— Не стоит. Того, что было, не изменишь.
— Он обидел тебя, Котенок, — отозвался Кости, без жалости глядя в полные слез глаза Дэнни. — И за это я его убью.
— Не надо. — Я понимала, что это не фигура речи. — Все прошло. Если бы он меня не использовал, я бы не достала своего первого вампира. А значит, не встретилась бы с тобой. Ничего не бывает зря, тебе не кажется?
Он не разжал пальцев, но взглянул на меня. Я погладила его по щеке:
— Пожалуйста, отпусти его.
Кости отпустил. Дэнни повалился на колени, и его немедленно вырвало. Кровь сочилась из руки — сломанные кости прорвали кожу. Глядя на него сверху вниз, я нашла в себе лишь малую толику сочувствия. Много чего случилось за те годы, что мы не виделись.
— Бармен, похоже, этому парню нужно вызвать такси, — бросил Кости стоявшему за стойкой мужчине. Тот ничего не заметил. — Бедняга перепил. — Он нагнулся, будто чтобы поднять Дэнни на ноги, и я услышала, как он тихо, с жестокой угрозой внушает: — Скажешь еще слово, и следующими на очереди будут твои яйца. У тебя сегодня счастливый вечер, приятель. Благодари свою паршивую звезду, что она меня остановила, не то бы я устроил тебе вечеринку, которой ты бы до смерти не забыл.
Пока Дэнни всхлипывал, задыхаясь и баюкая на груди руку, Кости развернул меня к дверям, бросив бармену полсотни — с избытком расплатившись за мою выпивку.
— Лучше нам уйти, пушистик. Попробуем еще раз завтра. Мы слишком обратили на себя внимание.
— Я же говорила, не надо. — Выйдя за ним к грузовичку, я поспешно забралась внутрь. — Черт возьми, Кости, можно было обойтись и без этого.
— Я видел твое лицо, когда он с тобой заговорил. Ты была белее призрака. Я сразу понял, кто это такой и какую боль он тебе причинил.
Почему-то его мягкий голос подействовал на меня сильнее крика.
— Ну и чего ты добился, переломав ему кости? Мы теперь не узнаем, появятся ли здесь этой ночью Хеннесси или Гасила. А если придут и кого-нибудь захватят? Дэнни всего-навсего переспал со мной и бросил — это не стоит жизни женщины.
— Я тебя люблю. Ты даже не догадываешься, как дорога мне.
Он говорил так же тихо, но теперь его голос вздрагивал от силы эмоций. Я уже не могла сосредоточиться на дороге, поэтому съехала на обочину, остановила машину и повернулась к нему:
— Кости, я не могу сказать о себе того же, но ты значишь для меня больше, чем кто бы то ни было. За всю жизнь. Это чего-то стоит?
Он наклонился, обнял ладонями мое лицо. Те же пальцы, которые только что сокрушали и калечили, нежно, как хрупкий кристалл, погладили мои щеки.
— Это чего-то стоит, но я все еще надеюсь услышать другое. Ты знаешь, я сегодня впервые услышал, как кто-то назвал тебя настоящим именем.
— Это больше не настоящее имя.
Я говорила то, что думала. Как это по-вампирски!
— Скажи свое полное имя. Я, конечно, сам знаю, но мне хочется услышать его от тебя.
— Кэтрин Кэтлин Кроуфилд. Но ты можешь называть меня Кэт. — Последнее было сказано с улыбкой, ведь он до сих пор всего однажды назвал меня так.
— Думаю, я оставлю себе Котенка, — улыбнулся он в ответ, успокаиваясь. — Ты была очень похожа на котенка, когда мы с тобой познакомились. Рассерженного, испуганного отважного котенка. И временами такого же милашку.
— Кости, я уверена, ты не хотел уходить из бара, и, насколько я тебя знаю, дни Дэнни уже сочтены. Но я не хочу, чтобы его смерть была на моей совести. Обещай, что ты никогда этого не сделаешь.
Он в изумлении уставился на меня.
— Ты что, до сих пор неравнодушна к этому сопляку?
Очевидно, нам еще предстояло обсудить разницу между хорошим и плохим убийством.
— Еще как неравнодушна! Я сама рада бы втоптать его в грязь, можешь мне поверить. Но это было бы неправильно. Обещай.
— Ладно. Обещаю его не убивать.
Слишком уж легко он согласился.
