– Я – Абир-Шалим арх Астар арх Мирилам арх Экель, – торжественно начал старик, не поленившись перечислить своих предков вплоть до прадеда. – И мне поручено высочайшим повелением совета говорить с вами, о ясноокая госпожа Сой-рон.
– Честь для меня, – склонила голову Фог. – Я – Фогарта Сой-рон, киморт из Шимры. Но об этом вам уже доложили, похоже.
– Доложили, – не стал отпираться Абир-Шалим. – А вот о целях прибытия к нам, в Дабур, умолчали.
– Меня привело любопытство, – не моргнув глазом, солгала Фог. – Дабур был когда-то возведён кимортами. Стены созданы из песка и чистой морт, и некоторые дома, кажется, тоже. Я бы хотела поближе разглядеть их. Если, конечно, это будет дозволено городским советом.
Старик спрятал улыбку за пиалой с чаем.
– Вот здесь и таится маленькая трудность, о ясноокая госпожа. Будь сие в моей воле, я бы тотчас даровал вам дозволение, да, тотчас же! Однако нас постигло несчастье. О нём я и хочу поговорить с вами – не как с путешественницей, но как с кимортом.
– Мои услуги дороги, – вскользь бросила Фог, памятуя о совете Иаллама.
– Дабур богат. Вы не останетесь разочарованы, о прекраснейшая.
– И времени у меня не так много. Я должна вернуться в цех по истечении двух месяцев, иначе за мной вышлют людей, – добавила Фогарта. Старик любезно улыбнулся – последнее замечание явно ему не понравилось.
– У такого многоопытного киморта, как вы, наша ничтожная просьба не отнимет много времени.
– И на любой заказ должно быть пописано соглашение в трёх экземплярах – для меня, для вас и для цеха кимортов в Шимре, – упрямо гнула свою линию Фог. Иаллам сохранял невозмутимое спокойствие, но губы у него уже начинали иногда подрагивать.
– А если это будет не заказ, а дружеская просьба? С вознаграждением, щедрым вдвойне?
Торг продолжался ещё около получаса. Всё это время Фогарта нудно перебирала правила цеха и коллекционировала приторные улыбки старика. К концу беседы её уже мутило – то ли от этой сладости, то ли от благовоний, то ли от бесчисленных пиал чая. Но наконец детали были обговорены, и Абир-Шалим произнёс заветное слово:
– Эпидемия. В Дабуре эпидемия, и лекари бессильны.
– Много человек уже погибло? – спросила Фог странно высоким голосом. В горле у неё першило.
– За полгода – десятая часть города, – ровно ответил Абир-Шалим. – Числом восемь тысяч. Сперва умирали десятки, потом сотни, а ныне это проклятие забирает две тысячи добрых горожан за одну луну, и так все три последние луны…
Фог расспрашивала ещё и ещё, старик отвечал обстоятельно и уверенно, точно заранее подготовил ответы – или слышал уже большую часть вопросов от кого-то другого. Идеальная память киморта сохраняла малейшие подробности разговора. Картина постепенно складывалась, и чем дальше, тем меньше она нравилась Фогарте.
Выходило, что эпидемия началась полгода назад или даже раньше. Сперва новую болезнь приняли за обычную «сушь» – пустынную лихорадку. Но симптомы на поздних стадиях сильно различались, а вскоре городские лекари поняли, что никакие привычные средства не работают. На помощь призвали мастеров – и тут-то и выяснилось, что люди, имевшие дело с морт, погибли самыми первыми, все до единого.
Когда Фог услышала это, её замутило от инстинктивного ужаса.
– И много было у вас мастеров?
– Вольных – четверо, рабов – с десяток, – посоветовавшись со свитой, произнёс Абир-Шалим.
– А кимортов? – уточнила Фогарта.
– Своих кимортов у нас никогда не рождалось, а чужие заходят редко. За десять лет один был, и тот ушёл задолго до эпидемии.
– А эстр? – с замирающим сердцем задала она тот вопрос, ради которого и приехала в Дабур, но старик только покачал головой:
– Эстр я на своём веку вовсе не видел, а живу здесь уже восемьдесят лет.
Духота из-за благовоний на секунду показалась Фог такой нестерпимой, что взгляд заволокла пелена.
«Значит, Алиша здесь не было. Дуэса лгала… Теперь нет сомнений».
Только сейчас она поняла, что в глубине души всё же надеялась отыскать учителя именно здесь, что бы ни говорили доводы рассудка. Абир-Шалим продолжал объяснять что-то, но слова звучали где-то невозможно далеко, точно на другом краю мира.
– …ясноокая госпожа?
– Прошу прощения, – откликнулась Фог, превозмогая дурноту. Иаллам глядел встревоженно, и оттого казался младше на несколько лет. – Я… я родом с севера, и жаркие ветра пустыни мне непривычны. Прошу, продолжайте. Что вы начали говорить о симптомах?
– На «сушь» похоже, – вполголоса пробурчал под нос рыжий, но послушно перевёл долгую речь Абир-Шалима заново.
Фог с трудом заставила себя вслушаться. В висках билось настырное: «Его здесь нет, нет, нет, нет...»
– …Начинают сохнуть губы и появляется жажда. На десятый день начинается лихорадка, и сколько бы человек не пил, за три дня он иссыхает так, что плоть прилипает к костям, а глаза чернеют. Умирает он на двадцатый день. Не желает ли ясноокая госпожа взглянуть на одного такого? Лекари говорят, что его мучения оборвутся не дольше чем через три часа.
– Взгляну, – героически пообещала Фог, хотя больше всего ей хотелось забиться под крышку своего сундука и провести там в неподвижности
