в сердце задумчивой девушки. Туда, где плещется боль от смерти Фердинанда.
Трое братьев отвлеклись от него, и Властительный Иорданий выкрикивает самое страшное заклинание, которое нашел в библиотечных подвалах святой инквизиции. Заклинание, способное убить высшее существо, было написано на стреле лучника, который милостиво пронзил сердце Великого Мученика и оборвал его мучения. Заклинание бережно сохранялось от глаз непосвященных и вот пришла пора его применить.
— Сатор! Аперо! Тенет! Опера! Ротас!!! — гремит под золоченым потолком и в грудь девушки бьет синий луч.
Людмила выгибается и ее охватывает синее пламя. Оно полностью покрывает девушку воздушной накидкой и погружает в синий кокон, который тут же опадает, словно проткнутый иглой шар. В пламени плавятся артефакты и переходят на тело девушки.
Вот кольчуга перестает быть чешуйчатой и превращается в однородную массу, сливаясь с наручами. Вот кинжал скользит по лодыжке и тоже растекается по коже, делая ее серебряной. Щит Мантиры, запрокинутый за спину, тоже опадает и переходит на спину и плечи ведьмы. От обруча в разные стороны разлетаются брызги и черные волосы становятся лунным светом. Сапоги, плеть и пояс расплескиваются одной волной и, спустя минуту, на месте девушки остается серебряная статуя.
Статуя богини…
Статуя Святой ведьмы…
Но что это? Почему грязная ведьма не падает бездыханной? Почему не сгорает в святом огне и не превращается в обугленный труп? Почему синий огонь стекает и гаснет у ее серебряных ног? Почему она всего лишь поднимает бровь?
— Да замолчишь ты или нет? Вот же надоедливый какой… Еще и заклинание благословения где-то успел выучить, — говорит Великий Мученик и делает несколько шагов к застывшему Иорданию.
Он смотрит в воспаленные глаза Властительного. Смотрит с легкой укоризной, как на шкодливого ребенка. Потом качает головой:
— Нет, я не возьму его к себе. Слишком много грехов совершено, слишком тяжелый груз висит на душе — даже я не в силах поднять. Левиафан, твои Темные силы возьмут такого?
— С радостью, — откликается золотой человек. — Они уже забрали одного, дарованного ведьмой, и этому обрадуются. Пусть веки вечные любуются друг другом, пока горят на бессмертном огне.
Властительный Иорданий поскуливает, но не смеет оторвать взгляда от Великого Мученика. А тот снова укоризненно покачивает головой и обращается к Людмиле:
— Видишь, даже инквизитор благословил тебя стать богиней. Не по своей воле, а лишь из-за шутки моего брата…
— Ну да, вписал заклинание Высочайшего благословения в книгу смертельных заклинаний, ну и на стрелу одного верующего лучника… Ну, не только людям порой хочется подурачиться, — пожимает плечами Левиафан.
— Людмила, теперь ты решай — что делать с этим человеком. Он так или иначе стал причиной твоей боли и мучений остальных людей Каурона, и мы думаем, что будет справедливо, если его судьба окажется в твоих руках, — заканчивает Великий Мученик.
Людмила вздыхает. Как ни странно, но новая кожа не мешает, а наоборот, даже помогает движениям. Тело приобретает невесомость и невероятную легкость — взмахни руками и поднимешься над полом.
А Властительный Иорданий… Этот старик… Полчаса назад он был всемогущ, а теперь… Всего лишь ничтожный червь, который питался за счет смертей ему подобных. Сыноубийца. Маньяк-фанатик. Это даже не человек, а тля, и его смерть принесет только облегчение в этот настрадавшийся мир. Раздави его, и все вздохнут свободно.
Так просто. Но в тоже время так сложно…
Людмила набирает воздух в грудь:
— Я… его… прощаю…
Трое мужчин удивленно вскидывают брови, а со стороны зада сжавшегося Властителя исходит сухой треск, будто рвется влажный шелк. Мужчины морщатся, когда до них доносится не только звук, но и запах.
— Твое право, Людмила, но я бы этого засранца забрал себе, — хмыкает Левиафан.
— Может и заберешь, только когда придет его время. Сейчас же я его прощаю и отпускаю на все четыре стороны. И еще… — Людмила замолкает на долгую паузу.
Этой паузы хватает Иорданию, чтобы выползти из комнаты и припустить по коридору. Для своих лет он очень быстро передвигается, хотя и изображал немощного старика. Он даже не взглянул на лежащего Фердинанда, как будто проползал мимо лежащего бревна, а не собственноручно убитого сына.
Трое мужчин выжидающе смотрят на Людмилу. Великий Мученик, Левиафан и молчаливый Кракен. В их глазах видны отблески тех миллионов миров, которые успела увидеть Людмила. И где-то в краешке глаза видна та маленькая возможность, которой она сейчас хочет воспользоваться.
— И еще я отказываюсь быть богиней, — говорит Людмила.
На этот раз брови мужчин взлетели так резко, как будто собрались покинуть чуть покатые лбы. Они переглядываются с тем видом, какой бывает у людей при виде невероятной глупости происходящего.
— То ессссть как отказываешшшшьсссся? Это не дешшшшевый подарок, который можно передарить, это величайшшшшая возможноссссть и ее удосссстаиваютсссся единицы из ссссотен миллиардов живущих, — от удивления у Левиафана прорываются свистяще-шипящие нотки.
— Одумайся, маленькая ведьма. Ты можешь свершить много хорошего, — говорит Кракен.
Великий Мученик же молчит, он терпеливо ждет разъяснений от Людмилы. Она не решается мучить его ожиданиями. Девушка проводит рукой по щеке Фердинанда.
— Я видела, что могу поменять свою бессмертную жизнь на воскрешение других людей, — тихо произносит девушка. — Я прошу вас принять мое подношение в обмен на жизни тех, кто умер при нашем прохождении по конгрегации. Пусть люди восстанут, но не просто так, а со знанием истинной сущности инквизиции… и пусть оживет мой любимый.
Троица снова переглядывается.
— Ты сможешь помогать мне спасать утопающих. Сможешь отворачивать корабли от скал, сможешь усмирять штормы, — первым говорит Кракен.
— Это выбор людей — идти им в море, или оставаться на суше, — отвечает Людмила.
— Ты сможешь выводить людей из подземелий и спасать их от обрушений шахт. Сможешь показывать им богатые месторождения земных недр, — вторым берет слово Левиафан.
— Люди сами со временем все разведают.
— Ты сможешь поддерживать людей, когда они устремятся в небеса. Предостережешь их от многих ошибок и разочарований… — заканчивает Великий Мученик.
— Люди всегда зарабатывают себе шишки и синяки — это называется опыт. Они сами смогут добиться немыслимых высот. А мне нужен всего только один человек, — Людмила снова проводит рукой по щеке Фердинанда.
Трое мужчин молчат долгую минуту. Такую долгую, что за это время успевает сгореть не один миллион звезд и родиться не один миллиард галактик. Кажется, что они мысленно совещаются друг с другом.
Первым снова кивает Кракен и на теле Людмилы формируются сапоги Круатоса, пояс Ларинджины и кинжал Харунта:
— Пусть будет так, маленькая ведьма.
Потом кивает Левиафан, пока возникают наручи Зифильды, плеть Калиматры и щит Мантиры:
— Пуссссть будет так, маленькая ведьма.
— Ты проживешь долгую и
