Я корчу гримасу. Мне кажется, что это девочка, но… Рокан действительно обладает довольно сверхъестественной способностью предсказывать мелочи.
— Кстати, о Рокане, что он говорит о погоде?
Кэшол снова вскакивает на ноги и снова целует меня.
— Он говорит, что ты должна поцеловать свою пару и отправить его в путь.
Это… не очень хороший ответ.
— Кэшол? Что Рокан говорит о погоде? — Я бы сама пошла искать Рокана, но вчера он ушел из пещеры в путешествие с одной из новых девушек.
— Он говорит, что будет снег, — пожимает плечами Кэшол. — Не имеет значения, мало снега или много, я все равно должен охотиться.
Я с трудом сглатываю. Это не очень помогает моему беспокойству.
— Как долго тебя не будет?
— Пока тайники на моем пути не будут полны. Это может занять две руки дней, а может быть и меньше.
— Твоя рука или моя? — спрашиваю я, погрозив ему четырьмя пальцами, зажав большой. У него всего три пальца плюс большой палец.
Он ухмыляется.
— Разве это имеет значение?
— Это важно для меня!
Он откладывает свое копье в сторону и кладет руки мне на плечи.
— Ме-ган, — говорит он таким нежным голосом, что у меня внутри все болит. — Я вернусь, когда выполню свою работу охотника. Это не значит, что я не буду скучать по тебе. Это не значит, что я не буду думать о тебе и твоей милой улыбке каждое мгновение бодрствования. Это значит, что я буду обеспечивать тебя и нашего сына. И я вернусь вовремя, чтобы увидеть, как он родится, я обещаю.
Горячие слезы, которые я с трудом сдерживала, выливаются потоком соплей и рыданий.
— Хорошо, — рыдаю я. — Я люблю тебя, Кэшол.
— Я люблю тебя, мой резонанс. — Он целует меня в губы, хотя я, наверное, не очень симпатичная в данный момент. — И я вернусь.
Я киваю и изо всех сил стараюсь не цепляться за него, когда он отстраняется от меня. Я машу на прощание, когда он снова берет свое копье и направляется к выходу, к нему присоединяется Хэйден. Мне требуется все, что у меня есть, чтобы не побежать за ним, крича, чтобы он взял меня с собой, но это было бы недостойно или непрактично.
И все же моему злому, ужасному сердцу приятно видеть, как Джоси шмыгает носом рядом со мной. По крайней мере, я страдаю не в одиночестве. Я обнимаю ее за талию.
— Давай, пойдем выпьем кахраку-чая и утопим наши печали.
Ее тихое всхлипывание прерывается смехом отвращения.
***
Только когда я ложусь вздремнуть, я понимаю, что в кровати, под одеялом, есть комок. Он впивается мне в спину, и я неловко вытаскиваю его.
Это… ну, я не совсем уверена, что это такое. Ша-кхаи используют кость для большинства своих повседневных нужд, поскольку поблизости нет гончарного сарая. Этот округлый диск мог бы быть тарелкой или чем-то совершенно другим, если бы не странные украшения на нем. В центре просверлено отверстие с продетым через него кожаным шнуром, и оно раскрашено очень неряшливо выглядящей закорючкой. Это… почти как буква «К»? Или буква «М». Что заставляет меня задуматься.
Я сажусь и изучаю его. Я никогда не видела этого раньше, но это в моей постели, так что это явно предназначалось мне. Этот небрежный почерк? Что это значит?
Сбитая с толку, я вытаскиваю свое неуклюжее тело обратно из кровати, закутываюсь в теплый мех и снова направляюсь в главную пещеру.
Джорджи там со своим ребенком на коленях, а Фарли сидит рядом с ней. Они шепчутся, и обе поднимают виноватые взгляды, когда я подхожу.
Да, бинго. Они что-то замышляют. Я поднимаю странную дисковую штуковину.
— Что это, черт возьми, такое и почему это было в моей постели?
— В твоей пастели? — Джорджи сажает Тали на колено, ее брови хмурятся. — Что ты имеешь в виду?
— Вы, девочки, заходили в мою пещеру?
Фарли качает головой, а затем прикрывает рот, чтобы скрыть смешок.
— Но вы знаете, что это такое?
Они обмениваются взглядами, и Джорджи начинает улыбаться.
— Возможно, у меня есть идея.
