Моторы тихо заурчали и машины поехали в сторону чахлых кустов. Несколько человек пошли за провожатой осматривать место ночлега.
-- А у вас есть, какие-нибудь редкости, -- подойдя к старику, спросил Женя.
-- Есть немного, -- старик улыбнулся. – Меняю на еду, -- он потер руки ожидая выгодную для него сделку.
-- Неси…
Женька достал из рюкзака недавно подстреленного зайца. Глаза старика радостно заблестели. Он шустро, насколько это было возможно для пожилого человека, пошел в сторону одной из хибар.
Меня же охватил ужас. Я ничего не понимала. В голове были тысячи вопросов, но я не могла и рта раскрыть. Просто наблюдала за происходящим, раздумывая, как призвать к ответу командира.
Через некоторое время старик вернулся, неся что-то в замызганной тряпице.
-- Роза будь аккуратна, эти люди склонны к каннибализму, – шепотом произнес Никита, так что бы только я его услышала.
-- Почему мы не можем им помочь? – прошипела я в ответ. Мне было их искренне жаль, ведь ели они друг дружку не потому, что хотели, а страдали от голода.
-- Не надо их жалеть. Мы сами еле-еле концы с концами сводим, а ты предлагаешь им отдать нашу еду, кров и все остальное. Да они ночью вонзят тебе нож в спину, даже глазом не моргнув. Посмотри, они лишены всяких моральных принципов. Единственное, что нам от них нужно -- это патроны, которые они выменивают для нас. Мы с ними ведем обмен и больше ничего.
Сказать, что я была в шоке ничего не сказать. Я просто замолчала, решив, что сейчас стоя посреди этого жуткого места, в окружении враждебно настроенных жителей не самое лучшее время для обсуждения таких вопросов.
Через несколько минут вернулись парни, сообщив, что жилище, конечно, так себе, но перекантоваться ночку сойдет. Никита кивнул, и мы дружно последовали в дом. Я с ужасом понимала, что он больше похож на шалаш, который строят детишки. Однако все же построен, оказался получше и масштабнее. Сердобольная хозяйка отвела нам целую комнату, запросив за это всего лишь немного еды, пожаловавшись, что дочку совсем нечем кормить.
Я с трудом сдержалась, увидев показавшуюся чумазую детскую мордашку, чтобы не отдать весь свой паек. Хотя что там сдержалась, Ник просто остановил меня, жестко ухватив за плечо.
-- Может кто-нибудь, объяснит мне, почему все наши сородичи, думают, что мы чуть ли не единственные выжившие и почему вы все держите в секрете.
Я смотрела на ребят и ждала ответа, но каждый продолжал заниматься своим делом, будто и не слышал моего вопроса.
Артем, мужчина которого я довольно хорошо знала, так как часто ходила лечить его мать, поднял на меня серо-коричневые глаза, на миг, оторвавшись от своего любимого занятия и многозначительно изрек:
-- Да потому что мы возможно единственные кто не потерял рассудок, ведем нормальный образ жизни. Здесь же суровый и жестокий мир. Не думаю, что кому то охота знать, что здесь идет война. Война за жизнь. Наши территории очень ценны.
Он встал, стряхнув себя стружки, положил на стол деревянную лошадку и продолжил:
-- Посмотри на них, когда они голодают, они едят себе подобных, они насилуют и убивают. Если бы эти животные могли, они бы ограбили нашу деревню и съели бы всех жителей. Мы это единственное, что сдерживает их.
-- Немногие знают и помнят, как было раньше, -- вмешался в наш диалог Олег Павлович -- самый старый из разведчиков. Он годился мне в отцы. -- Нам приходилось убивать своих же соплеменников. Каждый раз отстаивать свое право на жизнь. Нам пришлось это делать, иначе бы мы умерли, -- он говорил так, словно оправдывался. Так будто пытался успокоить свою совесть, усмирить терзавших его демонов. И честно признаться от каждого его слова, мне становилось только хуже. -- Многие из выживших ведут кочевой образ жизни, а некоторым повезло найти хорошее место и осесть. Но есть те, кто сильнее нас, те, кого даже мы опасаемся. Они забирают то, что хотят. Для них не существует законов, правил, морали и принципов. Сейчас, как ты знаешь малышка, есть только один закон - выживает сильнейший. И в этой борьбе все средства хороши. Здесь живут же отбросы, слабаки, те кто пытался бороться и проиграл.
-- Все равно это неправильно, -- я продолжала гнуть свою линию. У них же есть дети?! Они-то ни в чем не виноваты!
-- Да сколько можно! Открой глаза! Мы всех приютим, а сколько пищи у нас? Хватит ли ее на всех? Хотя бы на месяц, а потом что?! Всем придется умереть с голода, или съесть друг друга?! – зло прошипел Артем и сплюнул на земляной пол.
Я беспомощно посмотрела на Ника, Глеба, Жеку, надеясь, что кто-нибудь поддержит меня. Все отвели глаза, кроме Никиты. Но от него я ждала помощи в последнюю очередь, да и его глаза буравили меня, лишь с тем, чтобы потом он мог сказать: «Я же говорил!».
Однако командир все же поднялся и подошел ко мне:
-- Ты слишком наивна.
Олег Павлович покачал головой.
-- Не зря мы женщин никогда не брали в отряд. Слишком уж они мягки, с такими по миру пойдешь! – он укрылся одеялом и отвернулся носом к стенке.
Как бы ни было грустно, но против правды не попрешь. Хотелось, что бы слова Олега Павловича и Артема были неправдой. Но это так… теперь я понимала, почему многие из них становятся странными. Нелегко жить с этими знаниями, и мириться со своей совестью.
Я отошла и взяла в руки деревянную лошадку. Артем ее вырезал для своей дочки. Так красиво… Отец мне тоже вырезал игрушки из дерева. На меня нахлынули воспоминания: теплые, уютные. Они ласкали меня, словно мамины руки и навевали легкую грусть.
С улицы послышались приглушенные женские крики. Я выглянула в единственное крошечное окно, чтобы посмотреть. Недалеко горел костер. Его отблески хорошо освещали улицу. Мужчина, которого я посчитала стариком, прижимал к земле довольно молодую женщину в лохмотьях. Она какое-то время скулила и брыкалась. Однако после нескольких ударов затихла и, лишь отстраненно смотрела в сторону. Насильник быстро задрал юбки и вонзился в податливое тело. Соитие продолжалось не больше минуты, а затем он откатился в сторону, кряхтя от облегчения.
Мужчина что-то бормотал и тихо смеялся, обнажая десна с несколькими гнилыми зубами. Жертва с трудом поднялась, встала на колени и протянула руку, что-то выпрашивая. Старик небрежным движением отрезал лапу от подстреленного