Попытался подняться.
И провалился в черноту куда более страшную, чем небеса там, где никогда не загораются звезды.
Глава двадцать первая
Мартен зашипел от боли и попытался отмахнуться от Беллы, но одного строгого взгляда оказалось достаточно, чтобы его желание сбежать куда-то улетучилось. Все-таки, у девушки было полное право гневаться, учитывая все то, что он успел натворить.
Правда, он не совсем понимал, зачем обрабатывать раны по второму кругу, если она еще ночью сделала все это впервые, но не спорил. Сказали — надо, значит, легче покориться, чем зарабатывать себе врага в виде прекрасной, но разгневанной принцессы.
— Зачем ты влез в эту дурацкую драку? — с трудом сдерживая свое возмущение, спросила Белла. — Неужели ты не понимал, чем это может закончиться? Ты же мог его убить!
— А ты так сильно переживаешь за Гастона? — не удержавшись, усмехнулся Мартен. — Так не стоит. Он бы за меня точно не переживал… Ай! Больно же!
Белла, кажется, аж сама не ожидала, что толкнет Мартена в раненное плечо с такой силой, по крайней мере, вид у нее был довольно виноватый.
— Снимай рубашку, — велела она, наконец-то продезинфицировав разбитую губу. — И не спеши с регенерационными заклинаниями, ты же знаешь, что если не промыть рану, то можно потом получить те еще проблемы!
Мартен знал — именно потому и не спешил с колдовством. Да и от драки с Гастоном он не то чтобы очень сильно пострадал. По крайней мере, меньше, чем этот мерзопакостный ди Брэ. Да, должно быть, Гастон и не почувствовал, что сделал Мартен, но, если б Акрен не успел, принц, наверное, в два глотка выпил бы и магию, и жизнь, в тот миг едва теплившуюся в теле противника.
Спорить с Беллой не хотелось. Он покорно стянул рубашку, швырнул ее за кровать и позволил Белле взяться за поврежденное кинжалом плечо. Благодаря магии рана почти не кровоточила и довольно быстро затягивалась, принц надеялся на то, что его примитивных способностей целителя будет достаточно для того, чтобы к следующему утру избавиться от всех следов боя, но сейчас приятного было мало.
— Неужели ты не мог сдержаться? — тяжело вздохнула Белла, обращаясь скорее к себе, чем к самому Мартену — должно быть, понимала, насколько бесполезными могли оказаться ее аннотации.
— Нет, не мог, — скривился принц. — Потому что эта скотина зарвалась. Должен же был кто-то поставить его на место! Царь земли! Да если б он знал, кто я…
— Но ведь ему в последнюю очередь надо знать, кто ты.
Это была правда. Мартен повернул голову и посмотрел в свое отражение в небольшом зеркале, висевшем на стене напротив. Какой кошмар! Принц никогда не мог пожаловаться на свой внешний вид, да и сейчас, скосив глаза, мог увидеть смуглую кожу, широкие плечи, подтянутое тело… Вот только в зеркале отражался рыжеволосый щупленький мальчишка, которого никто ни во что не ставит. Неудачник. Неудивительно, что ди Брэ выбрал его в качестве мальчика для битья, над таким, можно сказать, грех не поиздеваться!
— Просто у твоих действий могли быть ужасные последствия, — не унималась Белла, закончив с раной и взявшись за несколько царапин, что тянулись через всю грудь Мартена. Прикосновение ее рук несло приятную прохладу, и Мартен следил за тем, как скользили по его коже тонкие девичьи пальцы. Интересно, а ее собственное мышиное обличие совершенно не смущает? Девушка же. — Я понимаю, что ты совершенно не думаешь о себе, да и обо мне тоже, но Акрен…
Не думает? Да если б он об Акрене не думал, его б здесь и не было!
Казалось бы, такая ерунда, обыкновенная, бытовая фраза, но обвинение Беллы абсолютно выбило его из колеи.
— Знаешь, — не выдержав, Мартен вскочил на ноги, — пожалуй, мне пора! Там Клебо назначил мне наказание, давно пора бы начать его выполнять. А то как я потом буду смотреть этому гениальному преподавателю в глаза? Он же полагает, что выбрал для меня самое страшное наказание на свете, надо оправдать его ожидания! Увидимся позже.
