— Вверх! — скомандовала Эмбер почти сразу, едва они коснулись пола, и они поспешили встать на ноги. Когда Эмбер увидела меня, она улыбнулась.
— Почему бы нам всем не сделать перерыв? Мы усердно потрудились.
— Как дела? — Спросила я Эмбер, пока ее бойцы начали что-то перекусывать и пить. Линус быстро кивнул мне, прежде чем побежать к питьевому фонтанчику.
— Хорошо. — Она кивнула. — Они действительно хорошо учатся.
— Это только потому, что у нас такой хороший учитель. — Девушка из первого ряда вытерла пот со лба, держа в руке бутылку воды.
— Спасибо. — Эмбер, возможно, улыбнулась слишком широко, и они так посмотрели друг на друга, что мне становилось неловко с каждой секундой. — Гм, прости. Брин, это Делила, то есть, марксина Делила Нилен.
Делила поспешила сократить между нами расстояние, чтобы пожать мне руку, и я заметила, что она немного выше Эмбер.
— Я так много слышала о тебе. Ты — настоящий герой.
— Я даже близко не подошла, чтобы быть героем, но спасибо, — сказала я.
— Жаль, конечно. — Когда она отпустила мою руку, она встала прямо и расправила плечи, и я поняла, что этому ее научила Эмбер. Затем она постучала по бутылке с водой.
— Мне нужно наполнить ее, и сделать это нужно до того, как мы снова начнем.
— Иди, — сказала ей Эмбер, и когда Делила оказалась вне зоны слышимости, Эмбер повернулась ко мне и спросила взволнованным шепотом. — Что ты думаешь?
— Ну, у нее хорошая осанка, — сказала я.
— Что? — Эмбер уставилась на меня. — Это все, что ты можешь сказать?
Я обернулась туда, где Далила наполняла свою бутылку у фонтана в конце спортзала.
— Она, очевидно, труженик, и, кажется, знает свое дело. — Эмбер продолжала смотреть на меня, поэтому я добавила. — И она очень красива.
Эмер почти сияла:
— Она великолепна, правда?
— Да, — признала я нерешительно.
Но мало того, что Далила была марксиной, она еще была одной из тех, кто может менять цвет своей кожи, а это значит, что у нее была чистая родословная.
— Просто будь осторожна, — посоветовала я.
— Я всегда осторожна. — Эмбер была так рада, что я не захотела совсем испортить ей настроение.
К этому времени пришла пора снова начинать тренировку, и Эмбер отрывисто отдала команды. Делила, казалось, с радостью исполняла их, что было хорошим знаком для их зарождающихся отношений. Несмотря на то, что Делила являлась дворянкой, она, судя по всему, уважала опыт и лидерство Эмбер.
Я поняла, что мне нужно что-то решить с собственным запретным романом, и прежде чем полностью вернуться в реальность, мне нужно поговорить с Ридли.
Дрезден стоял на другом конце спортзала у доски объявлений и читал документы, прикрепленные на ней. Так как вчера вечером Тильда вышла замуж, она была сегодня выходная, и ему весь день придется выполнять ее обязанности.
У него был сосредоточено наморщен лоб, когда я подошла к нему. Хотела тревожить его, поэтому стояла рядом с ним, пока он меня не заметил, что, к счастью, не заняло много времени.
— Тильда хорошо выполняет свою работу, но почерк у нее ужасный, — сказал Ридли, говоря то, что я и так знала. — Я буду очень рад, когда она вернется из своего медового месяца через пару дней.
— Они сделали короткий медовый месяц, так что это будет не слишком долго.
Он, наконец, посмотрел на меня, и мне вдруг стало плохо. Я не знала, что ему сказать. Все, что я хотела, это чтобы он обнял меня, но я знала, что он не мог.
— Сейчас, наверное, не лучшее время для этого разговора, — начала я, подавив свой страх. — Я просто хотела сказать, что я, гм, хотела бы поговорить с тобой, я думаю.
— О сказанном прошлой ночью? — спросил он.
Я кивнула:
— Да.
— Сейчас вполне подойдет, — быстро ответил он. — Пойдем.
Спортзал наполненный людьми, конечно же, был не лучшим местом для приватного разговора, и Ридли вышел. Я проследовала за ним в прихожую, где было тихо и пусто. Учащиеся следопыты должны были быть в классе, но они все или тренировались в спортзале или преодолевали полосу препятствий во дворе.
— И? — Ридли сложил руки на груди и выжидательно уставился на меня.
— Ну… — выдохнула я дрожащим голосом. — Ты знаешь, что я чувствую к тебе.
— Что, если я скажу тебе, что не знаю?
Я посмотрела на него, его глаза наполнились тем темным огнем, который заставлял мое сердце бешено колотиться.
— Ридли.
— Я произнес это. Было бы неплохо, если бы и ты это произнесла? — настаивал он.
— Ты волнуешь меня, — призналась я, впервые произнося это вслух, и было что-то ужасное и волнующее в этом. — Ты сильно волнуешь меня.
Один уголок его губ поднялся в кривую улыбку:
— Хорошо.
— Но ты знаешь ситуацию, — сказала я, и улыбка погасла. — Мы потеряем нашу работу, и так как действительно беспокоюсь за тебя, я не готова поступить так, как сделали мои родители. Мой отец пожертвовал многим, но моя мать бросила все. Я знаю, что она любит моего отца, и меня она любит больше, чем кого-либо в Сторваттене, но это не значит, что она хотела такую жизнь, которую ей навязали. И в отличие от своей мамы, я на самом деле волнуюсь за Дольдастам и за свою работу, пусть несовершенную и безумную, как в последнее время.
— Ты не твоя мама, а я не твой папа, — возразил Ридли. — Я бы никогда не попросил тебя бросить жизнь, которую ты выбрала. Я знаю, как много твоя работа значит для тебя, и я не позволил бы тебе пожертвовать ею ради меня, даже если бы ты хотела этого.
— Но это касается и тебя тоже, — доказывала я. — Ты должен преследовать Виктора. Я не могу позволить тебе потерять твоё звание Оверсте, не тогда, когда это так важно для тебя, и ты нужен королевству. Но что это значит для нас? Ни один из нас не может отказаться от того, что стоит между нами.
— Я могу. — Просто сказал он.
— Нет, Ридли, ты не можешь.
— Не прямо сейчас, это правда. Но как только мы схватим Виктора, а я имею в виду очень скоро, я уйду.
Я покачала головой:
— Я не могу просить тебя об этом.
— Тебе и не придется. Я так хочу, — настаивал он. — Я занимался этой работой достаточно долго, и мне кажется, что Тильда справилась бы с ней вдвое лучше меня, и она, возможно, вскоре захочет перейти на канцелярскую работу. А я найду что-нибудь другое.
— Что еще? — спросила я.
— Что-нибудь еще. — Ридли усмехнулся. — В этом и смысл. Меня это не беспокоит. Я могу делать все, что захочу. Но больше всего я хочу быть с тобой.
Внезапно я почувствовала головокружение. Это звучало слишком хорошо, чтобы быть правдой.
— Ты, правда, хочешь сделать это? — спросила я, затаив дыхание.