Я начинаю капризничать. Я устала, и мне больно, и моя пара ушла, и мне не хочется играть в игры.
— Так в чем же дело уже?
— Этого я, честно говоря, не знаю, — говорит Джорджи, протягивая руку за диском. Я протягиваю ей это, и она изучает его. — О боже, — ее губы подергиваются. — Это довольно плохо.
— Что происходит? — Я совершенно озадачена.
— Итак, после того, как Вэктал и Кэшол поговорили на днях, Кэшол пришел и поговорил со мной. Он беспокоился о том, как он оставит тебя.
Фарли встает и предлагает мне свое место, и я с тяжелым стуком занимаю его, очарованная тем, что говорит мне Джорджи.
— Из-за ребенка?
Она качает головой и возвращает мне костяной диск-штуковину.
— Из-за тебя, — мягко говорит она. — Он беспокоится, что тебе будет трудно, если он уйдет.
Слезы покалывают мои веки.
— Он не ошибается. — Его не было всего несколько часов и это тяжело. Я чувствую пустую пропасть там, где обычно находится мой смеющийся, забавный мужчина, и это причиняет боль.
— Я знаю. Это всегда тяжело, но это необходимо. — На ее лице нет осуждения. — Итак, он спросил меня, что он может сделать, чтобы отвлечь тебя от мыслей о нем. Что-нибудь, чтобы занять тебя. Я предложила поискать сокровища.
— Ты… что? — Я знала, что в последнее время изрядно пропустила, но чтобы Кэшол и Джорджи затеяли охоту за сокровищами здесь, в пещерах, а я этого не знала? Это своего рода безумие.
— Ну, на самом деле я предлагала много разных идей. Единственная идея, которая ему действительно понравилась, была охота за сокровищами.
Я поднимаю диск.
— Так это часть этого?
Она пожимает плечами.
— Я, честно говоря, не знаю. Я рассказала ему о концепции — о том, чтобы оставлять подсказки и стрелки, указывающие на сокровище, — и больше ничего об этом не слышала.
О, боже мой. Это ключ к разгадке? Нарисованная печально выглядящая закорючка должна быть стрелкой? Я снова изучаю объект. Вместо того, чтобы видеть грубо сделанный предмет с корявой надписью, я вижу его таким, каков он есть на самом деле — предмет, с любовью сделанный моей второй половинкой, вероятно, пока я спала. Он сделал это, не тратя много времени на работу, и закорючка, которая должна быть стрелкой, вероятно, выглядит так, потому что ша-кхаи не нуждаются в стрелках или символах, кроме как в качестве украшения.
Я принюхиваюсь. И тогда я начинаю плакать.
— Это самая сладкая вещь на свете.
— Я знаю, — говорит Джорджи. Она машет пальцем перед лицом Тали и улыбается, когда малышка тянется к нему. — Он заботливый, этот твой мужчина.
— Он самый лучший. — Я уже думаю о том, как я могу показать ему, что ценю его заботу. Я собираюсь приготовить его любимое блюдо к тому времени, когда он вернется домой, и смешать несколько его любимых чайных листьев. Может быть, я сделаю новый мешочек для его наконечников копий. Его любимый капюшон протерся насквозь, и я могу сшить ему новый, и… о, идей так много. Внезапно возникает ощущение, что у меня не хватает времени, чтобы сделать все.
— Ну? — спрашивает Джорджи, когда я погружаюсь в свои мысли.
— Ну… что? — Ребенок сильно брыкается, и я прикладываю руку к животу, на мгновение сбитая с толку.
Она смеется.
— Как насчет охоты за сокровищами?
— О! — Я смотрю вниз на диск, который крепко сжимаю в руке. Это вроде как приз сам по себе. Но Кэшол так много думал о том, чтобы сделать меня счастливой, и я хочу посмотреть, что он сделал. Я, наверное, буду рыдать как сумасшедшая над каждой новой вещью, но это нормально.
Забавно — зная, что он все это устроил, я чувствую себя менее одинокой. Как будто он здесь, рядом со мной, даже когда его нет. Я чувствую, как мои губы растягиваются в улыбке, и мне кажется, что это первая искренняя улыбка за весь день. Я представляю, как Кэшол склонился над этим уродливым диском, усердно работает над ним и предвкушает, как отправит меня в это маленькое мини-приключение, пока он занят настоящим.
