class="p1">Взяв веер, прицепленный к моему поясу тонкой цепочкой, я раскрыла его и начала им обмахивать Миранду. Я не планировала, чтобы она от сердечного приступа скончалась, мне совсем другое нужно… Дама подняла свою голову и посмотрела на меня уставшим взглядом, в котором до сих пор читалось презрение.
– Вам уже лучше, мама? – спросила я, перестав махать.
– Не смей меня так называть, – тихо, сквозь зубы, произнесла она. – Я мать только своему сыну! – сказала уже громче и из её ноздрей пошёл пар.
О-о-о-о-о! Ей и правда полегчало, если уже до такого эмоционального накала дошла. Надо только добавить искры.
– Ну почему же? Мы ведь с вами будущие родственницы. Лучше начинать привыкать к тёплым родственным отношением прямо сейчас.
В глазах дамы появилось пламя, хоть она и пыталась его сдерживать, но видимо уже поздно, буря грянула. Думаю, теперь самое время «контрольного выстрела».
Посмотрев на платье Миранды в области груди, я посмела заметить:
– А где же ваша брошь? Ай-яй-яй, неужели потеряли? Надо лучше беречь семейную реликвию. – Наклонившись к её уху, очень тихо добавила: – Нельзя хранить такую дорогую вещь в простой шкатулке.
Пока дама снова пребывала в гневном шоке, ошарашенно на меня уставившись своими пламенными глазами, я, задорно смеясь, пошла в зал. На выходе встретилась с Экманом, который наконец-то нашёл для матушки стакан воды и теперь спешил к ней.
Практически столкнувшись со мной, он немного растерялся, а затем, посмотрев мне за спину, испуганно воскликнул:
– Мама! Нет, не делай этого!
Обойдя его, я пошла дальше и, по взволнованным взглядам подданных поняла, что с мной что-то не так. И музыканты опять неспроста перестали играть. Остановившись, посмотрела в одно из огромных зеркал, что находились на противоположной стене между окнами, и обнаружила себя объятой пламенем. Эта дракониха опять подожгла моё платье! Подбежавший Экман выплеснул на мой дорогой наряд воду из стакана, только это не помогло. Тогда он снял с себя камзол и попытался сбить им с меня пламя. Но всё бессмысленно. Огонь только разрастался.
Сквозь толпу протиснулась Оливия и сразу бросилась ко мне, но её крепко обхватив за талию, задержал кавалер.
– Пусти меня! Пусти! – кричала подруга, вырываясь. – Она же горит! Помогите ей!
– Не сгорит, – спокойно проговорил дракон, державший девушку. – Посмотри внимательно, огонь ей не опасен, а вот ты пострадаешь.
Оливия замерла, в её взгляде читалось недоумение. Потому что пламя и правда не причиняло мне вреда, даже волосы не подпалились. Вред был только платью: многослойная тонкая ткань постепенно чернела, осыпаясь пеплом. Экман тоже отпрянул и во все глаза наблюдал за происходящим. Особенно его удивляло моё спокойствие, впрочем, как и остальных гостей. Практически все окружили меня и, открыв рты, наблюдали за таким диковинным зрелищем.
Первым правильно отреагировал император: пролез через плотную толпу, снял с себя мантию и набросил мне на плечи, а то ещё чуть-чуть и я предстану перед всеми полностью обнаженной. Со стороны послышался топот и гости опять расступились, чтобы пропустить лакеев, которые тут же принялись опрыскивать меня водой из магических артефактов, чтобы затушить остаточные языки пламени, мелькавшие у моих ног из-под мантии.
Присутствующие постепенно начали приходить в себя.
– Что произошло?
– Почему платье загорелось?
– Это она сделала?
– Это же покушение!
Подданные обратили взоры на Мирнаду Рил, которая тихо, по стеночке пыталась ускользнуть, но на пути встали два стражника.
– Арестовать! – приказал монарх, кивнув воинам на мать Экмана.
Дама встрепенулась и, повернувшись к правителю лицом, начала причитать:
– Нет! Ваше Величество! Я не виновата!
– Вы подожгли платье моей самой важной гостьи. Значит, покусились на её жизнь. К тому же, сделали это во время бала, где многолетними правилами запрещено использовать магию, – пояснил император.
– А она! Украла мою брошь! – ещё громче закричала Миранда, показывая на меня пальцем.
Толпа недовольно загудела, осуждая в первую очередь саму же Миранду:
– Как можно?
– Обвинять в таком благородную драконицу…
– Да как она смеет…
Император, подняв руку, велел всем замолчать.
– У вас есть доказательства? – поинтересовался у дамы.
Мать Экмана со злостью посмотрела на меня и, поняв, что ничего по сути у неё против меня нет, от бессилия начала хватать ртом воздух, как рыба на суше. В этот момент к правителю подошёл один из советников и стал что-то говорить на ухо, от чего у монарха на лице появилась ухмылка.
– Хм, любопытная история! – проговорил он во всеуслышание, как только советник отошёл от него. – Мне тут сообщили, что вы однажды уже пытались обвинить в этом леди Лилиану и поступили подлым образом, подкинув в её вещи свою брошь.
Толпа ещё громче начала возмущаться, пока император опять не заставил молчать.
– Это неправда! – почти взвизгнула Миранда.
– Вы сами в этом недавно признались. Есть свидетели, – проговорил монарх.
Ай, браво, Ваше Величество. Я и раньше подозревала, что у вас повсюду шпионы, даже в собственном дворце. Теперь точно в этом убедилась. Иначе откуда вы так быстро узнаёте о происходящем вокруг? Потасовка в саду – яркий тому пример.
– Итого, вы совершили аж три преступления, за что неизбежно будете преданы суду, леди! – подытожил император.
– Нет! – воскликнула Миранда. – Экман, сынок, сделай что-нибудь. Защити свою мать! – взмолилась она, подскочив к своему отпрыску и ухватив его за руку.
– Что я могу сделать, мама? Вы сами во всём виноваты, – ответила он, отцепляя от себя даму. Бросив на меня ненавистный взгляд, женщина, опять приблизилась к сыну и заговорщическим шёпотом проговорила: – Убеди её не свидетельствовать против меня.
– Леди Лилиана является потерпевшей, а свидетельствовать против вас буду я, – вымолвил монарх, услышав её слова.
Миранда на секунду застыла и опять принялась говорить сыну:
– Убеди императора…
– Довольно! – прервал её правитель. Посмотрев на стражников строго приказал: – Увести!
Как только служилые подошли к Миранде, дама принялась лупить их что есть мочи, размахивая руками, била, куда придётся, при этом выкрикивала:
– Нет! Не смейте трогать меня, безродные! – несмотря на побои, стражникам удалось-таки подступиться к ней и, подхватив под руки, увели из зала. Даже издалека до нас какое-то время доносились её вопли: – Это несправедливо! Я не хочу в тюрьму! Я – благородная драконица, не должна сидеть в камере, как человеческое отребье! Не-е-е-е-е-ет!
