— Удалось, — Ромео нахмурился. — Амэ, то, что произошло в ночь карнавала… Я виноват, — поджал губы. — Ты выпила настойку, а Сальваторе воспользовался магией, и сила бездны попыталась вернуться, но твой организм не справился.
— Перестань, — протянула ему руку, — ты не мог знать, что Торе придётся колдовать.
— Ты чуть не умерла, — моя ладошка оказалась у губ Ромео, один короткий поцелуй — и новость о том, что я чуть не распрощалась с жизнью, показалась пустяком.
— Теперь-то всё хорошо, — смущённо улыбаясь, вернула себе контроль над конечностью, а заодно и над сердцебиением. — Итак, синьор лекарь, когда я снова стану ведьмой?
— Всё зависит от нашего командира. Как только он изволит явиться домой, можно начинать, — в тоне Рома брякнула нота раздражения.
У нас с Тором на этот вечер запланировано свидание, а после я рассчитывала на продолжение в виде жаркой ночи. Всё так не вовремя…
— Может быть, завтра? — с надеждой посмотрела на синьора Ландольфи.
— В чём дело? — в ответ получила строгий взгляд.
— Мы собирались провести этот вечер с Торе...
— Вы уже виделись?
— Да, встретила его по пути из больницы.
— И? — Ром подскочил на ноги. — Что Сальваторе тебе сказал?
— Ничего особенного, — с удивлением смотрела на распалённого лекаря. — Что-то случилось?
— Много всего, — сложив руки за спину, Ромео направился к окну. — На улице сегодня свежо, — его голос выдавал волнение, — давай, прогуляемся.
***
Слабость после недельного беспамятства и холодная погода не способствовали вдохновению, но движущей силой выступило любопытство, и я почти бодро вышагивала по улице рядом с синьором Ландольфи. Кутаясь в шерстяной палантин, накинутый поверх пальто, старалась не поскользнуться на обледеневших камнях тротуара. Думала, что южная зима — это дождь и слякоть… Зря.
— Куда мы идём? — каблуки сапожек разъехались, и я чуть не шмякнулась, но Ромео успел меня поймать.
— Держись, — лекарь подставил локоть. — Мы посетим место, где рождается умиротворение.
— Ты меня пугаешь, — схватившись за сильную руку синьора Ландольфи, заглянула ему в глаза. — Расскажи, наконец, что произошло?
— Ну… Мы с Сальваторе помиловали Мими, — вздохнул.
— Знаю. Прости, лезу не в своё дело, но я считала, что ты в неё влюблён.
— Моё сердце принадлежит другой женщине, а синьорина Эспозито ещё встретит своё счастье. В конце концов, в Польнео её ждёт место судьи. Я позаботился.
— Ай, Ромео! — дёрнула лекаря за рукав. — Любовь карьерой не заменишь.
— Гвидиче, твой «ай» на меня не действует, — хохотнул. — Но ты потрясающе хороша в гневе.
Давно привыкла к заигрываниям Рома. Он обаятельный и любвеобильный мужчина, подобные выходки вполне в его духе, и не только в мой адрес, но сегодня я кожей ощущала, что каждое его слово, каждый жест и прикосновение наполнены чем-то очень личным. Возможно, это ностальгия или желание встретиться с той, кому он отдал сердце — я могла лишь гадать. В любом случае приятно идти по улице, держа под руку высокого, статного светловолосого красавца. Таких прогулок мне очень не хватало с Сальваторе. Кудрявая голова командира вечно забита планами Ловцов безумия и заботой о моём нюхе. Торе одержим жаждой приключений, а мне снова хотелось тишины. Вот бы заработать столько, чтобы хватило выкупить папин цветочный магазин в Польнео. Сальваторе обещал, что так и будет, но у него и сейчас достаточно средств для этого — всё упиралось в сроки. Командир не успокоится, пока не сотрёт Охотников с лица земель Ханерды и не перебьёт добрую половину безумных ведьм, а на это уйдут годы. Вздохнув, я провела рукой по плечу синьора Ландольфи — хорошо, что он у меня есть. Лекарь не раз исцелял мою душу, иногда даже не подозревая об этом.
— Вечер в Илиси, — Ром неожиданно подхватил меня на руки, и я взвизгнула, обхватив его шею. — Люди выплёскивают помои.