Я прищурилась:
— И еще обещай никогда не калечить, не уродовать, не ослеплять, не пить кровь и вообще ничем не вредить Дэнни Мильтону. И не позволять никому проделывать это у тебя на глазах.
— Эй, так нечестно, — возмутился он.
Видно, не зря я не ограничилась первым обещанием.
— Дай слово!
Он утомленно хмыкнул:
— Ладно. Черти адовы, не слишком ли хорошо я обучил тебя предусмотрительности?
— Отлично обучил. Ну, в бар нам возвращаться нельзя. Что ты собираешься делать дальше?
Он обвел пальцем мои губы:
— Тебе решать.
На меня вдруг накатило озорство. Мы были так заняты скрупулезным изучением сводок о пропавших без вести, протоколов судебной экспертизы и прочими невеселыми занятиями, что у нас совсем не оставалось времени на легкомыслие. Я вывела грузовик на проезжую часть и поехала на юг. Через час свернула на гравийный проселок.
Кости сбоку улыбнулся мне:
— Путешествие по тропинкам воспоминаний, а?
— Не забыл этого места?
— Разве такое забудешь? — фыркнул он. — Здесь ты хотела меня убить. Так нервничала, то и дело краснела. Никогда меня не пытались убить так застенчиво.
Я остановилась недалеко от берега и отстегнула ремень безопасности.
— В ту ночь ты вышиб из меня дух. Не хочешь снова попробовать?
Он невольно рассмеялся:
— Хочешь, чтобы я тебя поколотил? Ты и впрямь любительница грубого секса?
— Нет. Попробуй другое средство. Может, оно даже лучше сработает. Хочешь, потрахаемся?
Я умудрилась произнести это с самой невозмутимой миной, хотя уголки губ у меня так и норовили расползтись в стороны. В его глазах загорелся свет — первая искорка зеленого пламени.
— А колья еще при тебе? Хочешь меня здесь же и упокоить?
Кости снимал куртку, и ясно было, что он нисколько не опасается.
— Поцелуй меня, тогда узнаешь.
Одним молниеносным движением, которое я видела сотни раз и все не переставала изумляться, Кости притянул меня к себе и накрыл губами мои губы. Я и моргнуть не успела.
— Места здесь маловато, — шепнул он долгую минуту спустя. — Давай выйдем наружу, ты там сможешь вытянуться.
— Э, нет. Прямо здесь. Мне нравится заниматься этим в кабине.
Его давние слова скатились у меня с языка, и он рассмеялся. Глаза сверкали чистыми изумрудами, клыки показались из-под улыбающихся губ.
— Давай проверим.
* * *
Еще две недели бесплодных усилий не приблизили нас ни к Хеннесси, ни к Гасиле. Я перебывала во всех паршивых клубах в радиусе пятидесяти миль от Колумбуса, но мне не везло. Кости напомнил мне, что гоняется за Хеннесси без малого одиннадцать лет. С годами он выучился терпению. Моя юность выучила меня приходить в ярость от топтания на месте.
Мы дожидались заказанной пиццы у меня на квартире. Был воскресный вечер, и мы никуда не собирались выходить. Я твердо решила ничего не делать и на сегодня забыть о занятиях. Даже поход за продуктами показался мне непосильным трудом — отсюда и заказ. Если я что и унаследовала от матери, то ее нелюбовь к стряпне.
Услышав стук в дверь, я удивленно взглянула на часы. Всего пятнадцать минут после заказа. Вот это срочность!
Кости любезно собрался встать сам, но я схватила халат и остановила его.
— Побудь здесь. Все равно ты ее есть не будешь.
Его губ коснулась улыбка. Он мог есть твердую пищу и проделывал это при мне, но большого удовольствия от нее не получал. Как-то он объяснил, что ест в основном ради того, чтобы не выделяться из толпы.
Я открыла входную дверь — и тут же захлопнула ее, вскрикнув:
— Господи Иисусе!
Кости в мгновение ока оказался рядом — по-прежнему голый, зато с ножом в руке. При виде его я снова вскрикнула, а в дверь раздраженно застучали:
— Кэтрин, в чем дело? Открой сейчас же!
Я впала в дикую безумную панику.
— Это моя мать, — прошипела я, как будто Кости сам не догадывался. — Срань господня! Тебе надо спрятаться!
Я чуть ли не впихнула его в спальню, вопя:
— Я сейчас, я… я не одета!
Он подчинился, но без тени моей паники.