Белла даже рта не успела раскрыть, чтобы остановить Мартена. Он схватил рубашку, валявшуюся на кровати, спешно натянул ее на себя, не заботясь о том, что испачкает белую ткань кровью или одним из зелий, что для его лечения использовала Белла, и вылетел прочь из комнаты. Гостиную же и вовсе пробежал за два или три шага, не удосужившись поздороваться ни с кем из сидевших там студентов. Хорошо хоть Гастона не оказалось под руками, иначе принц не утерпел бы — и совершенно точно швырнул в надоедливого аристократишку смертельным заклинанием, и, между прочим, нисколечко не пожалел бы об этом. Такую мерзость, как Гастон, надо не просто ставить на место, а истреблять — чтобы больше никому не причинил вреда своими ядовитыми словечками и запрещенным оружием.
Путь к библиотеке он преодолел, все еще кипя от раздражения. Конечно же, дуэль была ошибкой, он и сам это понимал, но Белла могла и не читать очередную мораль! Можно подумать, он — глупец, не способный анализировать собственные ошибки без посторонней помощи!
Мартен нехотя толкнул библиотечную дверь, подозревая, что придуманное Клебо наказание не принесет никакой пользы ни ему самому, ни Вархвской академии, и вошел внутрь.
От книгохранилища он, признаться, ждал гораздо большего. Каких-нибудь высоченных стен, витражных окон, стеллажей, заставленных книгами. Но все это следовало искать в новом здании — академия находилась на стадии ремонта, и все книги, которые были в хорошем состоянии, давно уже перенесли в новое место. А вот все те оборвыши, которые надо было перебрать, выяснить, нет ли среди них чего-нибудь полезного, а лишнее попросту утилизировать, желательно так, чтобы магические книжки никого не прокляли и не отравили при этом. Впрочем, если книги и были на это способны, то уже сделали все, что хотели — потому что очень вряд ли они в восторге от того, в каком их состоянии держат.
Первым, что увидел Мартен посреди старого помещения библиотеки — это гору книг, набросанных абы как, безо всякого порядка.
Вторым — длинный, практически нескончаемый пергамент.
Третьим — того, кто держал этот пергамент.
Вот же проклятье!
— Здравствуй, — мягко поприветствовал его Акрен. — Я так понимаю, ты пришел, чтобы отработать все-таки свое наказание? Я попросил мэтра Клебо выдать мне список книг, чтобы посмотреть, все ли с ним в порядке и нет ли среди выброшенного чего-то важного.
Мартен замялся на пороге, а потом все-таки решился пройти внутрь полупустого зала и остановиться поближе к Акрену. Предчувствие его, скорее всего, не подводило — советник Шантьи был как раз в настроении прочитать несколько нотаций и поведать бестолковому внучку, как нельзя себя вести.
— Ты рассказывал кому-то о том, что случилось? — мрачно поинтересовался Мартен.
— О том, что ты устроил драку на крыше Северной Башни? Разумеется, нет, — пожал плечами Акрен. — И кому мне рассказать? Прости, но я в этом университете никаких надежных преподавателей, которым можно бы доверить какую-то тайну, не заметил. Клебо, хочешь сказать, большой мастер-артефактолог? Возможно, но только даже я, неодаренный, не заметил в нем большого рвения к учебе. Или мне следовало доложить о твоем дурном поведении барышням, вьющимся у дверей в мою спальню? Несомненно, они бы оценили такое откровение, но, если верить историческим сводкам, мне через месяц жениться, и изменять невесте я не собираюсь.
Мартен нахмурился.
— Через полторы двадцатки, — поправил он.
— Через месяц, — закатил глаза Шантьи. — Не знаю, какой придурок перевел вас на двадцатки, но исчисление месяцами куда удобнее!
Принц скривился.
— Не буду тыкать пальцем…
— Что, мое нововведение? — хохотнул Акрен. — Ну вот видишь, а в учебниках все заладили, что я — человек, который не делает ошибок. Ну ничего, станешь королем, исправишь эту досадную глупость. Вернешь все, как в старину было.
О да, и прослывет Мартеном Исправителем. Впрочем, есть вероятность, что Акрен, пытаясь дать своему праправнуку шанс сделать хоть какое-то толковое дело, специально провел реформу календаря, потому что никакого толкового объяснения у нее не было. Люди по сей день так и не привыкли, то и дело сбивались с одной системы на другую. Мартен и сам, если быть предельно честным, сбивался. Ему страшно не нравилось высчитывать дни двадцаток, к тому же, недели прыгали туда-сюда, не отследишь, что когда будет, а у двадцаток даже толковых названий не было, в отличие от старорежимных месяцев.
