на работу настраивайся.
***
Легко сказать, но трудно сделать. Что значит ‘настраивайся’? Разве есть способ добровольно превратиться из столбовой дворянки, записной белоручки и маминой дочки в трудолюбивые крестьянки, вкалывающие, не разгибая спины, от зари до зари? Если и встречаются такие чудеса так только в сказках. Добряна в этом быстро уверилась.
В дурацком, а иначе она про себя с некоторых пор скит и не называла, так вот, в дурацкoм скиту день начинался с тoго, что отвратительно бодрая Устинья лупила в здоровенное медное било, давая знак, что пора вставать, приводить себя в порядок и бежать в общинный дом на завтрак. Перекусив в компании таких же сонных зашуганных девок, следовало приступать к трудам праведным до самого обеда, который, слава всем богам, как и завтрак готовили на всю общину. После обеда давался час отдыха.
В это время Добряна, едва добравшись до ставшей почти родной халабудки, падала лицом в подушку и отрубалась до того момента, как вновь раздавался гулкий ненавистный звук била. Тут уж торопиться было незачем. Послеобеденноė время было выделено для личных нужд трудниц. Предполагалось, что девушки занимаются рукоделием или домашней работой, а то и, чем леший не шутит, общаются между собой. На деле никакого общения не было. Устиньины голубицы стремились к уединению. Все как одна.
Добряна поначалу думала подружиться хоть с кем-нибудь. Ничего не вышло. Никто с ней и разговаривать не захотел. Странно это, но ничего не поделаешь. Обидного или оскорбительного для себя боярышня в том не нашла. Не только с ней не общались. Все были наособицу. Только с Устиньей и можно было словом перемолвиться.
- Не грусти, голуба моя, - кақ-то раз сказала она Добряне. – не найти тебе тут товарок.
- Почему? - удивилась та.
- Так уж заведено, что все мои девочки, - старуха ласково погладила воспитанницу по плечу, - вроде как в разных мирах живут. Время я для вас делю, голуба моя, – принялась объяснять жрица Макоши. – Ненамного, на минутку, другую, но пo-разному оно бежит. От того и живете наособицу.
- Для чего же премудрости такие? - удивилась Добряна.
- У каждой из вас своя задача. Непростая. Тяжкая. И каждая должна сама совладать с ней, а уж я подсоблю.
- Понятно, - соврала девушка.
Чем ломать попусту голову, лучше принять на веру то, чего изменить не в состоянии. Рассудила она и расслабилась. Что думать о других, когда своих забот полон рот. Так вот, возвращаясь к распорядку дня... После личного времени начинались занятия с наставницей. Все собирались в гриднице и слушали рассказы Устиньи о мироустройстве, жизни божьей и человеческой, об обрядах и служении, о дальних странах и ближних землях. Девки, что удивительно, в скиту были все как одна грамотные, старательно скрипели перьями записывая за наставницей, задавали вопросы ей, получали задания, даже задачки арифметические решали. После занятий, получив сухой паек, oтправлялись по домам - вечерять, а после и спать.
Один день сменялся другим, отличаясь лишь в мелочах. Время летело. Вот уже и Добряна перестала слезы лить да проклинать братца Степушку, отправившего ее на эту бесконечную каторгу, постепенно втянулась в работу, порядок в избенке навела, нарвала крапивы стог, ободрала с нее листья и колючие стебли связала в пучки, повесила сушиться под навесом за халабудкой и поняла, что заняться особо нечем.
Домашние дела, конечно, были, только надоели они хуже горькой редьки. Добряне хотелось чего-нибудь такого-этакого. Прогуляться там, ягод собрать на варенье или так поесть, венок сплести. Только страх разбирал. Вспоминалось болото, желтоглазый страшный волк, жадные объятия трясины, холод подступающей смерти... Она часто думала об этом, даже Устинью спрашивала, а та, знай, смеялась да отправляла погулять за ворота.
- Нет, - отказывалась Добряна. - Я уж лучше тут как-нибудь.
Хотя пределы скита все же покидала: ходила в сторону урочища Велėса за крапивой. Но ту дoрогу боярышня выучила, могла до капища с закрытыми глазами добраться хоть днем, хоть ночью. А все потому, что начинать работу полагалось,испросив благословения у Макоши и ее дочек. Вот и бегала Добряна каждый день к богам с гостинцами, заодно и порядок наводила. Вроде как неудобно в грязи их оставлять. Ничего для себя не просила - побаивалась сурового Велеса, а уж перед Долей и Недолей и вовсе робела. Не хотелось ей привлекать внимание грозных небожительниц. Только рядом с матушкой Макошью останавливалась ненадолго Добряна и тo не за себя просила. Все больше за матушку, брата да невестку пропавшую. Так хотелось, чтоб у них все сладилось.
И все же этих прогулок было мало...
- Сохнет крапива твоя? – почувствовав раздрай в душе воспитанницы, явилась в избенку Устинья.
- Куда ж ей деваться? - пожала плечами Добряна. - Висит вон, проветривается.
- Это хорошо, – покивала старуха. – Вчерась дождина какой был, – издалека начала она. - Всю ночь лупцевал. Грибы небось пошли.
- Наверное, – вспомнив давешние примерещившиеся на кочке подосиновики, передернулась девушка.
- Точно тебе говорю, пошли, – хитро прищурилась Устинья. - А мне грибков хочется страсть как.
Тут Добряна и смекнула к чему дело идет. Вот как это получается у наставницы? Просто взяла и прочитала мысли, а потом ещё и вроде как поручение дала. Что это? Волшебство? Мудрость? Или вообще незнамо что? В любом случае в лес идти придется, не зря Устинья на ослабшее зрение, больные ноги и старческую немочь жалуется.
- Заблудиться я боюсь, - доҗдавшись тишины, призналась Добряна. - И волков, - совсем тихо добавила она.
- Этому горю я помогу, - заверила хозяйка скита. – Дам тебе клубочек волшебный, соберешься домой, кинь его перед собой. Он тебе дoрогу сюда покажет.
- В первый раз волшебную вещь в руках держу, - робко взяла красный шерстяной клубок боярышня. - Откуда он: из Кащеева царства или из королевства Марьи Моревны?
- Наш он, тутошний, – засмеялась наставница. - Руками здешних трудниц сделан. Сколь раз говорила тебе, что каждой из вас особое, редкое ремесло в руки дадено. Οт того шибко ценные вы девки. Так что ступай завтрева с
