— Мы не успеем… — шепчет девушка. — Не успеем… не успеем…
Шепот и вновь поднявшийся плач отвлекают, но я продолжаю работу с замком, изредка поглядывая на таймер. Уже минуло тридцать секунд.
— Пожалуйста, мисс, не дергайтесь.
Вторая женщина прижимает к себе первую, начинает успокаивать, что-то торопливо шепча. Неожиданно резкий противный скрип двери заглушает шелестящий голос. Женщины замирают, и я вместе с ними.
— Джон?.. Джон, как слышно? — раздается в наушнике, но вместо ответа я подскакиваю, мчусь по лестнице к двери, толкаю…
Заперто.
— Нас заперли, Док! Здесь кто-то есть, уходите!
— Сдурел?! Мы идем к тебе. Жди… ш-ш-ш…
— Док?
Уильям больше не отзывается, наушник начинает громко шипеть, принося резкую боль. Убираю его в карман, прижимаю ладонь к уху в попытке избавиться от жуткого дискомфорта. Страх усиливается, я чувствую, как руки начинают дрожать. Сжимаю кулаки, спускаюсь обратно и бросаю взгляд на циферблат.
Если таймер показывает реальное время до взрыва бомбы, которая спрятана не пойми где, то у нас осталось меньше двух минут…
Глава 42. Первый снег
Наари
В это мгновение я не знаю, почему мне страшно: потому, что Джон остался внизу и ему грозит опасность, или потому, что мне в спину упирается оружие, выстрела которого, как мне кажется, нельзя избежать. А возможно, все эти страхи смешались в единое целое, и я позволила слезам подняться из глубины, подступить к горлу. Но я сдерживаю их, проглатываю.
— Ты просто жалкий слизняк, — злобно выплевывает Уильям, когда нас выводят на улицу.
Его гневный взгляд прожигает человека, который продолжает держать пистолет в районе моей поясницы. Я узнала его уже давно, еще когда он первый раз спустился в подвал. Николас… Его запах витал в доме Уильяма, он был там до нас с Джоном, но тогда я не сообразила, кому он принадлежит.
Он тоже предал его. Предал забвению клятву служить своей стране. Он и его хозяин — Томас.
— Брось, Уилл, — этот человек наклоняется к уху Уильяма, подталкивает вперед, не уводя от спины пистолет. — Ник вовсе не слизняк, раз отлично выполняет свою работу. Ты ведь не знал, что он тоже служил в разведке?.. Он до сих пор там числится. Только никто не знает, что он подставной агент. Мой агент.
— Крот, — сквозь зубы говорит Док.
Мы останавливаемся недалеко от дома, на крыльце которого остались двое верзил. Оба мертвы: один распластался на деревянном полу, второй прижат спиной к ограждению с ножом в груди.
Темно вокруг и очень холодно… В отличие от мужчин я без куртки — в одних джинсах и водолазке. Чувствуя боль в груди и слабость в ногах, наконец позволяю себе чуть облегченно выдохнуть. Идти дается с трудом, но я шла и продолжу идти, поскольку знаю, стоит остановиться, упасть — и я стану обузой, от которой нужно будет избавиться.
— Теперь вам не скрыться, — продолжает Уильям, и Томас разворачивает его к себе лицом, приставляет оружие под подбородок. Но даже в шаге от неминуемого мужчина не останавливается — в его голубых глазах плескается море решимости, на лице жесткое выражение надменности. — Я отправлю в тюрьму всю твою шайку. Вы заплатите за каждую смерть, за каждое похищение и незаконную поставку. Ни одно преступление не сойдет вам с рук.
— Да неужели? — губы Томаса растягиваются в довольной, победной улыбке. — Уже сошло, как видишь. Один полный энтузиазма капитан скоро умрет… Следом умрет и полный энтузиазма детектив. И хоть я лишился своего ученого и некоторых подопытных крыс, у меня остался верный помощник, ученые в Берлине и одна очень сильная и необычная крыска… — его взгляд — полный невообразимой жадности и некоего безумия — впивается в мое лицо, но я удерживаю дрожь, жаждущую захлестнуть меня с головой.
— Это не конец, — выдыхает Уильям.
Томас кивает, усмехается, поглядывая на ручные часы.