Героически пачкая сапоги, он шагал по нечистотам со мной на руках. Узкая улочка не оставила шанса обойти эти «подарки», а я чувствовала себя легко и очень уютно в объятиях Рома. Неправильный момент, которого быть не должно, но он случился, и о причинах думать совсем не хотелось. Смотрела в тёплые карие глаза одного из лучших мужчин, немного завидуя его возлюбленной. Придёт время, и Ромео с нежной улыбкой подхватит её на руки, а я в этот момент буду нажимать на спусковой крючок револьвера, чтобы услышать предсмертный вопль сбрендившей дочери бездны.
— Собор? — я удивлённо изогнула бровь, когда на фоне неуместных фантазий и симпатичного лица синьора Ландольфи возник серый архитектурный ансамбль. — Серьёзно? — нервно хихикнула. — Хочешь, чтобы я помолилась?
— Хочу побыть с тобой и верой наедине, — он аккуратно опустил меня на землю и, крепко сжав мою руку, повёл по широкой лестнице вверх, к входу в святейшее место.
Переступив порог собора, забыла, как дышать. Серая блеклая громадина внутри оказалась невероятно красивой. Просторный холл, где располагались крючки и полки для верхней одежды, расписан фресками с изображением ангелов. Картинки напомнили мне о Сальваторе, но в сердце не дрогнула струна любви. О, Велики Брат… У нас ведь с Торе только начало всё налаживаться, а меня снова взяли в оборот сомнения. Оставив пальто и палантин на вешалке, резко выдохнула. Никогда не бывала внутри соборов, и волнение щекотало душу.
— Не переживай, — Ром снова взял меня за руку, — вечерняя служба закончилась, людей нет. Побудем здесь немного, но если тебе станет неуютно — скажешь, и мы уйдём.
Уверенность в густом баритоне и мягкий взгляд лекаря облегчили мои страдания. Я больше не думала о помпезности этого места, забыла про ангелов над головой и, вдохнув ароматы благовоний и воска, проследовала за синьором Ландольфи в главный зал. Сотни горящих свечей подарили ощущение того самого умиротворения, о котором говорил Ромео. Я даже почувствовала взгляд Великого Брата на себе, когда усаживалась на лакированную лавочку в первом ряду. Убранство святейшего места нескромное — золото, красное дерево, искусная роспись под потолком и на стенах. Здесь даже тишина пела о вере и богатстве человеческой души.
— Собор — это символ, Амэ, — голос лекаря прокатился мягким эхом по огромному залу. — Снаружи он серый и неприглядный, но тем, кто входит сюда, раскрывается красота веры. — О чём бы ты попросила Великого Брата?
— Не знаю, — пожав плечами, повернулась к Ромео. — Мне нравится быть Амэно Гвидиче, но я устала не понимать. Я… снова запуталась, — из глаз хлынули слёзы.
Мне не было плохо, я не жалела себя — просто место такое. Соборная атмосфера заставила распуститься тугой узел нервного напряжения, и вместе со слезами из меня утекали боль, обида, усталость и фальшивые чувства.
— Возьми, — Ромео достал из кармана пиджака белоснежный носовой платок и протянул его мне. — Не люблю, когда ты плачешь, но сейчас нужно.
Оказавшись в бережных, но крепких объятиях Рома, я продолжила тихонько рыдать. Перед глазами плыли размытые свечные огоньки, а тёплые губы лекаря на моей макушке помогли не сорваться в истерику.
— Почему ты? — шмыгнув носом, промокнула щёки платочком. — Почему не Сальваторе сейчас обнимает меня в соборе Великого Брата? Почему не он привёл меня сюда, чтобы помочь разобраться в наших чувствах? Почему?..
— Дурак он, Гвидиче, — неожиданно заключил лекарь. — И я дурак… Но хватит реветь, — я получила лёгкий щелчок по носу. — У меня есть кое-что для тебя.
Он снова запустил руку в карман пиджака, но на этот раз я получила не очередной носовой платок — Ромео надел мне на палец кольцо. От неожиданности я подавилась словами — правильными и не очень — и выдала что-то нечленораздельное. Синьор Ландольфи старался не улыбаться, но уголки его губ так и ползли вверх. Наверное, я выглядела смешно, но весело не было. Золотой, явно старинный перстень с мерцающим синим камнем в обрамлении прозрачных, чистых, словно слёзы, кристаллов — фамильная драгоценность, не меньше.
— Ром, я не могу взять… — хлопнула ресницами и попыталась снять украшение с пальчика, но лекарь спрятал мои руки в своих ладонях.
