». Хорошо, положим, ты действительно человек, но у тебя есть и магическая сила. Откуда?
— От… от матери. У неё был… такой же дар, она называла его сияние и говорила, что он особый, ниспосылаемый только женщинам богиней луны.
— Что-то такое я слышал, — тень задумчивости вдруг сделала глаза Герарда светлее, словно солнце небо ясное озарило. — И что стало с твоей матерью и её даром? Ведь не с материнского же одобрения тебя продали?
— Мама ушла за грань на излёте прошлой осени, — у Аверил получилось сказать это спокойно, ровно, будто речь о чём-то незначительном, о пустяке каком. — Она долго болела и наконец… боги призвали её в обитель теней. А дар, он… Мама говорила, что если такие, как мы… как я и она… возляжем с мужчиной, то дар… исчезнет, будто его и не было никогда.
— Любопытно, — проклятый нахмурился.
— Мама говорила, что есть храм, посвящённый лунной богине… в Индарии… говорила, что если у меня тоже проснётся дар, то мне надо поехать туда и служить божине…
— Но ты не поехала. Не успела или не захотела?
— Когда дар впервые проявился, мама уже болела…
Аверил не хотела её оставлять. Кто бы ухаживал за мамой, заботился о больной? Уж точно не отчим, что пил всё больше, а руки распускал всё чаще. Да и на что было ехать? Каждая отвоёванная у отчима или сэкономленная на собственных нуждах монетка уходила на лечение, на снадобья лекарственные, на визиты то знахарок, то целителей.
— Потом она умерла, и отчим… — Аверил умолкла.
— Сдал тебя в бордель по сходной цене, — закончил Герард и руку убрал. — Повернись.
Аверил послушно повернулась спиной. Проклятый принялся ловко, деловито распускать шнуровку на платье.
— Выходит, твой дар врождённый. А запах?
— К-какой… запах? — голос дрогнул всё же.
— Который привёл меня сюда. Все эти три дня я только и мог, что снова и снова воскрешать твой запах в памяти. Он засел там так крепко, что мне начинает казаться, будто я схожу с ума.
— Я… не знаю, правда, не знаю.
А если он решит, что она его околдовала? Приворожила, как шептались в деревне? Но разве на проклятых действует человеческая магия?
— Я не хотела, я… — что ещё сказать, чтобы убедить его в её невиновности?
— Успокойся, я не считаю, будто ты сознательно желала вызвать подобную реакцию, — закончив со шнуровкой, Герард потянул платье вниз и чёрный наряд осел у ног Аверил. Проклятый же принялся за корсет. — Нас слишком боятся, чтобы рисковать, используя всевозможные привороты. К тому же они на нас не действуют, — Герард усмехнулся вдруг. — Торн сказал, я стал каким-то странным. Нервным и явно не в себе, так он выразился.
— Торн? — повторила Аверил и осеклась. Зачем она спрашивает? Какое ей дело до его окружения?
Абсолютно никакого.
— Торнстон, мой друг и собрат по кругу.
— Друг?
— Друг. Он вступил в братство где-то через полгода после меня. Хороший парень, хоть мы с ним и родились и выросли в совершенно разных условиях. С другой стороны, только изобретательность и таланты того, кто был моим кровным отцом, уберегли меня от похожей участи.
Зачем он с ней откровенничает? Зачем говорит то, что знать ей ни к чему?
Распущенная шнуровка позволила сделать глубокий вдох и Аверил прижала ладонь к груди, удерживая корсет на себе. Корсет, крошечные, отороченные кружевом панталоны — прежде Аверил не носила таких, но всё лучше, чем совсем без нижнего белья, — чулки и чудом не сползшие окончательно рукава. Больше ничего, и страшно избавляться от последних деталей облачения, страшно вновь представать обнажённой пред мужчиной. Неожиданно Герард обнял за талию, прижался к спине девушки, зарываясь носом в волосы. Аверил застыла столбом верстовым, шелохнуться не смея.
— Сейчас кажется, я никогда не смогу надышаться, насытиться твоим запахом, что мне всегда будет его мало, — ладони опустились на бёдра, прижали теснее к мужскому телу и сердце зашлось от страха, от паники.
Слишком хорошо Аверил известно, когда мужчина возбуждён.
В то же мгновение её отпустили и Герард отступил.
— Скажу Сюзанне, пусть принесёт нормальную женскую сорочку, — заметил сухо.
— Н-не надо, — прошептала Аверил.
— Почему? — в голосе проклятого удивление. — Я отдельно оговорил, чтобы тебя одели во что-то удобное и подходящее для сна. Я чувствую твой страх и понимаю, что спать обнажённой тебе будет, по меньшей мере, неловко, а ничего из этого, — Аверил заметила, как Герард поддел носком сапога кольцо платья, — не годится для нормального здорового сна.
— Сна? — Аверил обернулась, посмотрела на проклятого растерянно, непонимающе. — Для какого… сна?
— Обычного. Мы будем спать, Аверил. Просто спать.
— Но почему? — разве для того выбирают девочку на ночь, чтобы просто спать с ней?
— Потому что ты напугана, а мне не нравится твой страх. Не нравится пугать тебя сверх меры. Да и тебе самой едва ли нравится постоянно трястись от ужаса, словно селянин в ожидании сборщика податей.
— Почему? — кто она такая, чтобы беспокоиться о её чувствах?
— Иди в кровать, — Герард махнул рукой в сторону постели, отвернулся, то ли не желая смотреть на Аверил, то ли думы истинные свои скрывая. Шевельнул пальцами, и знакомый уже порыв неведомого ветра пробежался по комнате, точно расшалившаяся собака по двору, затушил пламя всех свечей, оставив только огонь в камине.
Не отпуская корсета, Аверил послушно направилась к кровати, чуть дрожащей рукой откинула край покрывала, сбросила туфли и нырнула торопливо под одеяло. Натянула его едва ли не до самого носа и лишь затем решилась снять корсет, что больше мешал, нежели скрывал. Швырнула его, будто змею ядовитую, на ковёр подле кровати и замерла, не зная, что делать дальше.
Девочки любили рассказывать о клиентах с пристрастиями странными, выходящими за обыденные, что свойственны всякому обычному мужику, что деревенскому, что высокородному, а Шерис добавляла что-то о детских травмах и комплексах разных. Вдруг и проклятый из таких?
Герард вздохнул тяжело, с толикой недовольства, словно перед выполнением трудовой повинности, и начал раздеваться, быстрыми, резкими движениями. Аверил натянула одеяло повыше, пряча глаза. Уж голых мужиков она всяко повидала, и у матушки Боро, и в родной деревне, и оттого не испытывала желания смотреть вновь. По звуку шагов поняла, что проклятый приблизился к кровати с другой стороны, забрался под одеяло. Матрас прогнулся под двойным весом, но Аверил не шевельнулась, лёжа на боку, спиной к Герарду. Только закрыла глаза, моля божиню, чтобы если и свершилось что этой ночью, то — поскорее.