— Да, не конец… До конца осталось… м-м… Три. Два. Один…
Страшный, мощный взрыв внезапно раздается со стороны дома, сотрясает каждую дощечку. Земля под ногами вздрагивает, фундамент резко проседает, и рыхлая почва норовит утащить всю постройку вниз.
— Нет, — дергаюсь к дому, но Николас притягивает меня, захватывает со спины, приставляя к голове пистолет. — Нет…
Зажимаю рукой рот, с ужасом наблюдая, как здание медленно уходит под землю, как поднимается в воздух ворох пыли. Голос дрожит, но я не перестаю шептать слова неверия, обжигая холодную ладонь дыханием. Дрожь все же одерживает надо мной верх — завладевает всем телом. И тогда я не сдерживаюсь… Слезы собираются в уголках, одно моргание — и они скатываются по щекам.
Я вижу, как Док что-то кричит в гневе, но не слышу слов. Вижу, как он борется, но оружие вынуждает его двигаться вперед. Меня оттаскивают от дома, я безвольно следую за Николасом, ощущая, как возросшая сила переполняет тело, как приливает кровь к лицу, как больно сжимается все внутри.
Еще один шаг, и я останавливаюсь. Мужчине моя вольность не нравится — он дергает меня, но когда начинает чувствовать сопротивление, в его глазах проскальзывает непонимание и… чуть заметный страх. Тогда-то он и вскидывает руку, направляет оружие мне в лицо. В ушах все еще стоит грохот, потому я и не слышу, только вижу, как он шевелит губами.
Глубоко вздыхаю, надеясь, что это поможет унять сердце. Не помогает.
Николас предпринимает еще одну попытку расшевелить меня — тычет пистолетом в грудь. Это оказывается последней каплей терпения. Желание причинить другому боль и увидеть кровь затмевает разум — перехватываю руку мужчины, выворачиваю с такой силой, что он тотчас роняет оружие. Его крик разрывает заложившую уши густоту, и теперь я слышу, как обваливается дом. Слышу выстрел.
Осознание приходит с опозданием. Стреляли в меня. Почему же не больно?..
Бью Николаса в живот, отталкиваю от себя и поднимаю с земли пистолет.
— Дернешься, и я прострелю ему голову! — громко выдает Томас, когда я встречаюсь с ним взглядом. Он прижимает Уильяма к себе спиной, с видом уверенного в своих силах теленка упирает дуло в висок. — Не смей подходить! — вскрикивает он, стоит мне сделать шаг. — Положи оружие! Сейчас же!
— Это? — перевожу взгляд на пистолет в своей руке. Уголки губ приподнимаются. — Это не оружие. Оно шумное, приносит много боли. Его можно сравнить с луком, но лук мы используем на охоте. А ты не охотник, Томас, — поднимаю на него глаза, со всей силы сжимаю в руках пистолет. Сжимаю до тех пор, пока он не начинает ломаться. — Ты трус. И будь ты в моем мире, стал бы трусом для всех.
Глаза его расширяются, уверенность сменяется удивлением и растерянностью. Бросаю пистолет, делаю еще один шаг, и мужчина стреляет. Пуля попадает в плечо, но не проскальзывает внутрь. Тело регенерирует моментально, кожа восстанавливается, и снаряд падает на землю, оставляя небольшую дырочку в водолазке.
— Ты… ты… — руки Томаса трясутся, он отступает, утягивая за собой Уильяма.
Еще один выстрел. Я замираю, но не потому, что стреляли в меня. А оттого, что стреляли в него…
Томас, пошатываясь из стороны в сторону, опускает руки, и Уилл не теряется — выбивает пистолет, придавливает мужчину к земле.
Глаза находят его сразу же. Джон — весь в пыли и ссадинах, — хромая, следует в нашу сторону; за ним осторожно ступают две девушки.
Ярость как рукой снимает. На смену ей приходит вихрь противоречивых эмоций, которым я не в силах противиться. Радость и грусть, страх, неверие, изумление и восхищение… Но каждое из них заставляет меня подорваться с места.
Джон застывает, пистолет выскальзывает из его пальцев, а руки раскидываются в стороны, зазывая в объятия. Уступая желанию, бросаюсь в них не задумываясь, как бросалась в морские волны — плотные, слегка вязкие, что в них нестерпимо хочется окунуться. Обхватываю шею мужчины и, когда чуть подрагивающие, но сильные руки крепко сжимают меня, шумно выдыхаю.
